— Без двадцати. Как раз успеваем.
Мы подъехали к проходной завода, когда стрелки больших часов над козырьком показывали «6:55». От остановки к заводу тянулась длинная вереница людей.
— Слушай внимательно, Гудини. Мы будем стоять здесь до конца смены. Во сколько ты заканчиваешь?
«Семь плюс восемь пятнадцать и плюс час на обед шестнадцать», — прикинул я быстро.
— В четыре, но могу и задержаться, если начальник цеха скажет. Сейчас сдаем важную продукцию…
— Короче, не пудри мозги. Убежать ты не сможешь, даже не пытайся. Мы ждем тебя с результатом. Но я уверен, никого результата не будет. Если попытаешься улизнуть, мы тебя найдем и повесим на крюк. А дальше ты сам додумаешь, что будет. Понял?
— Понял.
— Вот и молодец. Ну все, пошел!
Я открыл дверь и на ватных ногах вывалился из автомобиля. В висках стучало, я очень хотел пить. Все кости ныли и в целом мое состояние было ужасным. Но еще ужаснее была бы сейчас встреча с Дианой, или, не дай бог… с кем-нибудь еще, кто мог бы меня узнать. Например, с уборщицей, или… отцом.
Я пригнул голову и, сжав в руке газеты, засеменил к проходной.
Проскользнув с потоком через двери, я оказался перед будкой, их которой вахтер (к счастью, это был другой человек) смотрел пропуски и где народ расписывался в журнале.
Я хлопнул себя по карманам, замер, кто-то подтолкнул меня сзади, и я вдруг осознал, что стою перед будкой и не могу найти пропуск.
Какой-то липкий ужас овладел мною. Я суетливо начал обыскивать карманы, залез во внутренний, но и там его не было.
— Ваш пропуск, — холодным тоном сказал вахтер — мужчина лет пятидесяти с пустым водянистым взглядом из под нависающих бровей.
Толпа сзади напирала, голоса сделались громче.
Я полез в карманы штанов, но и там ничего не нашел.
— Сейчас… подождите…
Дыхание парализовало, я вдруг осознал, что нахожусь в одном шаге от инфаркта. Его нигде не было. Кто-то украл? Выпал? Забрали похитители? Все могло быть…
Я снова полез в боковой карман и вдруг ощутил там маленькую свернутую бумажку.
Это явно был не пропуск. Вытащил ее — свернутый тетрадный листок, развернул и уставился на него, ничего не понимая.
Там, не попадая в клеточки, было напечатано всего два слова и две цифры:
ДИНАМО — ДНЕПР 3:0
— Мужчина, это не пропуск. Давайте быстрее или отойдите и не задерживайте людей! — повысив тон, сказал вахтер.
Я машинально потянулся во внутренний карман и вынул пропуск, которого пару секунд назад там не было. Я готов был в этом покаяться.
— Вот… простите…
Вахтер мельком глянул на пропуск и кивнул.
— Все нормально. В журнале распишитесь.
Сделав запись в канцелярской книге, я прошел внутрь.
Я понятия не имел, откуда взялась эта записка, кто и когда мне ее подложил. Но догадывался. Мои мысли были очень далеко за пределами завода, когда кто-то окликнул меня.
— Вам привет от моего сына!
Это была Диана. Она выглядела очень свежо, даже восхитительно. Она улыбалась и весь ее вид выражал откроенную симпатию ко мне. Что для посторонних, наверное, могло выглядеть странным, ведь мы, считай, виделись всего один раз. Если не считать, конечно, другие времена.
— Спасибо, — буркнул я, стараясь не дышать в ее сторону.
— Признаться, я хотела вчера его наказать, но вы… в общем, провела беседу… мы друг друга поняли… к тому же, мне выдали новые часы. — Она вытянула руку и повертела тонкой кистью, на которой поблескивала золотая «Чайка». — Правда замечательные?
— Ага.
Она присмотрелась ко мне.
— Вы неважно выглядите. Может, что-то случилось?
— Спасибо, все хорошо… просто… плохо спал. Проспал, не успел погладить костюм… но это не страшно.
— Точно?
Я кивнул.
— Ну хорошо, а то на вас лица нет. Тогда я спокойна.
— Спасибо, что… в общем, спасибо.
— Тогда я побежала? С этими испытаниями работы невпроворот.
— У нас тоже! — я попытался улыбнуться.
— До встречи!
— До встречи!
Она свернула в какой-то заводской проулок и через пару секунд скрылась в толчее. А я, совершенно обессиленный, побрел в свой цех, снова нащупал бумажку с результатом матча и вспомнил прикосновение рук уборщицы к своей шее.
Меня коснулась вечность или я коснулся ее… это предстояло выяснить совсем скоро.
Глава 19
«Звезда» кипела. Если вчера, пребывая в состоянии полной прострации, словно оглушенная рыба, выброшенная на берег под палящее солнце, я совершенно ничего не видел и не слышал вокруг, то сегодня с удивлением обнаружил, что, несмотря на допотопную (по сравнению с современной, конечно) организацию производства, отсутствие компьютеров и робототехники, завод бурлил и работал четко и слаженно. Между цехов сновали тележки, то тут то там гудели подъемники и выли здоровенные краны, раздавались четкие команды мастеров — никто бесцельно не слонялся по территории, не перекуривал у дверей, пялясь в смартфоны, не точил лясы на лавочках.
На секунду я даже оторопел — забыл дорогу в свой цех и мне показалось, что тут же десятки глаз уставились на меня с укоризной — мол, чего простаиваешь, молодой человек, когда каждый занят своим делом.
Сегодня, когда я, наконец-то неплохо отдохнул (спасибо, Шелест!), мои чувства обострились, я снова стал видеть вещи, которые не видит никто, или видит, но старается не замечать.
Например, сквозь выбитое стекло длинного помещения с деревянными дверьми справа торчал алюминиевый уголок — дорогая шутка, между прочим. И торчал он не просто так. Кто-то вечером его заберет. Наверняка есть лазейки, ведь видеокамеры по периметру поставят еще очень нескоро.
В отдалении за сваленным в угол двора металлоломом я увидел крепкого мужичка, который быстро отпил что-то из бутылочки и спрятал ее во внутренний карман рабочей спецовки. Потом он увидел меня и смутился. Я подмигнул ему, и он смутился еще больше. Широкое крупное лицо с большой родинкой на носу. Возможно, мы еще пригодимся друг другу.
Мужик поспешил в неприметную дверь, ведущую куда-то в подвал и пропал.
Пока я шел к своему цеху мимо меня три раза пронесся средних лет мужчина с выпученными глазами. В руках он нес огромную стопку перфокарт. В конце концов он чуть не налетел на меня, я едва успел отскочить, но он все же задел меня. Несколько перфокарт вылетело из стопки, спланировав на бугристый асфальт.
— Ай!.. Да что же я… растяпа… Извините! — он неуклюже остановился, то есть остановилось тело и руки с пачкой перфокарт, которые он прижимал к груди, а ноги продолжили идти вперед. Выглядело это максимально странно.
Я нагнулся, поднял плотные прямоугольные листочки с рядами цифр и дырочками, повертел в руках, присмотрелся.
— Ну надо же, — искренне удивился я. — И вы с этим работаете?
— Представьте! — чуть не плача воскликнул мужчина. — Пятый раз с утра программа не сходится. А теперь вот и эти выскочили, а значит, где-то еще потерял… меня уволят… нет, но я-то тут при чем! Говорил же, нужно компьютерную сеть внедрять, как на Западе, а мне ответили, мол, для этого нет фондов и вообще не доказана эффективность. А перфокарты — вот они, никуда, мол, не денутся, так они говорят, — его лицо страдальчески скривилось.
Я понимающе улыбнулся и протянул ему потерю.
— Они пронумерованы, так что вставить эти в нужное место не составит труда.
— А вы, похоже, разбираетесь! — изумился он. — Кого не встречу, кроме, конечно, ребят из нашего отдела АСУ, смотрят на меня как на инопланетянина. А ведь это барахло! Будущее — это дискеты! И, разумеется, сеть!
— Так и будет в конце концов, не сомневаюсь, — сказал я. — Наверное, это данные для испытаний, весь завод на ушах стоит.
— Да, для них… — вздохнул мужчина. — Железяки — это, конечно, важно, но вся ответственность лежит на нас. Одна ошибка, один неверный бит и все может пойти к едрене фене. Поэтому я так… беспокоюсь.
Он вдруг словно что-то осознал и взглянул на меня с беспокойством.
— Простите… а вы…
— Я кладовщик из сборочного, Антон Михайлов.
— А… значит наш, заводской… а то я подумал… — лицо его снова затуманилось, словно он на ходу решал какую-то сложную задачу. — Меня зовут… — мужчина покачнулся, и я успел подхватить его под локоть. — Ой, простите, о чем это я? Ах, да… знаете… кажется, я понял, где ошибка, но… но… если… я сейчас… Слушайте! — он вдруг протянул мне всю эту гору перфокарт, — держите! Я сейчас! Я понял!
Автоматически я подхватил увесистую стопку картонок, а парень, на вид ему было лет тридцать, бросился к бетонной округлой конструкции с дверью, увенчанной сверху стеклянным куполом. С виду она напоминала обсерваторию. Он скрылся за дверью, а я, не успев сказать ни слова, остался стоять в ста метрах от дверей своего цеха.
Я вспомнил о записке, напечатанной на машинке с результатами матча, и понял, что во что бы то ни стало должен переговорить с женщиной, которая ее оставила. Только как? Я не знал язык глухонемых. Но ведь мы можем писать друг другу записки!
Мимо с ошалевшим лицом пронесся Курбатов. Сначала за горой перфокарт он не заметил меня, но, пробежав пару метров, остановился и медленно повернулся.
— Михайлов? — удивленно произнес он. — Ты чего это здесь делаешь? Почему не рабочем месте, у нас авра… — он скосил взгляд на гору перфокарт. — Это что — все нам? — глаза его и без того, круглые и красные, как у бессонного карпа, стали вовсе по рублю.
— Василий Андреевич, прошу прощения, какой-то парень всучил и убежал… — во-он туда! — подбородком я указал в сторону стеклянной башенки.
Курбатов приставил ладонь к густым бровям и посмотрел наверх.
— Как бы они не просили, я тебя не отдам! — четко произнес он. — Заруби себе на носу! Мне нужен толковый кладовщик. Я тебя два месяца искал!
Я сначала не понял, что он сказал. Но спустя пару секунд до меня дошло.
Значит, они… тоже кого-то ищут! Не зря этот парень мечется, туда-сюда высунув язык и теряя важные данные буквально на ходу.