Я сделал над собой усилие и приподнялся на диване. Обвел комнату взглядом.
Здесь было прохладно, и я бы сказал — мрачно. Вдоль стены стояла мебельная стенка со множеством отделений и ящиков. В центре за стеклянными дверцами с золотистыми ручками располагалась ниша с зеркалом вместо задней стенки. На ее полочках застыли безликие фарфоровые безделушки — слоники, курочки, другие неведомые зверушки под гжель, набор хрустальных стаканов и стопок, горка тарелок, заварник, несколько чайных чашек и бутылка армянского коньяка.
По бокам ниши, прислоненные к каким-то предметам, стояли две фотографии. На одной из них — черно-белой, но с коричневатым оттенком я узнал женщину, которая меня нашла в лесу. На фото она была лет на десять моложе. С распущенными волосами, добрый взгляд смотрит в кадр с легкой смешинкой.
На второй же, цветной и какой-то блеклой по сравнению с современными фотографии я увидел группу детей, сидящих то ли в фотостудии, то ли в каком-то импровизированном помещении. Дети были нарядными, в костюмах разных животных, по обе стороны от группы стояли две женщины. Одной из них была моя проводница. Но… мое сердце забилось чаще, я скинул ноги с дивана и начал приподниматься.
Не обращая внимание ни на что вокруг, я медленно приблизился к стенке, стукнулся лбом о стеклянную дверцу и беззвучно чертыхнулся. Стекло на двери несколько бликовало. Я нащупал ручку, приоткрыл его и уставился наминающим взглядом на фото.
Точно такая же фотография до какого-то времени находилась в нашем семейном фотоальбоме. Потом она куда-то затерялась, я забыл про нее и вот теперь…
Несомненно, это была та самая фотография. Из моего детского сада. Женщина эта — она стояла справа — была нашей нянечкой и звали ее… я напряг память… кажется, Антонина Михайловна.
Дрожащей рукой я взял фото за край, попятился и сел на диван.
Судя по всему, фото было сделано несколько месяцев назад. Я стоял в верхнем ряду третьим слева в костюме зайчика. У меня на губе была болячка. И весь я был какой-то… словно случайно попавший в этот кадр.
Света стояла в нижнем ряду справа.
Я перевернул фотографию. Там стояла дата:
«29.12.1980 Детский сад «Аленушка».
Что-то было такое в этой самой обычной детской фотографии с новогоднего утренника, что-то неуловимое, тайное, загадочное, разлитое в воздухе, и я не мог понять — что именно.
Я дернул рукой — хотел было сунуть фотографию в карман штанов, но потом передумал, поднялся и поставил ее на место. И только тогда обратил внимание на записку, оставленную на раздвижном столе, стоящем у выхода в коридор.
«Простите, что не дождалась, пока вы очнетесь и не стала вас будить. Мне срочно нужно было на работу, я работаю воспитателем в детском саду «Аленушка». Когда проснетесь, перекусите, что найдете в холодильнике. Чай, сахар на кухне тоже найдете. Я испекла пирожки с капустой. Ключ от дома на полке в прихожей. Надумаете уходить, закройте и положите ключ в почтовый ящик. Еще раз извините что вас не дождалась, Антонина».
— Да уж… — вырвалось у меня.
То есть… она… эта женщина оставила дома совершенно незнакомого человека и пошла на работу как ни в чем ни бывало. Еще и пирожки испекла.
Я покачал головой. В наше время такое было не просто невозможно, об этом даже думать не приходилось.
— В наше время… — сказал я вполголоса, чувствуя, как глупо и странно звучат эти слова. Что значит — в наше время? А я в каком? Если осознание, что я могу переместиться в какой-то параллельный мир еще могло вместиться в мою голову без особых противоречий, то факт — именно факт, что в данный момент я нахожусь в своем собственном прошлом до меня, похоже, еще не дошел.
Я понимал это, но осознать не мог.
Это прошлое словно детская фотография — находилось за прозрачной, но очень прочной витриной, за стеклом. Туда можно было заглянуть и сквозь блики, все более яркие с каждым новым прожитым годом попытаться разглядеть его, но потрогать и снова окунуться — нет. Это было невозможно.
Или…
Я встряхнул головой.
— Невероятно… просто невероятно…
В углу комнаты у окна я увидел здоровенный ящик на ножках с выпуклым экраном. Все можно подделать. Обстановку, люстру, эти безыскусные мрачные обои, коньяк… но телевидение подделать нельзя.
Я нажал выключатель в верхней части телевизора. Никаких признаков жизни. Тогда я посмотрел вниз и увидел там еще один ящик — скорее всего это был выпрямитель. Похожий был у нас дома. И там тоже был выключатель, который я нажал пальцами ноги.
Экран зашипел, а через минуту разгораясь — засветился довольно крупными точками. Я и забыл, как он выглядел. Провел пальцами по стеклу и ощутил характерный треск статического электричества.
Это была передача про шахматы и кажется, я даже припоминал ее название — «Шахматная школа». На экране стояла большая шахматная доска, перед нею школьник и седой мужчина в очках изучают какую-то комбинацию. Мужчина берет сначала ладью, потом коня, делает пробные ходы и попутно объясняет, почему так ходить нельзя. Школьник внимательно слушает и задает вопросы. А почему? А что будет?
Такое точно нельзя было подделать.
Я нажал кнопку с цифрой «2», но здесь на экране была лишь серая рябь.
Кнопка «3» сработала — показывали какую-то скучную театральную постановку, которую в наше время точно бы никто не смотрел.
Остальные кнопки не работали — и сколько я не тыкал и не пробовал, других программ и каналов не нашел. Ни НТВ, ни РенТВ, ни даже Первого канала. Вообще ничего!
На телевизоре лежала аккуратно вырезанная из газеты программа передач на неделю. Я взял ее в руки, пробежал взглядом и от содержания этого листка я чуть снова не уснул. Тоска зеленая даже рядом не ходила. Зато никто не просиживал днями у ящика.
Я отложил газету, подошел к окну, раздвинул шторы и попытался собраться с мыслями.
Передо мной в двадцати метрах был тот самый парк, больше похожий лес, откуда я вышел — молодая листва шевелилась в такт дуновениям ветра. Форточка была открыта, и я слышал этот шум, не такой тягучий и мощный, каким он станет к концу лета, а пока еще легкий, как будто игривый. Вдоль леса тянулась грунтовая дорога, по которой изредка проезжали велосипедисты и редкие автомобили, среди которых (я специально начал за этим следить) не встретилось ни одной иномарки. По дороге проехал красный Запорожец с багажником на крыше, такая же красная копейка — ВАЗ 2101, два Москвича, в моделях которых я не разбирался, одна Волга Газ-21 и один грузовик ЗИЛ. Потом проскочил мужик на синем мотоцикле с коляской, откуда выглядывал ящик с рассадой, а за ним — двое пацанов на великах с удочками.
Я остался без документов, которые были в сумке, без денег, без часов и без понимания, что и как мне нужно делать. Все это Света должна была мне рассказать вечером. Что она теперь подумает? Что я испугался? Убежал? Слился — как теперь приятно говорить. Будет ли искать меня?
Но Света — Светой… куда важнее стоял вопрос с Антоном-2. Вот кто действительно мог создать проблемы.
Жилья у меня тоже не было и то, что я волею судеб попал в дом этой доброй женщины казалось невероятным везением. Однако, после всего того, что успела сообщить мне Света, что рассказал отец, я готов был поверить во что угодно.
И все же… я оказался здесь, в прошлом. Пусть и не таким путем, как они это описывали. Из всего произошедшего я теперь понимал, что буквально здесь, на одной планете существуют мириады параллельных миров — чем меньше изменений в рядом стоящих мирах, тем «проще» в него попасть. Скорее всего, даже в обычной повседневной жизни люди сами того не замечая, часто перемещаются в таких мирах — возможно, под воздействием внешних сил или других факторов. Тогда возникает стойкое ощущение, будто «что-то изменилось», но что именно — человек объяснить не может, потому что «вроде бы все осталось по-прежнему». Пропажа и появление вещей, странные явление — все это из той же оперы.
Но есть миры, которые отличаются не только внешне, но и по времени. И чтобы попасть в прошлое — не обязательно изобретать машину времени, нужно лишь найти такой другой мир, который будет соседствовать с твоим родным миром, но в прошлом. Я понятия не имел, соответствуют ли мои измышления хоть в малейшей степени истине, но чувствовал, что все обстоит примерно так.
Теперь же, когда волей-неволей я оказался в квартире своей воспитательницы из детского сада в далеком и… что уж там, прекрасном тысяча девятьсот восемьдесят первом году, мне нужно было придумать, как предотвратить катастрофу. Взрыв в опытно-конструкторском бюро «Чайка».
Для этого — пусть и на короткий срок, придется влиться в местное общество. Стать своим. Попасть на завод. Понять, что к чему. А еще — где-то жить. Чем-то питаться. И не вызывать подозрений.
Я снова посмотрел на программу телепередач. По сравнению с моим нынешним, диким и взбалмошным временем, тогда все было иначе и казалось простым и наивным. Но так ли было все просто на самом деле?
Тут же уколол внутренний голос, который до этого то ли уснул, то ли пребывал в легком шоке:
«НЕ СПИ, ВОКРУГ ЗМЕИ!»
Да, змеи были и тут, я в этом абсолютно не сомневался. Просто в этом времени их было гораздо меньше. И в этом заключалась главная опасность.
Только теперь я почувствовал жуткий голод. Я вышел на кухню, распахнул низенький холодильник «Снайге». Вместо множества разноцветных упаковок и этикеток сырков, йогуртов, соусов, колбасных нарезок и прочей снеди посреди полки лежала начатая пачка сливочного масла, кусок вареной колбасы, две консервы и банка зеленого горошка «Глобус».
На полке стояла бутылка кефира, рядом лежал завернутый в серебряную фольгу плавленый сырок «Дружба».
— Дефицит, — сказал я вполголоса.
В хлебнице нашлось полбуханки черствого хлеба. Я соорудил бутерброд и проглотил его в пару укусов. Где-то в глубине щелкнула совесть, но есть хотелось так сильно, что я не устоял и сделал еще один бутер.
— Я верну… — сказал я холодильнику, повертел головой, не отыскав электрочайник, поставил обычный железный чайник на плиту, вскипятил его и сделал чашк