Хоть Блюм и был страшно зол, но добрее его не было человека во всей Бермудии. Это получилось следующим образом: в очередном учебном походе он так замучил юнг, что тем стало просто невмоготу. И один из них, совсем юный, имени которого Блюм даже и не упомнит, однажды взял да и сиганул в море с самой высокой реи – да еще в том месте, где кишели акулы.
– Будь ты проклят, проклятый Блюм! – крикнул он на лету. – Умираю, но не сдаюсь!
Судя по длине этой фразы, вы можете судить, как высока была та рея.
Мальчик расшибся о воду.
Блюм сделал вид, что ничего особенного не произошло.
– Спартанских мальчиков вообще засекали насмерть! – заявил он. – Зато из них получались лучшие воины во всей Древней Греции!
Юнги молчали. Никто не рискнул спросить, как из мальчиков, которых засекали насмерть, получались лучшие воины.
А книжка о Спарте, которую Блюм купил случайно, потому что вообще-то не читал книг, стала его любимой. Именно оттуда он черпал вдохновение, когда воспитывал юнг. Даже подумывал, не завести ли на корабле лисенка, чтобы кто-то из мальчишек захотел его украсть (потому что странно не захотеть украсть лисенка), спрятал бы его под рубашку и не хотел бы признаваться, что украл, и лисенок выгрыз бы ему весь живот – н у, то есть, все как в книге. Однако лисенка завести было недосуг. На корабле водились крысы – такие, что могли бы сгрызть целого человека живьем, но крыс юнгам красть почему-то не хотелось.
Короче говоря, Блюм отнесся к происшествию как к издержкам воспитания. Слабый погибает, сильный крепнет.
Но мальчик стал сниться ему по ночам.
Потом начал появляться среди парусов, мачт и рей – чаще всего в полнолуние, обращая к Блюму синее лицо с красными глазами и медленно говоря:
– Будь ты проклят, проклятый Блюм! Умираю, но не сдаюсь!
– Я не могу быть проклят, если я уже проклятый, – отшучивался сперва Блюм.
Потом стал палить в призрак из ружья.
Потом принялся лечиться неумеренными дозами виски.
Потом начал говорить юнгам:
– Детишки, вы только оставайтесь живыми, ладно?
И понял, что для него это конец. Он идет против собственной системы воспитания.
Однажды ночью он стоял на палубе в приступе смертельной тоски, глядел на волны и вдруг сказал вслух:
– Будь я проклят, проклятый Блюм. Чтоб я пропал!
И пропал.
Не сразу до него дошло, что случилось, а когда он понял, насколько коварна эта страна, фиксирующая то желание, с которым оказываешься в ней, он ужаснулся. Дело в том, что в момент исчезновения он желал повернуть время вспять и с самого начала обращаться с детьми не так, как раньше, а по-доброму. Но при этом он оставался злым и свирепым. Вот и стал директором школы – единственного места, где можно было реализовать свое желание быть добрым с детьми. Облегчало положение, что при этом можно и даже нужно оставаться если не злым, то строгим. Если директор не строг, это не директор, уж поверьте.
Вот такой человек встретил Ника.
– Здравствуй, жертва! – завопил Кривой Блюм. – Новичок, шток тебе в глотку! Как себя чувствуешь, змееныш? Да не бойся, триста пятьдесят три шампуня на твою голову, я тебя сырым не съем, обязательно изжарю! Ну что, будем учиться?
Ник хотел сказать, что у него таких планов на летние каникулы не было, но тут Ольмек отозвал Кривого Блюма в сторонку и стал что-то ему втолковывать, а Ника обступили школьники. Было их для обычной школы маловато – всего человек тридцать. Но Ник тут же сообразил, что это нормально: дети путешествуют гораздо меньше взрослых. Значит, реже оказываются в Бермудском треугольнике и реже пропадают.
Выглядели и были одеты они обычно, возраст – примерно от семи до пятнадцати лет.
Вперед уверенно прошел (перед ним все расступались) молодой человек лет четырнадцати. То есть мальчик еще, конечно, но что-то в нем такое было, что невольно побуждало мысленно называть его молодым человеком. Он был загорелым, высоким, крепким, со светлыми короткими волосами и приветливыми ясными голубыми глазами.
– Как себя чувствуешь? – спросил он Ника и, не дожидаясь ответа, протянул руку: – Томас Харди, можно просто – Командир.
– Николай, можно просто – Ник. А почему Командир?
– Потому что командир. Это скауты, – показал Томас на группу мальчишек своего возраста. – Мы попали сюда сорок три года назад и неплохо проводим время. Хо? – спросил он своих мальчишек.
– Хо! – ответили они дружным хором.
Томас Харди умолчал о том, как именно они сюда попали.
Они действительно были скауты, то есть юные любители коллективных приключений на природе. Сорок три года назад под руководством трех преподавателей они отправились в поход в лесные дебри. Дебрей, правда, во Флориде было не так уж много, все больше заповедники. Но кое-где еще оставались места, похожие на дикие. В одном из таких мест, на берегу залива, юные путешественники разбили палатки, учились разводить костры и готовить пищу, соревновались в ловкости и смелости. У них было три отряда, и отряд Томаса лидировал. Но предстояло сложное состязание: кто первым достигнет буйков на весельной лодке. (Буйки заранее установили преподаватели.) Опыта ни у кого не было, а Томас знал, что именно опыт решает все. Поэтому он подговорил свою команду потренироваться ночью. Они тайком вышли из палатки, пробрались к берегу, уселись в лодку и взялись за весла. Тут же поняли, какое это непростое дело: одновременно поднять весла, сделать ими полукруг, опустить в воду не глубоко, но и не совсем поверху, одновременно с силой потянуть рукояти весел на себя, вынуть лопасти из воды, опять сделать полукруг… На то, чтобы добиться хоть какой-то согласованности, ушло не меньше часа, при этом лодка практически крутилась на месте: то справа гребли слишком сильно, то слева, то вроде ровно с обоих бортов, но почему-то не туда.
Наконец они достигли буйков и издали радостный клич.
И стали разворачиваться к берегу, уверенные, что завтра обязательно победят.
И только тут заметили, что волны стали больше, чем были. Их резиновая лодка высоко поднималась, а потом круто соскальзывала (казалось – падала) вниз, в животах что-то холодело и обрывалось, весла вместо того, чтобы погружаться в воду, загребали воздух, стучали друг о друга и попадали даже по головам впереди сидящих, но те не успевали обижаться: не до этого.
– Мы не туда плывем! – уверенным голосом воскликнул Томас-Командир, увидев, что буйки опять находятся впереди.
– Мы-то туда, это буйки теперь не там! – кислым голосом прокричал Юл, у которого и кличка была – Кислый.
Все пригляделись и поняли: на очередной волне лодка перемахнула кормой через буйки и отдалилась от берега. То есть они гребут вперед, а движутся назад!
– Веслами работай! По моему счету! И – раз! – скомандовал Томас-Командир.
Все послушно взмахнули веслами, но в это время лодку подняло на самый гребень волны, отчего весла в очередной раз зачерпнули пустоту.
– Надо не тут, а когда будем внизу, на дне воды! – закричал ворчун Дэвид, у которого и кличка была Ворчун. При этом он любил все называть точно, вот и сказал «на дне воды» – чтобы поняли.
– Когда будем на дне, будет уже поздно! – не преминул сострить шутник Вацлав, у которого и кличка была Шутник. Ему было страшно, как и другим, но такую уж он имел натуру – не мог пропустить повода пошутить.
– Сменить командира! – закричал задира Майк, который, ясное дело, имел кличку Задира и который при малейшей трудности все валил на старших.
– Не согласен! – закричал Спорщик Сэм, который не расслышал, что предложил Задира, но считал своим долгом поспорить, потому что с первого раза ни на что не соглашался.
Все это они выкрикнули почти одновременно, за каких-то пару секунд. Тут лодка опустилась на «дно воды», и Томас-Командир, умевший учитывать свои ошибки, закричал:
– Быстро подняли весла! И – раз!
Все послушались, даже Спорщик Сэм. Разом подняли весла, разом опустили их – и тут всем показалось, что им кто-то выламывает и выворачивает руки: весла погрузились в воду по самые рукояти, почти вертикально, а потом их рвануло с невероятной силой – и…
И отважные парни в момент остались без единого весла. Их вырвало вместе с толстыми резиновыми ушками, в которых они были закреплены.
– Спокойно! – закричал Томас.
– А кто волнуется? – спросил Шутник Вацлав, бледный и стучавший зубами от страха и холода. – Перед смертью волноваться незачем!
– Никакой смерти! – приказал Томас-Командир.
– Вот именно! – завопил Спорщик Сэм, и это был первый случай в его жизни, когда он сразу же согласился.
– Будем держаться! – ободрил Командир свою команду.
– Чем? – спросили в один голос Кислый Юл и Ворчун Дэвид.
– Силой мужества! – ехидно предложил Задира Майк.
Командир посмотрел в сторону берега и сказал:
– Вы соображайте: волны ведь накатывают на берег, так? Поэтому и называют – прибой. Значит, нас прибьет.
– А потом они откатывают, – кисло заметил Кислый Юл. – Это называют убой. Значит, нас убьет.
– Нет такого слова – убой! – закричал Спорщик Сэм.
– Еще как есть, – заметил Ворчун Дэвид.
– Хорошо, что с нами нет девчонок! – пытался из последних сил острить Шутник Вацлав. – Они бы сейчас так орали! Так ревели! Так визжали! Ужас!
И тут накатила такая волна, что лодку подняло, как показалось скаутам, к самому небу. А потом она рухнула вниз – к счастью, не перевернувшись. Сверкнула молния, а потом прогремел гром, будто над океаном обвалилась огромная крыша из камней и балок.
И тут мужественные парни не выдержали. Они заорали, заревели, завизжали – ужас! Командир Томас пытался призвать всех к порядку, но кто-то ему мешал – кричал в самое ухо диким голосом. Не сразу Томас сообразил, что кричит он сам.
Лодку швыряло и болтало долго.
Они вцепились в канаты, которыми лодка была обвязана (для перетаскивания по суше), лодку несколько раз переворачивало, но они держались и, надо отдать им должное, никто не утонул. Но духом всё же упали, поэтому не стеснялись продолжать вопить и визжать.