– Вы знаете кого-то из этих женщин? – осведомилась Грейс.
– Видела некоторых, когда служила в УСО.
– Вы тоже служили в УСО?
– Да. Секретарем. Тоже хотела пойти в агенты, но Элеонора сказала, что я не гожусь. – Энни печально улыбнулась. – Она была права. Девушек-агентов я в основном знала по именам. – Она показала на снимки. – Эти – девочки Элеоноры.
– Что значит «девочки Элеоноры»? – спросила Грейс, осторожно возвращаясь к щекотливой теме.
Энни достала из сумки пачку сигарет.
– Элеонора возглавляла в УСО женский сектор спецопераций. Они посылали женщин в Европу. Связными и радистками. – Энни закурила и затянулась сигаретой. Затем свободной рукой взяла одну из фотографий. – Эту звали Джози. Ей было всего семнадцать, когда ее начали готовить.
Грейс представила себя в семнадцать лет. Ее тогда интересовали только школьные балы и летний отдых на пляже. Она даже на Манхэттене заблудилась бы. А эти девушки в одиночку боролись против нацистов во Франции. Грейс преклонялась перед ними и в то же время остро сознавала собственную несостоятельность.
– Сколько всего было женщин-агентов?
– Несколько десятков, – ответила Энни. – Максимум пятьдесят.
– Тогда почему фотографий всего двенадцать? – допытывалась Грейс.
– Эти не вернулись.
– Как они погибли?
– Их постигла мучительная смерть. Казни. Инъекции. – К этим женщинам должны были отнестись как к военнопленным. А их попросту уничтожили. В соответствии с директивой «Nacht und Nebel», немцы постарались сделать так, чтобы эти девушки бесследно исчезли.
– Как вы узнали?
– Слухи просачивались в штаб-квартиру, – ответила Энни. Она резко выдохнула, выпустив к потолку клуб сигаретного дыма. – Как правило, не по официальным каналам. Свидетельства других агентов, которые видели кого-то из девушек в концлагере, другие что-то слышали о них. А к концу войны уже ни для кого не было секретом, что они погибли.
Часы в вестибюле отеля пробили восемь. Наверняка у Энни скоро кончится перерыв, рассудила Грейс.
– Расскажите про Элеонору, – робко попросила она. – Что она была за человек?
– Она отличалась от остальных. Во-первых, она была старше. Во-вторых, иностранка. Из России или, может, из Польши, откуда-то с востока. – А по фамилии – Тригг – и не скажешь, отметила про себя Грейс. Специально поменяла? – В УСО она начинала обычным секретарем, – добавила Энни.
– И дослужилась до руководителя отдела, – вставила Грейс. – Должно быть, хорошо работала.
– Лучше всех. Элеонора была ходячая энциклопедия. Она на память знала досье каждого агента, до мельчайших подробностей. Людей читала как открытую книгу, с ходу могла сказать, кто создан для Балагана, а кто нет. Элеонора была не такая, как все. Себе на уме. В ее присутствии у вас всегда создавалось впечатление, что она что-то скрывает. Наверно, она просто выполняла свою работу.
– Вам она нравилась? – спросила Грейс.
Энни энергично тряхнула головой.
– Элеонору никто не любил. Но все уважали. Лучшего куратора для агентов на задании было не найти. Правда, выпить с ней вместе вам вряд ли захотелось бы, если вы понимаете, о чем я. Она была белой вороной: чопорная, суровая, не располагающая к общению. Интересно, чем она сейчас занимается?
Грейс прочистила горло.
– С прискорбием должна вам сообщить, что она умерла. – Она решила избавить Энни от жестоких подробностей. – Несколько дней назад, в Нью-Йорке.
– В Нью-Йорке? – повторила Энни. Казалось, она была больше удивлена, чем расстроена. – Что она делала в Штатах?
– Я надеялась, что вы сможете пролить на это свет, – отвечала Грейс. – В консульстве мне сказали, что они пытаются отыскать родных Элеоноры, кого-то, кто забрал бы ее тело.
Энни затушила сигарету в пепельнице, стоявшей на краю одной из полок. На конце окурка ее помада оставила отпечаток в форме идеально ровного круга.
– Никого они не найдут. В смысле, родных. Элеонора жила одна, – во всяком случае, после смерти матери. У нее никого не было.
– А как же личная жизнь?
– Никакой. Она ни с кем не общалась и не откровенничала. Мужчины ее не интересовали, нет, не в том смысле. Впрочем, женщины тоже. Только работа. Она была как остров в океане. Очень скрытная. Создавалось впечатление… что в ней заложено нечто большее, чем то, что бросается в глаза.
– Расскажите про спецоперации.
– Проблемы возникли с самого начала, – сообщила Энни. – Нельзя рассчитывать на то, что неопытные молоденькие девочки справятся с возложенной на них задачей на оккупированной территории после того, как их несколько недель гоняли по шотландским горам и научили стрелять. Хладнокровие и инстинкт выживания вырабатываются годами. Этому нельзя научить. Вторая проблема – масштаб операций, – продолжала Энни. – Всем известно, что секретные операции с участием трех человек имеют меньше шансов на успех, чем те, в которых участвуют двое. А возьмем, к примеру, группировку Веспера. Она была огромная, действовала в Париже и за его пределами. Возглавлял ее Веспер – Кардинал (кажется, это его псевдоним). В его подчинении находись десятки, может, сотни агентов. А чем шире агентурная сеть, тем более вероятен риск предательства и утечек.
– Простите, – перебила ее Грейс. – Про какое предательство вы говорите?
– Про предательство в отношении этих девушек, разумеется. – Пол под ногами Грейс, казалось, зашатался. – Вы же не думаете, что они все разом по собственной неосторожности выдали себя? Нет, – твердо изрекла Энни, отвечая на свой вопрос. – Их кто-то сдал. – Грейс, хотя и была удивлена, сумела скрыть свою реакцию, чтобы не прерывать Энни. – СД, Sicherheitsdienst, немецкая разведка, арестовала их всех в считаные недели перед открытием второго фронта. И не только в Париже, а по всей Франции. Их кто-то сдал. Во всяком случае, так считала Элеонора.
– Элеонора? Откуда вы знаете?
– После войны мы виделись один раз. Она приходила к Сэлли, попросила разрешения переговорить с ней с глазу на глаз. Я не должна была присутствовать при разговоре, но я осталась в комнате и все слышала. Я не могла оставить без присмотра сестру. Сэлли вернулась с войны в состоянии нервного истощения; не хватало еще, чтобы Элеонора снова разбередила ей душу. У той к Сэлли были десятки вопросов про девушек, пропавших без вести во время войны. Как и у вас. – Грейс охватило чувство вины: Энни, наверно, нелегко было рассказывать о войне и о том, чем занималась Сэлли. – А неделю спустя сестра погибла в автокатастрофе.
– Значит, Элеонора пыталась выяснить, что произошло с девушками? – спросила Грейс.
– Не «что произошло», а по какой причине. Она только об этом и говорила. Объяснила, что это как-то связано с рациями: кто-то отправлял радиограммы, выдавая себя за одну из наших радисток. Она интересовалась, не известно ли Сэлли что-нибудь об этом. Сэлли, конечно, ничего не знала. Элеонора поставила перед собой цель выяснить, что случилось с девушками – и кто их предал.
У Грейс перехватило дыхание. Неужели именно это привело Элеонору в Нью-Йорк?
– Мне пора возвращаться к работе, – сказала Энни, вставая.
– Спасибо, – поблагодарила Грейс. – Вам, я знаю, это далось нелегко.
– Нелегко. Но если вам удастся узнать что-то еще, значит, я страдала не напрасно. Потом сообщите мне, что выяснили, ладно? – попросила Энни.
– Обещаю, – кивнула Грейс.
– Спасибо. Те девочки для Сэлли были как сестры.
Это она должна благодарить Энни, а не наоборот, подумала Грейс, но выразить свою признательность не успела. Энни крепко пожала ей руку и вернулась за стойку бара.
Глава 16Элеонора
Лондон, 1944 г.
Элеонора стояла в дверях кабинета Директора, сжимая в руке лист бумаги.
– Сэр, здесь что-то не так.
Десять минут назад поступила радиограмма.
– Мари на связи, – доложила радиотелеграфистка Джейн, начиная расшифровывать сообщение. Элеонора кинулась к ней через комнату.
Дело было не в том, что донесение Мари пришло с запозданием, как это было с ее самой первой радиограммой. Она регулярно выходила в эфир, порой даже чаще, чем следовало. И некоторые из ее шифровок не вызывали подозрения. Но то первое сообщение, насторожившее Элеонору, по-прежнему не давало ей покоя. Элеонора пыталась списать это на неопытность Мари: та наверняка нервничала, оттого и радировала не очень гладко. Но в дальнейшем проблем не может быть, не должно быть.
Однако сейчас, просматривая донесение, она чувствовала, как ее сердце сжимает тревога. Сообщение якобы прислала Ангел. Но его содержание было более чем странным: «Ждем оружие для маки. Просим указать место следующей доставки». Обученный радист никогда не запросил бы подобную информацию открытым текстом.
Обескураживало не только содержание. В верхней части радиограммы отсутствовал штамп «Проверено и подтверждено», означавший, что в шифровке имеются личные проверочные коды Мари – обманный и подлинный.
– Проклятье! – выругалась Элеонора, скомкав донесение. Джейн опешила: до такой степени Элеонора никогда не теряла самообладание. Речь шла не только о Мари, за которую та, конечно же, переживала. Раскрытая радиоточка могла предвещать куда более серьезную утечку информации, более серьезный провал.
Элеонора хотела выбросить радиограмму, но потом, передумав, разгладила листок и направилась к Директору.
Войдя к нему в кабинет и увидев его сгорбленную фигуру, она поняла, что ее вторжение нежелательно. Но он, Элеонора знала, не выставит ее за дверь. Директор устало поднял голову от документов и положил на стол курительную трубку.
– Тригг?
– Сэр, я по поводу одной из девушек. – Естественно. Для Элеоноры на первом месте всегда были ее девушки. – Точнее, по поводу ее радиограмм. – Обычно Элеонора старалась не докучать Директору без крайней необходимости, рискуя навлечь на себя его недовольство. Она стремилась быть самостоятельной, доказывая, что способна руководить подразделением, которое она создала. Но сейчас она была слишком обеспокоена, чтобы думать о таких мелочах. – Вот, взгляните. – Она положила перед ним на стол листок с донесением.