Минуты две спустя тряска слегка успокоилась, я открыл глаза, которые закрыл, до того было страшно.
— Ты писатель?!
— Что?!
Я повернул лицо к Грому. Сквозь шум ветра и прилегающий плотно шлем я не расслышал его слов, но понял их по движению губ.
— Я говорю, ты — писатель?! — Гром не смотрел на дорогу. Он смотрел на меня и в его глазах я не видел ничего хорошего. Того, что обычно люди думают, когда произносят это слово.
— Нет, с чего вы взяли?
— Она сказала!
— Кто, Диана?!
Он посмотрел на меня как на врага народа, и я понял, что даже если мы несемся в полной глуши на скорости сто километров в час — имен лучше не называть. Камер нет, но есть уши, есть глаза и есть кто-то незримый, который всегда смотрит на тебя из тьмы.
Мотоцикл несся по какой-то грунтовке. Городом и не пахло. Стало заметно прохладнее, на небе повисла мрачная туча и мне стало не по себе. Куда он меня везет? Когда Диана успела ему все это сказать, ведь на даче не было телефона, не было ничего, при помощи чего она могла бы с ним связаться.
Словно вырубленное из камня лицо мотоциклиста не выражало ни единой эмоции, а я слишком хорошо знал, что это значит. Он мог быть просто психопатом. Или спецслужбистом с посттравматическим синдромом.
Для Дианы убрать лишнего человека, насколько я успел ее узнать, не представляло никакой проблемы — ни нравственной, ни технической. Изменилась ли она за двадцать пять лет, проведенных в Советском Союзе?
Вряд ли! Это было почти нереально. Скорее, наоборот. Она сгорала от ненависти к человеку, из-за которого она оказалась здесь и потратила пусть может быть и не лучшие свои годы, но годы последние. Состарилась в одиночестве, нищете, работая уборщицей на ненавистном заводе.
С мизерной зарплатой, без своих салонов красоты, массажа, дорогих кремов и любовников — вообще без всего. Возможно ли, что сердце ее смягчилось — после всего, что она сделала?
Дождавшись здесь своего сына — настоящего сына, а не меня… возможно ли, чтобы она предала его и променяла на того, кто был лучше, гуманнее, добрее?
Сказала бы — «Прости, сын, я ошиблась… судьба дала мне право выбора снова, и я им воспользуюсь. И на этот раз не ошибусь!»
Возможно ли это?!
Все эти мысли пронеслись в моей голове с такой скоростью, что, кажется, даже опередили стремительно мчащийся по лесной дороге «Урал».
Холод сковал руки и ноги, горло сжалось в немом крике. Меня словно парализовало и от этих мыслей волосы под шлемом встали дыбом.
Слава Богу, что из-за шлема, который я не хотел надевать, этот странный парень не видит моей реакции.
Проселочная дорога вильнула влево, я успел увидеть огромный гранитный камень невесть как оказавшийся в этом месте. «Урал» вклинился в лес и вот тут мне стало по-настоящему страшно.
Он вез меня не к Северной Горе. Это я уже понял по его мрачному виду и плотно сжатым губам. Он вез меня не к Свете и ее спутнику. Он вез меня убивать.
Почему я сразу до этого не дошел? Уж что-что, а инстинкт в таких случаях всегда выручал меня, нашептывая или крича (в зависимости от тяжести ситуации) — стой, бей или беги! Сейчас, вероятно, возникла такая ситуация, когда применять нужно было сразу три этих умения — поэтому и возник затык.
Я покосился на Грома. Меня никогда не подводит первое впечатление о человеке и даже теперь, будучи практически уверенным в его намерениях, я видел перед собой неплохого мужика, служаку, военного или спеца, который просто и честно исполняет свой долг. Таких людей легко обмануть, обвести вокруг пальца разговорами ни о чем и обо всем сразу. Сыграть на чувствах и все такое. Я знал такой тип людей. Хуже было то, что если уж они взялись за что-то, то обычно доводили это до конца.
Мотоцикл медленно вкатился на закрытую со всех сторон мощными соснами поляну и остановился.
— Вылезай! — скомандовал Гром. — Приехали.
Я завертел головой, пытаясь понять, где должно все случиться. Прямо здесь? Вряд ли. Слишком приметное место, к которому приведут следы мощных колес «Урала».
Я с трудом выбрался из коляски, стащил шлем, встряхнул вспотевшей головой. Вдохнув свежий сосновый аромат, я повернулся, стараясь запомнить каждую мелочь. И правда — среди засохшего кустарника я заметил тропку. К ней и направился Гром, махнув мне рукой.
— Идем! Поторапливайся!
Ноги одеревенели. Скорее всего, он вооружен, очень опытен и точно так же опасен. Да, возможно, в лесу у меня будет небольшая фора — если я решу вдруг бежать, но этот мизерный шанс даже не стоило принимать в расчет.
— Иду… — откликнулся я, шагнув вслед за ним.
Метров через пятьдесят я увидел темный охотничий домик из позеленевших бревен. Домик сливался с фоном и был практически незаметен. Мне показалось, что он очень старый — возможно даже, времен войны. От него исходила какая-то неведомая грозная энергетика. Создавалось ощущение, что этот домик многое повидал на своем веку.
— Зачем мы сюда приехали? — задал я вопрос, пытаясь унять дрожь в коленях и решить, что же мне предпринять в оставшиеся секунды. Я был похож на муху, угодившую в самый центр искусно сплетенной паутины. Меня заманила сюда Диана. И я клюнул на ее уловку не потому, что она меня подкупила котлетой денег и не потому, что хотел расправиться со Светой. Как раз наоборот. Мне было неловко себе признаться — да-да, но я хотел с ней встретиться.
Так отбойное течение засасывает в голубую бездну умелого пловца, привлеченного стихией. Сопротивляться бесполезно. И лучшее что можно было сделать — расслабиться и покориться судьбе.
Под кирзовым сапогом Грома хрустнула сухая ветка. Я вздрогнул, будто бы раздался тот самый выстрел. Он быстро обернулся и мне показалось, что на его губах проскользнула едва заметная улыбка.
Но мне было не до смеха.
Гром подошел к двери избушки. Дернул ржавый амбарный замок, дужка отошла, он снял его из петель и положил на низкий подоконник, усыпанный засохшими сосновыми иголками. Легко толкнул дверь, та едва скрипнула и отворилась.
— Заходи, — раздался приглушенный голос из темноты.
«Ну вот и все, — подумал я. — Ты, конечно, полный идиот, что идешь за ним словно овца на заклание…»
Я вздохнул и шагнул вслед за ним.
Воздух в домике был спертым, тяжелым, старым. Странно, потому что вокруг шумел сосновый лес, наполняя грудь свежайшим ароматом.
Внутри на первый взгляд было абсолютно пусто — не считая небольшого деревянного стола и двух скамеек возле него. На полках я разглядел пару глиняных кувшинов, покрытых пылью, в углу металлической совок с длинной ручкой (я сразу подумал, что его можно использовать как оружие).
На деревянном столе лежала пожелтевшая газета, на ней зеленоватый будильник и спичечный коробок.
И все.
Вероятно, если он сейчас повернется и выстрелит мне в грудь, милиция не скоро найдет меня.
Гром повернулся.
Я спокойно посмотрел ему в глаза, готовый к любому развитию событий. Он слегка опустил подбородок.
— А ты не из трусливых… — с ноткой уважения сказал он.
Я понял, что, возможно, еще несколько минут в запасе у меня есть. И я не собирался их терять.
— Ты ведь привез меня сюда, чтобы…
Гром кивнул без тени смущения и сомнения. Он был тверд как скала и чем-то походил на моего учителя старейшину пираха Ообукоо, который любил повторять: «Если что-то задумал, действуй решительно без сомнений».
Однако Гром не выглядел киллером — и это было странно. В ту пору знать не знали о такой профессии.
— Зачем?
— Она сказала, это твоих рук дело. Ты все это затеял. Ты во всем виноват. Ты вражеский диверсант. И если бы не ты… — я увидел, что его огромные кулаки сжались, а на челюстях заиграли желваки, — …если бы не твоя сволочная душонка, твое мерзкое любопытство… я был бы там, откуда ты меня выдернул. Я был нужен Родине. А оказался неизвестно где и когда. И чтобы все вернуть… есть только один путь. Но… — его взгляд опустился к столу, накрытому старой пожелтевшей газетой, — есть один способ проверить, кто ты такой. И именно для этого я привез тебя сюда.
Он взял коробок спичек — аккуратно, двумя пальцами встряхнул. Внутри что-то зашуршало. Он качнул головой. Прислушался. Стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь отдаленным пением птиц.
— Теперь ты, — сказал он и протянул мне коробок. — Если она не лжет, значит ты тоже не отсюда.
В полном недоумении я взял коробок из его рук. Он был старый, такой же старый, как и газета. Я ни разу не видел таких спичек. На коробке крупными буквами было написано:
«НАРКОМЛЕС РСФСР
ГЛАВСПИЧПРОМ
НАШЕ ДЕЛО ПРАВОЕ!
ВРАГ БУДЕТ РАЗБИТ!
ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ!
В кор. 50 штук. Цена 5 к.»
Мой взгляд плавно переместился на газету. Это была «Красная Звезда» от 22 июля 1942 года № 170, цена 15 коп. Сверху курсивом темнел лозунг:
«Смерть немецким оккупантам!», а передовица называлась «Награждение 28 павших героев».
Я с трудом оторвал взгляд от газеты. По спине бежали мурашки, и я не сразу понял, что это не совсем мурашки. Коробок в моей руке — до сих пор мертвый и безжизненный, вибрировал так сильно, что эта дрожь передавалась мне по руке.
Гром зачарованно смотрел на коробок. Казалось, он не мог отвести от него взгляд.
— Этого не может быть… не может быть… — повторял он.
Осознав, что в коробке кто-то или что-то есть, я выронил его на стол, словно ужаленный.
Гром протянул руку, взял его и осторожно приоткрыл щелочку.
Совершенно сбитый с толку, я наблюдал за его действиями.
— Она мне солгала. Ты отсюда… Ты не такой как она… значит… ты не с ней…
— Конечно я не с ней… с чего вы взяли… — тихо произнес я.
— Она показывала мне фото, вы там вместе…
— Это был не я.
— Она сказала, что эксперимент, который проводил ее сын… вы решили завладеть его результатами, все пошло наперекосяк и я… в результате попал сюда, прямо из…
Я снова посмотрел на газету.
— Вы… оттуда? Из прошлого? Великая отечественная?!