Олеги, наблюдая за бурными изменениями, восторгались:
– Я всегда говорил: финансы – это жизнь! – восклицали они хором.
Мьянти и Ольмек, у которых голова шла кругом, растерянно возразили:
– Но ведь это какое-то неравенство получается. Эксплуатация человека человеком!
– Сказки! – ответили Олеги. – Кто кого эксплуатирует, это еще вопрос! Элита общества чем занята? Придумывает, как сделать жизнь людей лучше, интереснее, насыщеннее, богаче! То есть она служит людям! Поэтому те, кто обслуживает элиту, на самом деле делают это в своих же интересах! Официант, угодивший миллионеру, повышает его настроение, у миллионера отлично работают мозги, он весело зарабатывает еще миллион и в результате дает на чай официанту в два раза больше. Или строит новый ресторан и обеспечивает работой новых официантов! Понимаете?
– Понимаем, – сказали Ольмек и Мьянти, и каждый мысленно решил заглянуть в Интернет и посмотреть там какие-нибудь статьи по общественно-экономическим проблемам. Похоже, они отстали от жизни.
Не все, однако, было гладко.
Во-первых, воображелатели среднего уровня быстро обнаружили, что хоть они и могут, экономя деньги и ваучеры, обеспечивать себя едой и простейшими предметами обихода, но им не под силу воображелать, например, автомобиль, яхту, да и приличный дом тоже – обычно им помогал архитектурный отдел ЕС, моментально отзывавшийся на их пожелания. Теперь – все за деньги.
Но тут-то они и оценили преимущество новой системы. Чтобы достичь девятого, а то и десятого уровня воображелания, позволяющего создать настоящий автомобиль, нужно тренироваться годы и десятилетия, а вот купить его можно за минуту – были бы деньги!
И появились люди, умеющие талантливо эти деньги зарабатывать.
Но откуда-то взялись и те, кто по ночам, несмотря на охрану, проникал в магазины и грабил их. Начались также нападения и на частных разбогатевших лиц. Олеги назвали это вторичной преступностью и призвали Председателей не огорчаться: неизбежные издержки не портят общей благополучной картины.
Но вскоре картина перестала казаться им благополучной: был ограблен их банк.
Олеги сгоряча не расстроились: капитал надежно застрахован, роль страховщиков взяли на себя Олег-Отец и Олег-Грубиян. Но они заявили, что их страховая компания сама еще не обеспечена капиталом: народ, забывший о пользе страхования, не спешит нести деньги.
Олеги вдруг поняли, что они оказались без средств.
Это было неприятно: никто из них не умел воображелать еду. Они обратились к Председателям с просьбой назначить им жалование, ибо они фактически работают на государство, то есть – служащие.
Ольмек и Мьянти выделили столько, сколько позволил бюджет: неплохую зарплату, столько получали чиновники ЦРУ высшего ранга. Но одну, а Олегов было десять. И все хотели есть.
– Извините, – сказали Председатели. – Этак каждый бермудянин поделится на десять или двадцать частей – и всех корми? Не можем ничего поделать!
Обескураженные и обиженные Олеги тут же подали в отставку.
Отставка была принята, и они оказались за воротами ЦРУ, забыв с досады заглянуть в бесплатную столовую, где кормились все это время.
Пришлось зайти в дешевый ресторанчик.
– Оно и к лучшему! – сказал Олег-Отец. – Пора подумать о жене и детях. Давайте выпьем шампанского в честь нового поворота жизни! – Но заглянул в меню и присвистнул:
– Однако! Шампанское – пятьсот бермуталеров? С ума сошли!
– Шампанское дорогое, «Дом Периньон»! – пояснил официант.
– А подешевле? Можно «Спуманте». Или «Советское».
– Не держим-с! Нет человека, который умел бы воображелать эти марки.
– Хотел бы я посмотреть на того, кто умеет воображелать только «Дом Периньон»! – проворчал Олег-Спортсмен. – Ладно, обойдемся без шампанского. Есть хочется. Бифштекс – восемьдесят бермуталеров? Это что, ресторан для королей и русских миллиардеров?
– Обычный ресторан, – холодно ответил официант.
– Скажешь, и цены обычные? – спросил Олег-Гуляка. – Мужики, вы понимаете, что происходит? Наших денег хватит только на манную кашу – и то не всем!
– Инфляция, – сказал официант, собирая меню. – Как я понял, обедать вы не намерены?
– Мы намерены, только у нас сто пятьдесят бермуталеров на всех! – раздраженно сказал Олег-Муж. – А ЕС уже не функционирует?
Официант не стал даже отвечать на этот вопрос. Собрав меню, он выпрямился и объявил, не скрывая презрительного отношения к неимущим посетителям:
– Прошу освободить заведение. И я официант, а не справочное бюро! До свидания!
– Ах ты, наглец! – выкрикнул Олег-Грубиян и кинул в официанта солонкой. Он ожидал, что солонка пролетит сквозь него, но она стукнулась о его грудь.
– Ты что, живой? – растерянно спросил Олег-Грубиян.
Официант, стряхивая с жилета крупинки соли, оскорбленным голосом ответил:
– А вы думали? Вы еще попробуйте найдите такую работу! Да еще и обижает кто попало… Мне полицию позвать?
Но полицию звать не стал, повернулся и пошел, высоко подняв голову, вскидывая ноги как страус.
Олеги переглянулись.
– Эй, любезный! – услышал вдруг официант.
Нехотя повернулся и увидел за столиком одного-единственного Олега.
– Там у тебя был бифштекс за восемьдесят, неси. И салат какой-нибудь. И чай.
– Всё?
– Хотел бы еще, сказал бы!
– Извините-с! – официант поклонился и побежал выполнять заказ.
Олег ждал с ощущением ясности в голове, цельности в теле и готовности к решительным действиям.
Остальные Олеги возились в нем, устраиваясь поудобнее и втихомолку переругиваясь.
Теперь бы только понять, где дети, где Настя? – тревожно подумал Олег.
То есть они все подумали.
58. Настя встречается с Мануэлем
А Настя, дав серию концертов, наконец почувствовала, что желание славы в ней иссякло почти до нуля. Она с новой силой захотела увидеть детей. И Олега.
Позвала Пятницу, тот отсутствовал, занятый государственными делами. За них ему платили, а за нейтрализацию Насти платить отказались: Председатели решили, что она теперь не помеха.
Настя вспомнила, что после того как они пропали, первым к ней явился Мануэль. Значит, думал о ней. Может, и сейчас думает? Надо попробовать подумать о нем, вдруг совпадет?
И совпало.
Мануэль обходил воинские караулы, выставленные у супермаркетов, магазинов, игровых салонов и т. п. в сопровождении Хорхе. И думал о Насте. Он вообще часто вспоминал ее в последнее время. Мануэль все успешнее справлялся со своим желанием убить Лауру, это желание не исчезло и не могло исчезнуть, но становилось все слабее и слабее. Однако при этом и любовь Мануэля почему-то слабела. За двадцать лет ему никто не нравился, он думал только о Лауре – и вдруг появились мысли о другой женщине. Это Мануэля смущало. Мне просто совестно перед нею и перед ее семьей, убеждал он себя. Но тут же уличал себя в том, что всю семью-то он не особенно хочет видеть, а Настю – постоянно.
Поэтому, как только Настя подумала о Мануэле, тут же оказалась возле него.
Увидев его чинно прохаживающимся со свитой, она удивилась:
– А я слышала, вы подняли бунт?
– Да вроде того. Но теперь в этом нет необходимости.
– Значит, служите им?
– Почему служу? Работаю… Сами знаете, сейчас без работы не дадут денег, а без денег не дадут ничего. Очень быстро все поменялось. Это ваш муж придумал.
– То есть?
Настя за время гастролей отстала от текущих событий. Мануэль вкратце объяснил ей, что произошло.
– Ясно. Занялся любимым делом, – сказала Настя, подумав об Олеге и надеясь, что он сейчас в единственном числе – такой, каким она видела его при последней встрече.
И если бы Олег в это время подумал о ней, они оказались бы вместе. Он думал всего лишь минуту назад, но теперь был занят: рассчитывался с официантом и прикидывал, дать ему на чай или не дать, а если дать, то сколько. Так мелкие заботы отвлекают нас от больших событий…
Зато появилась Лаура: Мануэль вспомнил о ней и подумал, что ей тут появляться сейчас некстати. Сработал закон подлости, закон белых слонов – Лаура тут же возникла.
– Эта женщина опять с тобой? – спросила Лаура голосом, не предвещавшим ничего хорошего, грозно упирая руки в бока.
– Она на минутку, – сказал Мануэль.
– Да хоть на секунду! Тут никто ни к кому не может явиться, если другой этого не хочет! Значит, ты хотел ее видеть?
– А если и хотел? Что, нельзя? У меня с Настей дружеские отношения.
– Успокойтесь, пожалуйста, – сказала Настя. – Я замужем.
– Как будто это кому мешало! – выкрикнула Лаура.
Мануэлю стало неловко за нее.
И она исчезла.
Он не ожидал этого. Но, видимо, его желание, чтобы Лаура пропала, было половинчатым. Она и исчезла половинчато: остался ее голос.
– Ах вот как! – закричала Лаура. – Ладно! Ты меня больше никогда не увидишь, Мануэль! У тебя не получится ни обнять меня, ни убить! А эту гремучую змею, эту иностранку, эту тварь я задушу собственными руками! – в истерике вопила Лаура.
Хорхе пошел туда, откуда слышался голос, и превратился в дракона. Но маленького, ростом с человека.
– Посторонитесь, – сказал он, – мне надо разрастись. Я же не варан какой-нибудь.
Все отошли, и Хорхе стал расти, становясь все больше и больше, и наконец достиг размеров доисторического динозавра. Только с крыльями. Он утробно заголосил и переступил с ноги на ногу, отчего загудела и затряслась земля.
– Не надо! – сказал ему Мануэль.
– Ты этого хочешь.
– Не хочу. То есть хочу, но не хочу хотеть.
– Уж эта ваша человеческая логика! – скривился Хорхе, хватая пастью невидимую Лауру и закидывая ее себе на холку. – Хочешь хотеть, не хочешь, результат один – хочешь. Куда ее?
– Да просто… Покатай, чтобы успокоилась.
И Хорхе плавно взмыл в воздух. На высоте около ста метров Лаура проявилась, стала видна. Крошечная фигурка грозила кулаком и что-то неразборчиво кричала.