— Ладно… — отец разжал хватку, я освободился. — Он окинул меня взглядом и пробормотал: — Нет… это невероятно… я, конечно, почувствовал еще там, на остановке… не могу сказать, что я узнал тебя… скорее знаешь, это было как дежа-вю, при этом человек тот, то есть ты, — у меня возникло ощущение, что я давным-давно его знаю. Я не мог успокоиться весь день. Перебрал всех своих знакомых. Дальних и близких родственников, вспоминал даже попутчиков из общественного транспорта, людей, с которыми мог сидеть в одном ряду в кино, но так и не вспомнил. Это чуть не свело меня с ума, ты же знаешь, какая у меня память…
— Фотографическая…
— То-то и оно. А потом ты появляешься на пороге кабинета…
— Почему ты не написал заявление в милицию?
— Именно поэтому! — воскликнул отец. — Я должен был вспомнить! У меня было ощущение, что я вижу этого человека каждый день. А в таком случае, зачем мне идти в милицию, если я и сам мог решить вопрос и найти дипломат.
— Но ведь не только же это?
Отец хмыкнул.
— Ты прав, не только. — Он хлопнул себя по карманам и достал из пиджака скомканный листик. Я узнал в нем ту самую записку, которую передала мне глухонемая старуха на рынке. Потом он взял меня за локоть и повел внутрь, мимо будки, где за газетой «Советский спорт» едва виднелась лысина вахтера. Он слегка опустил газету, кивнул и дальше углубился в чтение.
— Есть хочешь?
Папа есть папа. Я вдруг почувствовал такой голод, что покачнулся на ходу и едва удержал равновесие. Мы как раз вышли на заводской двор.
— Вижу… голодный. Идем, видел же по пути столовую? Они, конечно, еще не успели обед приготовить, но наверняка с ночной смены что-то осталось.
Когда я уминал вкуснейшую гречневую кашу с котлетой и салатом из свежей капусты, он искоса поглядывал на меня, но не мешал и с разговорами не лез.
И только после того, как я отпил компот, он спросил:
— Кем ты стал? Что делаешь?
— Очень вкусно… спасибо тебе…
Он улыбнулся.
— Да не за что, девчатам скажи спасибо и он помахал кому-то рукой.
Столовая была пустой и светлой. Чувство голода отступило и я, кажется, наконец, почувствовал себя более-менее сносно. Даже хорошо.
— Я… антрополог. Изучаю людей, а если конкретней, то исчезающие племена в Бразилии.
— О-о… — только и произнес отец. Было видно, что мои слова произвели на него впечатление.
— В каком-то смысле… все человечество скоро будет исчезающим племенем… — продолжил я.
— Благодаря… из-за всего этого? Что мы тут…
— Отчасти да, отчасти нет… к тому же я не знаю, что вы тут…
Отец кивнул.
Я инстинктивно оглянулся, взгляд пробежался по углам потолка большого светлого зала столовой, но потом я вспомнил, что до эпохи глобальной слежки, когда видеокамеры будут стоять даже в туалетах, еще очень и очень далеко.
— Тебя что-то беспокоит? — спросил отец, глядя на мою реакцию. — Может, Курбатов? Если так, то не волнуйся, через полчаса я подпишу у Рыкова перевод. Это замдиректора по науке.
— Я не предоставил никаких документов, — сказал я сконфуженно. — У меня их просто нет. Я здесь не существую. У меня нет ни паспорта, ни аттестата, ничего. Я могу сильно тебя подвести, если начнут копать.
— Как же они тебя взяли? — удивился отец. — Впрочем… в кадрах вечный бардак. А сейчас и подавно.
— На должность кладовщика особо ничего не требовалось…
— Ну хотя бы паспорт они должны были у тебя попросить…
Я негромко рассмеялся.
— Курбатов когда понял, что перед ним новый кладовщик, буквально вытащил меня за шкирку.
— Это он умеет. Послушай… Эти часы… которые носила твоя мать, их придумали физики, а разработал наш НИОКР. — Он наклонился ко мне ближе и заговорил тише. — Официальная версия — для использования нашими космонавтами на околоземной орбите. Есть еще мужской вариант корпусов, но решили первоначально испытывать женский, потому что женщины более ответственны и пунктуальны.
— А что, в космосе какие-то проблемы с часами?
— Особых проблем нет, но ты же знаешь, что чем выше орбита, тем время течет быстрее. В результате была поставлена задача сделать точные часы для космоса, с чем мы вроде бы справились, однако в ходе предварительных испытаний были выявлены некоторые аномалии. Я тут должен немного тебя остудить. Часы — это вообще побочный и совершенно мирный продукт. Как ты, наверное, знаешь, мы делаем ракетные двигатели и компоненты. Наверное, ты решил, что предстоящие испытания относятся к этим часам? С чего ты вообще решил, что вся каша из-за них?
— Потому что из-за них, поверь мне.
Отец с минуту молчал, потом ответил:
— На самом деле часы вообще не при делах. Двадцать первого мая будет госприемка нового двигателя для Союза и… Часы, конечно, в общем пакете будут присутствовать, но это опытные экземпляры, их просто подарят членам Госкомиссии.
— Ты сказал про какие-то аномалии.
— Да… — задумчиво произнес отец, глядя в большое окно. — Понимаешь… я проверял показания из журналов, которые ведут участницы эксперимента и натолкнулся на кое-что странное.
— Именно это ты хотел проверить в то утро?
— Да… — он задумался надолго. Взгляд прошел сквозь меня, сквозь стену позади с нарисованным на нем пшеничным полем и комбайном — а далее, я был в этом уверен — пронзил и завод, и городские застройки и умчался куда-то в неизведанные дали. Продолжил он минуты через три, показавшиеся мне вечностью. — Да… это… Пока на работе никого нет. Не люблю, когда подглядывают.
Я кивнул.
— Это у нас семейное. Так что ты заметил?
— Сначала все было хорошо. Никаких проблем, два месяца назад, когда начались испытания, все пятнадцать часов показывали время секунду в секунду. Я вносил данные в компьютер, чтобы не сбиться и не писать это все руками. Чистая рутина для отчета. Ну и в случае чего, легко понять, какие часы отстают, какие идут вперед и на сколько и сделать выводы. Однако… примерно через две недели начались странности…
Я уже покончил с компотом. Отец поднялся и, хотя в столовой никого кроме нас не было — он тоже оглянулся, правда сделал это совершенно незаметно.
Под занавеской, скрывающей вход в подсобное помещение примерно в трех метрах от нашего стола, мелькнула едва заметная тень.
Отец наверняка ее не заметил, хотя оглянулся именно в ту сторону. Тем не менее, он уже вставал, а я еще продолжал сидеть и сверху тень точно не была видна.
Даже скорее не тень, а так — легкое дуновение прозрачной вуали, пробежавшей по крашеному полу. Мысленно я мгновенно перенесся в джунгли, в столовой стояла та же самая влажная духота, перемешанная с целым букетом самых разнообразных запахов. Мои чувства обострились до предела.
В два шага я оказался возле занавески, резко отдернул ее, приготовившись нос к носу столкнуться с неизвестным шпионом, но увидел перед собой лишь длинный стеллаж вдоль стены с коробками и кульками, прислоненную к нему швабру с тряпкой и два больших алюминиевых бидона. На одном было написано «Отходы», а на втором «Бульон». В коридоре никого не было и, возможно, мне все это показалось, однако, сквозь удушливый запах еды я уловил почти неуловимый аромат цветочных духов.
Я повернулся. Столовая была все так же пуста. Отец смотрел на меня удивленным взглядом. Наверняка происходящее напоминало ему какой-нибудь детектив, не слишком серьезный, без особых жертв, но очень интересный. Я же прекрасно понимал, что никакой это не детектив, а самый настоящий триллер с элементами ужасов и ядреной фантастики — для него и всех окружающих, а для меня реальности. То есть, настоящий Стивен Кинг, о котором в 80-х годах в СССР еще никто ничего не слышал. Первый рассказ под названием «Сражение» знаменитого мастера ужасов вышел в журнале «Юный техник» в десятом номере 1981 года — я зачитал тот номер до дыр, когда чуть-чуть подрос.
— Это то, о чем я думаю? — спросил отец.
Я пожал плечами.
— Наверное, показалось.
Мне бы и самому так хотелось, но…
— Нет, не показалось, — сказал он, взял меня за локоть и буквально потащил наружу. Мы быстро вышли, свернули в заводской закоулок, и он зашагал еще быстрее. Закололо в боку. Стиснув зубы, я семенил за ним, припоминая, как в детстве, все косяки и все оплошности, которые я мог совершить.
Миновав кочегарку, мы буквально вклинились в огромный пышный куст, который, к счастью, оказался не колючим, я услышал, как под ногами отца зазвенел металл, а сам куда-то вдруг скрылся, нащупал ржавые теплые поручни и пошел вперед. Здесь была лестница и она вела вниз. Я поднял голову. Небо скрывалось за шиферным навесом, а сама лестница скрывалась во мраке.
— Быстрей! — послышался голос откуда-то снизу.
Я вздохнул. Касаясь правой рукой холодной стены, я осторожно начал спускаться.
Снизу скрипнула дверь.
— Куда ты меня тащишь? — уже настроившись на работу на старом допотопном компьютере и поиск причины взрыва, я вяло сопротивлялся.
Его шаги раздавались то близко, то совсем рядом. Поблизости капала вода, веяло затхлой прохладой. Это помещение явно очень давно никто не посещал. Силуэт отца маячил в коридоре — над его головой светилась тусклая лампочка, от которой света было не больше, чем от спички.
Я смахнул с лица противную паутину, слегка пригнулся, чтобы не задеть головой свисающие с потолка провода и засеменил вслед за ним.
— Через две недели после начала эксперимента я заподозрил неладное, — отец говорил громче, и его слова, усиленные эхом, долетали до меня словно из будущего. — Твоя мама… ты же знаешь, у нее были такие часы…
Я машинально кивнул. Это я знал даже лучше, чем он сам.
— Разумеется я проверял ее часы физически, не через журналы и обнаружил, что время на них скачет. Сначала не придал этому значения. А потом в какой-то момент мне пришла в голову идея как улучшить расчет отклонений в показателях, и я полез в программу. Каково же было мое удивление… — на мгновение он обернулся и я в полутьме разглядел его лицо, действительно изумленное, — …все показатели, введенные из журналов, были в норме. В том числе и у моей жены. То есть, твоей матери. Но я-то знал, что они отличаются!