Когда мы проходили мимо первого окошка, я заглянул в него в надежде увидеть корпуса завода, может быть, даже Московский проспект и машину своих похитителей. Внутренний компас подсказывал мне, что она как раз должна была стоять по эту сторону. Если, конечно, обзору не помешает сборочный цех и сам административный корпус.
Однако…
Сначала я ткнулся лбом в холодное оргстекло, а потом увидел безбрежное космическое пространство, настолько реалистичное, что на пару секунд у меня даже закружилась голова и я автоматически поднял руки, чтобы не выпасть в этот поразительный иллюминатор.
— О-ох! — выдохнул я. — Вот это да…
— Нравится? — услышал я за спиной.
Я не сразу нашелся, что сказать, разглядывая захватывающий вид — такой, будто бы я и вправду был на борту космического корабля, несущегося прочь от Земли на огромной скорости.
— Невероятно…
— Наша разработка, — не без гордости сказал Павел. — Точнее, программирование, визуальные эффекты. Здесь впервые применены плазменные экраны, так сказать побочный продукт основного производства. Сейчас… посмотрите направо… через минуту появится Марс… это моя работа…
И в самом деле, справа меж крохотных звездочек одна стала краснеть, увеличиваться в размерах и скоро мы пролетели мимо Красной планеты, нарисованный с такой четкостью, что я потерял дар речи.
— Эти экраны слишком дорогие и вряд ли их когда-нибудь увидят обычные граждане, — вздохнул парень.
— Увидят, — ответил я быстро и чуть не добавил, что плазма и в наше время — удовольствие не из дешевых, но успел спохватиться.
— Японцы отстают от нас на пять лет, но они быстро учатся. Впрочем… сейчас мы делаем такое… — он вдруг замолчал. — Ладно, идемте, еще успеете тут все изучить, если конечно… все пойдет по плану.
Последние слова он даже не сказал, а прошептал, уже отвернувшись от меня и по тому, как напряглись его плечи, я понял, что он пожалел, что эти слова случайно вырвались. Хотя он думал, что я не мог их расслышать.
Но я мог. В бразильских джунглях слух — это жизнь. Откуда он мог знать об этом? Скорее всего, он и про пираха никогда не слышал.
Мы двинулись дальше теперь уже в полной тишине. Окна-экраны по бокам коридора чередовались с дверьми без табличек, на потолке мерцали допотопные плафоны ламп дневного света, и они портили футуристическую картину. Впрочем, красная дорожка с паркетом тут тоже были лишними. Не хватало бронзового бюста Ленина, но я был уверен, что за очередной дверью непременно его увижу.
Я снова подумал про Курбатова, как он уже, скорее всего, рвет и мечет, не обнаружив меня на рабочем месте. Мне стало стыдно. Подвел хорошего человека.
Наконец мы дошли до конца коридора и уткнулись в очередную дверь с кодовым замком. Павел быстро набрал семь цифр — он старался незаметно прикрыть замок плечом, но ему мешали перфокарты, и я успел запомнить несложный код «6126608». Цифры показались мне знакомыми, но откуда… я вспомнить не смог. Кодовый замок на то время был реальной редкостью и встречался разве что в фантастическом кино.
Мы попали в затемненное помещение с тремя дверьми. Павел сразу шагнул к правой, обитой дерматином, потянул за ручку и дверь открылась.
Торжественная ковровая дорожка сменилась линолеумом, коридор стал шире, а экраны на стенах превратились в обычные окна, задернутые казенными шторами.
— Сейчас я вас представлю… вы не пугайтесь, шеф немного странный, особенно последнее время… знаете, эти испытания, очень нервный он, дерганый… оно и понятно, на кону государственная премия, поездка в Японию, Сингапур… будешь тут дерганым… зато он очень умный. Это его идея с этими… экранами. Он даже авторское свидетельство получил на них. Думаем представлять на выставке в Штатах, но боимся, что украдут технологию.
Я слегка напрягся.
— Вы не представляете, как он будет рад! У нас такая проблема с кадрами… где найдешь толкового асушника в наше время… — бубнил мой провожатый, пока мы подходили к обычной «бюрократической двери» — обитой таким же черным дерматином, грязным внизу от ударов ног. — Из институтов приходят, ничего не умеют, все обучение на бумаге, приходится заново специалиста готовить, а это время, год, два, три, мы такого себе позволить не можем. А уж чтобы найти оператора Бэски… это я про БЭСМ-6, и речи не идет. Это же суперкомпьютер! Будущее! Ну и наш секретный проект… но об этом шеф расскажет, я не могу…
На белой табличке, прикрученной сверху двери было написано:
«ОТДЕЛ АСУ
НАЧАЛЬНИК
ПРИЕМ ПО ЛИЧНЫМ ВОПРОСАМ
КАЖДЫЙ ВТОРОЙ ПОНЕДЕЛЬНИК МЕСЯЦА
С 16:00 ДО 18:00»
— Обед же прошел? — Павел покрутил головой, в конце коридора он увидел часы, который показывали «07:29» и я понял, что он очень волнуется, это раз, а во-вторых, что он, скорее всего, спал на рабочем месте, ибо совсем потерял счет времени. И правда, глаза его, красные и опухшие, блестели как у заправского алкаша. У меня были не лучше, но по другой причине.
— Ну… с богом, — он нажал ручку и толкнул дверь от себя.
— Шеф… доброе утро… я… всю ночь просидел над кодом, потом подумал, что может наше устройство для чтения перфокарт сломалось, сбегал в бухгалтерию, у них проверил, все нормально, а когда шел назад… встретил случайно… в общем, человек знает Бэску, Фортран, Паскаль и ассемблер, а еще он, кажется, нашел ошибку в этих… расчетах. Там цикл неправильный… нам же нужны люди? — Павел сбился, отошел от двери и подтолкнул меня вперед. — Иди! Иди!
Я шагнул вперед и дверь позади меня тихо закрылась. Кажется, мой провожатый предпочел остаться снаружи.
Кабинет, несмотря на ранее солнечное утро, был темным, и я не сразу нашел в нем человека, сидящего у окна возле здоровенного монитора.
Нас разделяло, наверное, метров десять-двенадцать. Он не сразу оторвался от экрана. Покачал головой, нажал кнопку на клавиатуре и экран, на котором виднелись длинные ряды цифр опустел.
Он медленно повернулся ко мне и наши взгляды встретились.
Шок, который я испытал, был похлеще чем от встречи с Дианой. Меня пробил разряд электрического тока, а внутренности рухнули к ногам. Кончики пальцев вмиг стали ледяными, волосы на голове зашевелились, и я понял, что еще никогда в жизни не попадал так серьезно.
Он смотрел на меня, на его лице не отображалось ни единой эмоции. Лучше бы он вскочил, начал орать, ругаться, топать ногами, размахивать руками, кидать какие-нибудь предметы, например, увесистый малахитовый письменный прибор на столе или даже статуэтку Ленина (вот где она нашлась!).
Нет, он просто сидел и молча смотрел мне в лицо.
Если бы я знал, что смогу быстро найти выход и убежать, я бы так и сделал, но я был уверен, что меня нагонят и будет еще хуже.
В конце концов, когда пауза стала нестерпимой, он тихо произнес:
— Вот так встреча… У тебя ровно минута, чтобы объяснить, кто ты такой, зачем ты вырвал у меня портфель на трамвайной остановке и рассказать, куда ты его спрятал.
Он подтянул к себе телефон, снял трубку и прижал ее к уху. Вторая рука легла на кнопочную клавиатуру. Указательный палец замер над цифрой «0».
Мои очки… мой нелепый костюм… разумеется, он запомнил меня. Отец отличался хорошей зрительной памятью.
Я вздохнул. Увидел возле стенки у двери два стула и тяжело уселся на один из них.
— Погодите… — я поднял руку и увидел, что кончики пальцев слегка дрожат. — Стойте… не звоните… я все… объясню. Вы мне не поверите… но я… попытаюсь.
— Да уж… попытайтесь. Минута пошла.
Глава 20
Я влип. И, кажется, на этот раз серьезно. Сбежать от ничего не подозревающей Дианы было просто. И хотя она что-то чувствовала — материнским чутьем, что-то сбивающее ее с толку, странное, может быть даже, обескураживающее, это не грозило мне ровным счетом ничем. Из кабинета начальника АСУ убежать было невозможно, и, самое главное, бесполезно.
Он видел меня вчера утром, видел слишком хорошо, чтобы попытаться убедить его, что он ошибается. Будь у меня хотя бы второй костюм…
Я судорожно сглотнул. Но не потому, что испугался — в моменты опасности я научился собираться и заплатил за это обучение тремя глубокими царапинами на спине — следами когтей черной пантеры. Пугаться было поздно.
Кадык мой дернулся — пусть думает, что я сейчас в штаны наделаю. Никогда не давай противнику (а сейчас он был моим противником, как ни крути) увидеть твое истинное лицо. Пусть думает, что я очень испугался.
Мой лоб покрылся испариной. Ноги слегка подрагивали. Я тер ладони друг о друга.
Рассказать ему правду? Он не поверит. А если поверит? Какие у меня доказательства? Счет завтрашнего футбольного матча? Нет, это ерунда.
Айфон… но он исчез из кармана. Возможно, его забрал старшина в вытрезвителе, а может и Леший… или кто-то из его дружков, пока я…
Нет, хотя могло бы сработать… что же еще?
Мои знания? Мысленно окинув взглядом последующие сорок лет, мне пришлось признать, что он сочтет меня умалишенным, шизофреником в терминальной стадии… смерть трех генсеков одного за одним, развал СССР, бандитизм, мафия, коррупция, приватизация, лихие 90-е, когда завод закрылся, а в его корпусах начали торговать водкой и китайским ширпотребом…
— О, нет… — вырвалось у меня.
— Что, нет?
— Вы должны все остановить. Нужно все остановить пока не поздно.
Отец поднял на меня голову. Левое веко его дрогнуло, он инстинктивно взял карандаш и несколько раз прокрутил пальцами. Он всегда так делал, когда о чем-то глубоко задумывался или нервничал.
— Я… не понимаю…
И тут я вспомнил. У меня нет ничего кроме…
Я поднялся со стула — не слишком быстро, чтобы не напугать, его и вытянул левую руку ладонью вперед — на всякий случай. Отец дернулся, он готов был вскочить, но увидев открытую ладонь, успокоился. Жест, означающий, что в моих руках нет оружия. Действует безотказно.
Правую руку я запустил в боковой карман пиджака и принялся медленно, очень медленно подходить к столу.