— Ты очень–то не воспаряй, — охладил Корнилов Семена. — Думаешь, этот Плотский помнит всех, кому свой телефон давал?
— Должен помнить. Во–первых, не всякому дают домашний телефон. Во–вторых, дал он его кому–то только что — человек же не курит пачку сигарет в неделю. А в–третьих, не каждый может достать «Малборо». Вы, например, хоть и начальник, а целый день смолите «Столичные».
— Да мне и даром это «Малборо» не надо, — запротестовал Корнилов. — Привык к одним сигаретам и ни на какие другие не променяю.
— А недавно я у вас «Данхилл» видел. С удовольствием курили.
— Ладно, Семен, — недовольно сказал полковник. — Иди–ка звони Плотскому. Главное — выдержка. Да попробуй словесный портрет своей Марины составить. Проверим твою наблюдательность.
— Слушаюсь. — Бугаев поднялся. Около двери он остановился, обернувшись к шефу, сказал задумчиво: — Не нравится мне эта дамочка. Почему–то…
Придя к себе в кабинет, Бугаев4 прежде всего позвонил в больницу. Узнал о состоянии Гоги. Там все было по–прежнему, ни о каком разговоре с ним не могло быть и речи. Потом он набрал номер Павла Лаврентьевича.
— Вас слушают, — откликнулся приятный женский голосок.
— Здравствуйте. Можно товарища Плотского? — попросил Семен.
— Здравствуйте. А кто его спрашивает?
— Майор Бугаев из Главного управления внутренних дел, — сказал Семен, посчитав, что в настоящем случае чем официальнее, тем лучше. Да и пугать домочадцев милицией и уголовным розыском не следовало.
— А что вы хотели, товарищ Бугаев? — спросила женщина все так же ласково.
— Я хотел бы встретиться с Павлом Лаврентьевичем.
— А по какому поводу?
Похоже, что этот вежливый разговор мог затянуться до бесконечности.
— Я разговариваю с его супругой? — в голосе Бугаева появились металлические нотки.
— Да, я его жена. И хотела бы знать, зачем вам нужен Павел Лаврентьевич. — Оказывается, и женскому голосу на другом конце провода были не чужды металлические интонации.
— Товарищ Плотский сам к телефону никогда не подходит? — сдерзил Семен.
— Павел Лаврентьевич очень занятой человек… — сердито начала жена, но Бугаев перебил ее:
— Тогда мне придется вызвать его повесткой. И он потеряет еще больше времени.
— Если вы настаиваете… — брешь в обороне была пробита.
— Настзищ?.
Минуты три он дожидался, пока трубку возьмет сам директор.
Наконец тот откликнулся приятным басом:
— И что за майор Бугаев мной интересуется?
Семен поздоровался и, не пускаясь в объяснения, попросил о встрече на завтра.
— В любое время, майор. В любое время, — похоже, что на заводе со временем у директора было не так напряженно, как дома.
— Тогда в девять?
Директор был на все согласен.
7
Ровно в девять Бугаев вошел в приемную. Здесь уже сидели несколько человек. Семен не успел поздороваться, как секретарь спросила:
— Вы из Главного управления? Прошу вас… — и, не дожидаясь ответа, растворила перед ним массивную, потемневшую от времени дверь. За ней находился небольшой зальчик. Красная ковровая дорожка вела еще к одной двери, поменьше.
— Павел Лаврентьевич! — сказала секретарша, распахивая дверь. — К вам из Главного управления.
Из–за большого стола, на котором лежала только одна пухлая папка, поднялся высокий светловолосый человек.
— Товарищ Бугаев! Милости прошу. — Он широким жестом показал на кресло. И улыбнулся секретарше, стоящей в дверях: — Олечка, нам кофе…
— Павел Лаврентьевич, — запротестовал Бугаев. — Я к вам на пять минут.
— Молодой человек, — у директора был приятный басок. — Никогда не знаешь заранее, во что выльются пять минут. А кофе располагает к доверительной беседе.
Бугаев уселся в удобное кресло и окинул кабинет быстрым взглядом. Кабинет был совсем крошечным, в несколько раз меньше приемной. Взгляд Семена не ускользнул от внимания директора.
— Удивляетесь моим апартаментам? — добродушно усмехнулся он. — Это целая история… Во время войны здесь сидел… — Плотский похлопал ладонью по столу, — наш нынешний начальник главка Мелех. Время–то было какое! Героическое! Тяжелое. Он спал тут же за стенкой, в комнате отдыха. — Директор кивнул на маленькую дверь в углу кабинета. — И, приезжая теперь в Ленинград, товарищ Мелех никогда не минует нашего завода. Придет ко мне, сядет в это кресло, задумается…
Секретарша принесла поднос, накрытый белоснежной салфеткой, ловко расстелила ее на маленьком столике, поставила чашки, вазочку с печеньем.
Павел Лаврентьевич не спеша разлил кофе. Воспользовавшись паузой, Бугаев сказал:
— Павел Лаврентьевич, вы не удивляйтесь. То, что я скажу сейчас, может показаться вам смешным и незначительным… — он вытащил из кармана мятую коробку от «Малборо». Но директор его словно не слышал.
— Когда товарищ Мелех сидел в этом кресле, — сказал он, — я токарил в седьмом цехе. По три смены иногда не уходили домой… Нам есть что вспомнить! Вы что же не пьете? Олечка большая мастерица варить кофе…
Глаза у директора были голубые–голубые, мелкие морщинки, сходившиеся у глаз, создавали впечатление, что Павел Лаврентьевич все время улыбается, но взгляд оставался равнодушным.
— Что же за дело у вас? — спросил он наконец.
— Павел Лаврентьевич, тут в одном месте мы нашли коробку от сигарет, на которой записан ваш телефон. — Семен взял коробку и показал запись директору.
— Сейчас, — Павел Лаврентьевич поднял ладонь, словно отстранился от коробки. — Сейчас мы об этом поговорим… У меня к вам, дорогой товарищ Бугаев, встречный вопрос. Сын мой — автомобилист. Ну, сами знаете, молодежь любит скорость, любит проехаться с ветерком. Я когда токарил на этом заводе… — он внимательно посмотрел на Бугаева. — Я вам рассказывал, что работал токарем здесь? В седьмом цехе? Ах да, рассказывал. И понимаете, какое дело — за скорость у сына отобрали права.
— Наверное, уже не в первый раз нарушил правила? — улыбнулся Бугаев.
— Наверное. Не могли бы вы помочь?
— Павел Лаврентьевич, да ведь я не из ГАИ — по другому департаменту. Из уголовного розыска…
— Ну вот! — обрадовался Плотский. — Из уголовного розыска! Да вы самый главный! Что вам стоит словечко замолвить? Мальчишка же, — он улыбнулся так ласково, так обезоруживающе, что Семен не смог удержаться от ответной улыбки.
— Помогите, — почувствовав, что Бугаев готов сдаться, Павел Лаврентьевич прикоснулся ладонью к его руке. — Ну что вам стоит?
— Я поинтересуюсь в ГАИ, что и как, — сказал Бугаев. — Но если уж виноват… — он развел руками.
— Вот и прекрасно! — обрадовался Плотский. Похоже, для него был важен не результат, а сам факт согласия Бугаева поинтересоваться обстоятельствами дела. У Павла Лаврентьевича на все были свои понятия. — Вы только поинтересуйтесь, — продолжал директор, — а они уж сами поймут, как поступить. Вы, кстати, не автомобилист?
— Есть такой грех, — сказал Семен.
— Когда понадобится ремонт — милости прошу. У нас на заводе имеется мастер — конфетку сделает!
— Спасибо, Павел Лаврентьевич. Я сам ремонтирую, — соврал Бугаев, умевший только поменять свечи да зачистить клеммы у аккумулятора.
— Э–э, нет! С нашим мастером никто не сравнится. Ас! Телефон у вас мой домашний есть, запишите рабочий…
Бугаев записывал телефон, а сам думал о том, что если директор каждому встоечному дает свои координаты, то он может и не вспомнить, кто записывал телефон на сигаретной коробке.
— Ас этот, конечно, и подхалтуривает, — продолжал директор, — куда денешься? Приходится смотреть сквозь пальцы. — Он поднес растопыренную ладонь к глазам. — Вам ведь тоже приходится на какие–то мелочи закрывать глаза…
— Нет, — покачал головой Бугаев. — В нашем деле глаза прикроешь — без головы останешься…
Плотский метнул на майора оценивающий взгляд, сердито пожевал губами и, словно потеряв к собеседнику всякий интерес, взглянул в окно.
— Павел Лаврентьевич, — Бугаев пододвинул директору коробку от сигарет, — вы в последние дни свой домашний телефон кому–нибудь давали? Человеку, который курит «Малборо»?
Директор взял коробку, повертел ее в руке, надел очки, внимательно посмотрел на запись:
— Мой телефон, правильно. — И, небрежно бросив коробку на стол, сказал: — Да я и писал…
Бугаев был готов ко всему, только не к этому.
— А вы разве курите? — спросил он невпопад.
— Год уже не курю. — Он вдруг посмотрел на Семена, словно увидел его впервые: — А в чем, собственно, дело? Какая–то коробка, мой телефон…
Бугаев подумал, что директор сейчас скажет: «У меня в приемной народ ждет–не дождется, дело стоит, а вы с какой–то ерундой?»
Но Павел Лаврентьевич только добавил:
— Какой–то детектив, а? — И улыбнулся.
— Детектив, — согласился Бугаев. — Я эту коробку в зоне отдыха нашел, на волейбольной поляне…
— Ну вот! — обрадовался собеседник. — Так бы сразу и сказали. Я теперь вспомнил. В воскресенье ездил туда по мячику постукать, разговорился с интересным мужиком, обменялись телефонами. Коробка–то его, он «Мал–боро» курил… — директор вдруг нахмурился: — Он что же, выбросил мой телефон? Вот так номер!
«Пан директор еще и в волейбол по воскресеньям играет», — Семен смотрел на директора, с трудом скрывая изумление: Плотскому было, наверное, за шестьдесят…
— Мне крупно повезло, Павел Лаврентьевич, — сказал Бугаев и улыбнулся, чтобы расположить к себе собеседника. — Я ведь как раз ищу людей, игравших в воскресенье на поляне в волейбол. Там совершено преступление…
— Преступление? — насторожился Плотский.
— Да, тяжело ранили одного мужчину.
— Который «Малборо» курил? — спросил директор.
— Нет. — Семен вынул фотографию Гоги, передал Плотскому: — Вот пострадавший.
— Не знаком, — коротко ответил директор.
— И не видели ни разу?
Плотский надел очки, еще раз внимательно посмотрел на фото, отложил в сторону.
— Там столько народу бывает… А потом, когда на площадке играешь, больше на мяч глядишь, чем на лица. — Он неожиданно засмеялся. — И, знаете, товарищ Бугаев, в трусах люди выглядят иначе, чем в костюмах.