Школьники начали.
Ник представил именно свой дом, в который он так хотел вернуться сегодня утром. Или вчера вечером? Или позавчера днем? Он совсем запутался во времени!
На поляне перед школьниками творилось что-то невообразимое. Выросла стена из бетона и стекла, но ее тут же начало корежить, появились голые металлические конструкции, потом сбоку вырос шпиль, как у собора, потом по фасаду рассыпалось множество маленьких окошек, возникли колонны, но, раздвигая их, стала вырисовываться пирамида, которую тут же скорчило, потому что ее сверху придавил купол…
Скауты покраснели от напряжения, они пучили глаза и гримасничали.
Но постепенно все это заслонялось фасадом двухэтажного дома с островерхой крышей, галереей на втором этаже, простыми окнами, обрамленными геометрическим орнаментом из облицовочного кирпича, деревянным крыльцом с резными перилами…
Правда, из крыши все-таки торчал неугомонный шпиль, кренясь набок, галерея была испорчена заслонившей половину второго этажа бетонной плитой, а крыльцо было загорожено стеклянным боком пирамиды (похожей на ту, что стоит во дворе парижского Лувра), но все же дом просматривался достаточно четко. Он продолжал меняться – в частности, Ник начал уже убирать шпиль (ему почему-то представлялось, как он стирает это виртуальной резинкой в компьютерной рисовальной программе), но тут зеленый и синий в один голос закричали:
– Стоп!
И дом замер.
– Чей это? – спросил Ольмек.
– Мой, – сказал Ник.
– Врет! – уверенно заявил Спорщик Сэм.
– Нехорошо так говорить, – тут же вмешался Командир Томас. – Надо говорить – лжет. Или – преувеличивает.
– Он лжет и преувеличивает! – согласился Спорщик Сэм. – Но, по-моему, при этом еще и врет!
– Я не вру! – обиделся Ник. – Если хотите, я… Я могу Кремль построить!
И начал – и уже появилась стена с зубцами, но тут Ольмек приказал:
– Стоп!
И одним движением руки стер построенное.
– Хватит, – сказал он. – А теперь можете поиграть!
Скауты вскочили с криком «Ура!».
Перед ними и перед Ником появились компьютеры.
Все сели за них, быстро нашли страницы с играми, выбрали, стали нажимать на кнопки – игры не запускались.
– Условие! – сказал Ольмек. – Играть можно будет только в ту игру, в которую захочет играть большинство. Пытайтесь – но молча!
Ник тут же представил свою любимую игру – гонки «Бешеная скорость-5». Он в этих гонках давно уже на уровне профессионала, случалось играть втроем, впятером и даже всем классом – и всегда Ник выходил победителем. Ну, по крайней мере вторым.
И вдруг на мониторе компьютера возникло главное меню игры «Бешеная скорость-5», знакомое Нику до мельчайшего штришка. Но меню не работало. Ник посмотрел на компьютеры скаутов, представляя, что и там появилась эта же игра.
И она появилась!
Игроки выбрали себе имена и машины и начали первую гонку.
Ник уверенно работал пальцами, набирая скорость, плавно вписываясь в повороты, обгоняя… впрочем, обгонять было некого. Ник не поверил своим глазам. Обычно он уходил со старта в числе первых, а тут сразу же начал отставать. Что ж, и такое случалось, он быстро наверстывал, но на этот раз – не получалось. Он делал все правильно: когда надо притормаживал или разгонялся, выжимая предельную скорость, но машины соперников все удалялись и удалялись, а Ник был на позорном седьмом, то есть последнем месте!
Ему хотелось плакать: похоже, он провалил тестирование.
Вот будет злорадствовать Вик, когда узнает!
24. Тестирование Вика
Мьянти нашел блуждающего Вика, который уже очень устал и был рад появлению человека, выразившего готовность о нем позаботиться. Представившись, как и Ольмек, координатором ЦРУ, Мьянти извинился, что не встретил Вика раньше, покормил его в кафе, возникшем поблизости, а потом отвел в школу синих. По пути он объяснил Вику, что его ждет некое соревнование с собственным братом.
– Ты хочешь его выиграть?
– Мне и хотеть нечего, я выиграю, – уверенно ответил Вик.
Мьянти глянул на него с одобрением, но вслух хвалить не стал, чтобы Вик не расслаблялся.
Большинство учеников в синей школе были маленькие китайские кули, направлявшиеся вместе со взрослыми на работу в Америку около ста лет назад. Совершавший долгое путешествие старый ржавый пароход начал тонуть в шторм, оказавшись в Бермудском треугольнике, и все так дружно пожелали – и вслух, и мысленно – оказаться в родном Китае, что остались живы, но исчезли. То есть пропали. То есть попали в Бермудию. Несколько дней им казалось, что они каким-то чудодейственным образом вернулись в Китай, потому что вокруг все было китайское. Простирались рисовые поля, росли знакомые деревья… Только других людей, кроме них, не было. Вернее, они были, но, по обычаям этих мест, не спешили познакомиться с новоприбывшими – приглядывались, сами затаившись.
Китайцы, не унывая, стали осваивать новую землю. Но столкнулись с трудностями: засеянное поле риса через несколько дней оказывалось в другом месте или вовсе исчезало. Зато рис превосходно прорастал там, где его не сеяли. Постепенно китайцы поняли, что тут все получается само собой – только пожелай. Сначала обрадовались, а потом приуныли: они привыкли трудиться и добывать пищу в поте лица. Кроме желания пропасть, то есть вернуться в Китай, которое было последним, у них сохранилось желание работать, в том числе и у подростков, которые не были детьми кого-то из пассажиров, эти подростки, будучи сиротами, самостоятельно решили отплыть на заработки.
Как уже неоднократно говорилось, желание, с которым попадаешь в Бермудию, не исчезает никогда. Поэтому китайцы все-таки стали работать – и работают до сих пор. Они выращивают рис, который не вырастает, строят дома, которые через неделю могут исчезнуть, мастерят домашнюю утварь и счастливы, если ею можно пользоваться два-три дня подряд. Конечно, кое-кто все-таки соблазнился и стал просто воображать желаемое. Да и остальным пришлось делать то же самое, потому что, повторяю, работа не приносила результатов. Но трудиться от этого не перестали.
А подростки, тоже работая, ходили в школу.
Они были очень способными и многому научились за сто лет – крошка Жун Фен стала математиком, играла на скрипке, умник Жень Чжао, перепробовав множество занятий, стал компьютерным специалистом, мечтатель Янг Ли увлекся поэзией и астрономией, а хозяйственная Ли Чен, которая в момент исчезновения мечтала о том, чтобы, оказавшись дома, испечь пирожков, пекла эти пирожки с утра до ночи, угощая всех, кто хотел и кто не хотел.
Эту группу Мьянти и выделил для первого тестирования, добавив к ним тринадцатилетних Мойру и Патрика из Америки, считавшихся новичками, они были тут всего семь лет. Патрик, умелец, юный изобретатель, сконструировал в гараже воздушный шар, сшив его из мешковины, пропитанной специальным составом. Когда родители были на работе, он решил опробовать шар – вывез его в свернутом виде на лесную поляну, прихватив с собой соседку Мойру. Еще бы не прихватить: Мойра уже два года была в него влюблена. И Патрик был в нее влюблен, они уже три раза целовались и решили, что в пятнадцать лет станут настоящими любовниками, с восемнадцати будут жить вместе, а в двадцать один год поженятся.
Шар был надут, поднялся в воздух, удерживаемый канатом. Снизу была прикреплена корзинка – небольшая, потому что Патрик в этот раз не собирался взлетать.
И тут Мойра сказала:
– Эх, если бы мы могли улететь на необитаемый остров и стать там мужем и женой!
Это была всего лишь глупая девчачья мечта. Ну, допустим, попадаете вы на необитаемый остров. Ну, становитесь мужем и женой. Что дальше? Детей рожать не можете – рановато еще (бывают очень развитые в этом возрасте, но Патрик и Мойра к таким не относились – Мойра совсем худышка, а Патрик с его пухлыми щеками и круглыми очками вообще смахивал на малыша, ведь все толстяки, как вы знаете, немного похожи на детей).
Но Патрик закричал:
– Улетим!
И усадил Мойру в корзинку и залез сам.
Но, конечно, не для того, чтобы улететь, а просто – поцеловаться.
Потому что Патрик еще не продумал систему управления воздушным шаром, а без такой системы пуститься в воздушное путешествие мог только полный дурак, каковым Патрик не был. То есть он был полным, в смысле – толстоватым, но уж никак не дураком.
А в это время налетел ветер, шар задергался, и канат, казавшийся прочным, лопнул.
И шар взлетел.
Именно в тот день случился торнадо, который в считанные часы отнес шар в район Бермудского треугольника.
Что пережили Мойра и Патрик – не описать словами.
Они плакали, кричали, Мойра упрекала Патрика, а он – Мойру.
Вдруг ветер стих.
Они медленно плыли в воздухе над пустым океаном.
И Патрик сказал:
– Ничего. Появится какой-нибудь корабль или самолет, нас увидят и спасут.
– Да, – сказала Мойра. – Я тебя люблю, Патрик.
– А я люблю тебя, Мойра.
Они даже немного успокоились. И даже поцеловались. Правда, коротко. Оказалось, что когда целоваться можно, это не так уж и интересно.
Но когда за множество часов они не увидели ни одного корабля и ни одного самолета, вновь впали в уныние. Вечерело, опять задул ветер, корзину качало и болтало. Их обоих тошнило от этого.
– Черт, как я хочу оказаться на земле! – сказал Патрик. – Чтобы ничего не шаталось. Пусть даже это будет необитаемый остров!
– Я тоже, – сказала Мойра.
И они оказались на необитаемом острове.
То есть в Бермудии, которая казалась им некоторое время необитаемым островом, как они того и пожелали.
Они попали сюда влюбленными, и это было для них первое время большим облегчением, особенно для Мойры. Да, жаль прежней жизни, родителей и друзей, особенно когда узнаёшь, что возвращение невозможно. Но зато многие бермудяне не имели тут близких, кроме тех, с кем познакомились уже здесь, многие тосковали по своим любимым, а тут любимый человек под боком, удобно.