Он остановился у какого-то большого ящика с ручкой и дождался меня.
— То есть… — начал я… — ты хочешь сказать…
— Кто-то их подменил! — его рука потянулась к рубильнику. — Кто-то подменил показатели и… — он резко рванул рычаг вниз, при этом в глубине коридора что-то пришло в движение, что-то мощное и тяжелое, — и… я понятия не имел, кто это сделал. До сегодняшнего дня.
Я остановился рядом с ним, посмотрел в темноту, откуда повеяло свежим воздухом.
— До сегодняшнего дня? — переспросил я его.
Он кивнул и показал рукой в темноту.
— Тебе придется ее найти.
— Кого? — холодея спросил я. Тошнотворное предчувствие овладело мной.
— Эту женщину… которая была с тем парнем… то есть, с тобой…
— Свету?!.. — прошептал я удивленно.
— Как ты сказал? Ты ее знаешь?
Я покачал головой.
— Не знаю, знаю я ее или не знаю. Я не знаю, кто она, но мы… где-то встречались. Где-то в другом… месте и времени.
— Зато я знаю, кто она. Она мой заместитель. Она в курсе всех дел, на ней держалась разработка программы испытаний ускорителя, да и всего остального тоже.
— Ускорителя?
Отец дернул головой, будто сболтнул что-то лишнее. Он не договорил тогда и не хотел говорить сейчас. Испытания. Ускоритель. Взрыв.
— Я начал проверять другие программы и всюду находил мелкие исправления, в которых очень сложно было разобраться. Ускоритель… это… в общем мы построили компактный ускоритель частиц для того, чтобы его можно было вывести в космос и там… ты, наверное, слышал, что первый ускоритель, который построил Лоуренс был всего десять сантиметров в диаметре, но он был слишком маломощным. Увеличение мощности привело к росту размеров и наш синхрофазотрон в Дубне при мощности в десять гигаэлектрон-вольт в окружности был уже шестьдесят метров. Как ты сам понимаешь, поднять такую махину в космос не представлялось возможным. Партия поставила задачу сделать ускоритель столь мощный, сколь и миниатюрный.
Я стоял, открыв рот, боясь пропустить хоть одно слово отца. Это было то самое, ради чего я сюда явился. Казалось, что я протянул руку и вот-вот коснусь той самой тайны, скрывающейся во мраке, явившейся причиной всех тех катаклизмов, затянувших мир в бездну.
— Значит… она вела его…
Отец кивнул.
— Да, скорее всего. Она вела его сюда, чтобы… — он пожал плечами. — вероятно, они хотят ускорить процесс, потому что почувствовали неладное.
— Значит, ты хотел запустить ускоритель? — спросил я в полной тишине. — В тот день…
— Да, — ответил отец. — Я хотел запустить его на одну десятую мощности, чтобы проверить… дело в том, что для уменьшения размеров в нем используется лазерное ускорение электронов и… я заметил, что при включении ускорителя часы ведут себя странно. Они будто бы куда-то проваливаются. Показатели прыгают… причем каким-то образом это действует на расстоянии на обладателей часов…
— Квантовая запутанность?
— Это не доказанная теория…
— В наше время за нее получили Нобелевскую премию.
Отец уставился на меня, не мигая.
— Значит, оно работает?
— Да. В тот день… когда я выхватил у тебя дипломат, ты пошел на работу, включил свой рубильник на ускорителе и исчез навсегда из этого мира и времени. Вот как это работает. И вот чего они добиваются. Ну а потом началось…
Отец покачнулся и застонал.
— О, господи… — Он оперся рукой о стену.
— Его надо уничтожить… — сказал я.
— Это невозможно. Там охрана, эксперименты и запуски согласовываются за неделю. Я подавал заявку на утро.
— Значит, она о ней узнала.
— Получается, так.
— И теперь, когда ты не выполнил то, что должен был, она решила это сделать сама. С моей… то есть, с его помощью. Моего двойника. Теперь, когда ее нет, что может угрожать ускорителю? — пожал я плечами.
— Код! Отладкой ускорителя управляет суперкомпьютер. И только она знает, где зарыта собака. То есть, это может быть даже один неверный бит, который мы никогда не найдем сами.
— А остановить испытания?
— Невозможно. Это слишком важно.
Отец был прав. В том времени, в котором я вырос без него, даже его исчезновение не привело к остановке испытаний и взрыву.
— Этот коридор выведет наружу и таким же путем ты сможешь вернуться сюда назад. Так как ты не принес документы, тобой могут заинтересоваться и скорее всего в следующий раз через проходную на завод ты не попадешь. Конечно, у меня тоже будут неприятности, но взял тебя Курбатов и отдел кадров. Вот им точно влетит. Так что обо мне не волнуйся. Иди и найди ее. Иначе…
Отец поднял руку и слегка подтолкнул меня.
— Иди…
Я посмотрел на него и кивнул. Потом сделал шаг вперед и скрылся в темноте.
Коридор был слишком длинным, он изгибался под плавным углом, несколько раз сворачивал, я шел, вслушиваясь в шорохи и улавливая ветер, который дул мне в лицо. Отец вручил мне небольшой фонарик, который слабо помогал, я светил им на бетонные стены и мне казалось, что я узнаю это место и когда наконец я оказался в тупике, а надо мной появился бесконечный колодец с лестницей вверх, я узнал — это было то самое место, где прятался отец и где мы расстались в будущем…
Я взял фонарик в зубы, подпрыгнул, ухватился за мокрые поручни, подтянулся и заработал руками и ногами и пока полз вверх, самые мрачные мысли лезли в голову. Она была здесь раньше меня. Она зачем-то все это придумала и сделала. Она всюду меня преследовала и постоянно опережала. Кто же она?
Я с трудом отодвинул крышку люка, выполз наружу и обессилено растянулся на шероховатом бетоне. В пятидесяти метрах светлела окружность, забранная решеткой, и шумела вода.
— Кто же она? — тихо сказал я сам себе, поднялся и медленно побрел к свету.
Глава 22
Пока я брел к свету, шуму воды, свежему воздуху, в голове словно кадры давно забытого кино проносились воспоминания встреч со Светой и было нечто странное в том, что я воспринимаю их как события многолетней давности, хотя на самом деле… сколько прошло времени? Дней десять? Я потерял счет и был не уверен в этом количестве, но явно счет шел на недели, даже не на месяцы.
Время — странная штука. Иной раз день тянется как год, но чаще год проходит как день, так что эти дни… кто его знает, может быть, на самом деле это были годы, которые я провел сам того не замечая — там, в параллельных мирах, забывая о том, кто я такой на самом деле и для чего сюда попал.
Я покачал головой. Такие мысли пришли мне на ум впервые, и я бы нисколько не удивился, если бы так все и обстояло на самом деле.
Что теперь делать? Спасать Свету из лап мясников? Кто она в этом мире и как сюда попала? Если она — «моя» Света, тогда это одно. Если она вместе с Антоном-2, все иначе. Как она поведет себя, когда увидит меня? Поняла ли она, что происходит? Знала ли тогда, когда мы столкнулись во дворе, что нас, Антонов, сейчас здесь двое?
Я попытался снова вспомнить, как мы увиделись после продолжительной разлуки — в темном баре цокольного этажа. Как же он назывался? Я поморщился, напрягая память.
— «Бирбокс»! — выпалил я неожиданно и эхо разнесло мой голос по пустой трубе коллектора. — Кеша Фельдман пригласил меня в тот бар, потому что… начинался дождь. И мы собирались обсудить фотографии, которые я нашел в шкафу лаборатории его отца. А потом… появилась она.
Картина того, что произошло дальше встала перед глазами так отчетливо, что я вздрогнул.
«Как?.. Как ты мог? Антон? Почему ты пропал и ничего мне не написал? Ты бы мог хотя бы… хотя бы одно слово сказать… чтобы я так не переживала за тебя…» — ее слова прозвучали прямо за спиной. Я резко обернулся — настолько реальным был голос. Конечно, же, никого в коллекторе не оказалось.
Однако… почему она задала этот вопрос? Что значит — пропал? Насколько я помнил, я никуда не пропадал, мы расстались постепенно, все просто затихло, и я бы сказал — затухло. Значит, это был не я или я, но не в своем мире и времени. Она просто перепутала меня с другим Антоном.
— Черт ногу сломит! — ругнулся я, пнул ногой консервную банку, невесть откуда тут взявшуюся, и зашагал к решетке. Внезапно в голове что-то щелкнуло. Я медленно повернулся и подошел к банке. Поднял ее. Смахнул пыль с картонки, повернулся к свету. На грязной крышке темнели буквы: «Обжаренная килька в томатном соусе. За Родину. Гарант качества и уверенности с 1947 года».
Насчет 1947 года сомнений как раз не было. Я понюхал откупоренную крышку. Еле уловимо пахнуло томатным соусом и знакомым с детства вкусом кильки по тридцать три копейки, отчего я несмотря на то, что неплохо перекусил, почувствовал урчание в животе. Я не сразу сообразил, что с банкой не так. Еще раз перевернул ее крышкой вверх и только тогда понял — открывалка с кольцом. Таких просто не существовало в 1981 году, разве что на банках с «Кока-колой» и «Пепси». А все консервы в то время открывались исключительно с помощью ножа или специальной открывашкой.
Странно, но на самой банке не нашлось гравировки с датой выпуска и сроком годности. После минутного изучения полуистлевшей бумажной этикетки я отыскал едва заметные буквы и цифры:
«Р 051223
11 С28491
ГОДЕН ДО 051226»
— То есть… — пробормотал я… — эту кильку сделали пятого декабря две тысячи двадцать третьего года… Но как это возможно, если неделю назад, когда я открыл школьный фотоальбом у себя дома был только двадцать второй год?!
Консерва из будущего или эти цифры означают вовсе не то, что я думаю?
Я снова пробежался взглядом по дате — она была напечатана серыми точками будто бы на матричном принтере и, хотя поверхность бумаги выцвела, загнулась, дата читалась вполне уверенно.
Я оглянулся. Мне показалось, что в коллекторе кроме меня еще кто-то есть. По спине прокатился неприятный холодок. Затаив дыхание, я пару минут разглядывал безмолвную темноту трубы. Крышка люка, которую я вернул на место, лежала все там же, однако неприятное ощущение не исчезло. Кто-то открыл здесь банку с килькой из далекого 2023 года, то есть года, который для меня еще даже не наступил и это могло стать для меня проблемой.