Он медленно и как-то обреченно кивнул.
— А… это что? — я показал подбородком на коробок, в котором что-то жужжало, шевелилось и пыталось вырваться на волю с таким неистовством и упорством, будто готово было разорвать хилую картонку в клочья.
Гром долго не отвечал. Он сделал щелочку чуть пошире, и я увидел полосатое, как у шмеля тельце, снующее туда-сюда и требующее свободы.
— Это… шершень… — после долгой паузы сказал он. — Каким-то образом они могут определить, в своем времени находится человек или нет…
— Шершень Шредингера…
— Что?
— Да нет, это я так…
Гром кивнул.
— Как вы сюда попали? Ведь… — я вспомнил про часы. — Это не так уж и просто…
— Это совсем не просто… — вздохнул Гром. — Я был следователем, мы сели на хвост банде, настигли их на рынке и в суматохе задержания кто-то пырнул меня ножом. Чтобы скрыть преступление, меня оттащили и бросили в колодец, прикрыли крышкой. Не знаю, сколько я пролежал. Когда очнулся… с трудом вылез и…
— …все было по-другому.
— Не то слово. — Гром покачал головой, вытащил газету из-под будильника, бережно стряхнул пыль и положил назад, на стол. — Все изменилось. Абсолютно все. Сначала я подумал, что меня все-таки убили… и я попал в рай. Потом, когда немного осмотрелся, понял, что никакой это не рай, а наша страна… тогда я решил, что у меня шизофрения. Несколько дней или даже недель я прятался по дачам и проселкам, потом понял — нет, шизофренией здесь и не пахнет.
— А рана?
— Рана?
— Да, вас пырнули ножом…
— Ах, да… рана… что удивительно, ее не было. Шрам был, а раны нет. — Он пожал плечами. — Будто бы я пролежал в этом колодце двадцать лет, но для меня это время прошло как несколько дней. Все затянулось. На лице густая борода. В общем — не узнать. Устроился сторожем в гаражное общество. Благо документов никто не спрашивал. Нашел преступников, которых когда-то ловил, они помогли сделать паспорт, но никуда с ним особо не совался. Понимал, что вопросов возникнет много.
— И себя не искали?
— Нет, — отрезал он. — Моя задача была вернуться назад. Я перерыл весь колодец, а потом появился он…
— Кто?
— Моцарт.
Чем дальше я его слушал, тем невероятнее становилась история. У меня ум за разум заходил, какие переплетения замыслила и осуществила судьба — чтобы в конце концов свести меня с этим человеком. Просто невероятно.
— Это же…
— Маньяк, которого никто не может поймать.
— Я слышал трех или четырех взяли… но не тех…
— Больше… гораздо больше… — снова вздохнул Гром. — Я сел ему на хвост, но… что-то не сходилось. Он всегда был на шаг впереди меня. А потом пришла Диана. Она была уже в возрасте. Волевая. Спокойная. Рассудительная. Она мне очень помогла. Вытащила, можно сказать, из ямы. По ее совету я взял ребенка из детдома… девочку… в общем, зажил обычный жизнью. Иногда мы встречались, постепенно она рассказывала все больше, объясняла, как так получилось, кто в этом виноват, что делать… — Гром говорил потухшим голосом, из него будто выпустили весь воздух. — Я узнал, что она тоже из органов, тоже борется с преступниками, на этом мы и сошлись, можно сказать. Ее фантастические истории я пропускал мимо ушей, считал их своего рода легендой. Ведь у меня тоже есть свои истории, но я не настаивал, чтобы она в них верила. Хотя чувствовал, что она верит. И не просто верит, она знает. Согласись, найти человека, который поверит в моей ситуации…
— Невозможно.
— Точно. Невозможно.
Я хотел его спросить, неужели такого опытного волка могла провести какая-то старуха, неужели не было никаких звоночков, но он опередил меня.
— Иногда я замечал в ней странности. Не была она… как бы это сказать… нашим, что ли, человеком… не знаю, понимаешь ли ты меня… нашим, в смысле, советским. Конечно, и у нас хватает лжецов, паразитов, врагов и прочей швали, но порой я чувствовал, что передо мной опытный, хитрый, коварный противник, который манипулирует мною и моим положением, играет на моих чувствах. Но она тут же развеивала мои подозрения. Дарила маленькие подарки Ленке. То шапочку свяжет, то шарфик, то в зоопарк с ней сходит. Поддерживала партию и правительство, хотя немного и ругала. Слушала вместе со мной Высоцкого. Интересовалась ходом моего расследования. И вот тут… было больше всего странностей. Как только я делился с ней чем-то, этот паразит от меня ускользал. И до сих пор… как песок сквозь пальцы. Хотя иногда мне кажется, что он вот-вот, буквально у меня в руках… но нет!
Гром, сидевший неподвижно, как глыба, ударил по столу руками. Доски подпрыгнули и между нами взвилось облачко пыли.
— Она говорила, что ведет свое расследование и вот-вот выйдет на диверсанта, который под видом ее сына внедрится на секретный завод. Я спросил, зачем такие сложности и она ответила, что у ее сына есть доступ к секретным разработкам, поэтому, мол, этому человеку на Западе сделали пластическую операцию. И знаешь что? Несмотря на всю фантастичность, история звучала правдоподобно. Под видом уборщицы, чтобы не привлекать внимание, она устроилась на завод. Разумеется, в связке с КГБ. Я проверил ее… то есть, шершень проверил… и она оказалась не здешней. Она не отсюда. Как и я. — Он аккуратно задвинул крышку коробка и обхватил его огромной лапищей.
Прошло пару минут, и я вдруг понял, что не слышу больше этого беспокойного жужжания. Совсем не слышу.
Гром распахнул клешню, сдвинул крышку коробка.
— Смотри.
На дне лежал огромный полосатый шершень. Он или спал или был мертв. Он не двигался и выглядел так, будто засох давным-давно.
Я не мог поверить этому.
— Как это…
— Мне дал этот коробок один парень. Он сказал, что это поможет мне понять, где мой дом и найти дорогу назад.
Я вдруг подумал, что эта штуковина… это насекомое мне бы точно пригодилось. Я теперь совершенно не понимал, в каком из миров нахожусь, однако рассказ Грома немного меня успокоил.
Я дома, как бы это ни звучало.
Некоторое время мы сидели в тишине. Я думал, как добраться до Светы, а Гром, вероятно, размышлял о том, как попасть назад к себе.
— Так или иначе… — сказал он, — мы должны найти твоих знакомых и узнать все, что они знают, пока не поздно.
Я кивнул. И тут же подумал, что это «пока не поздно» звучит больно уж зловеще.
— Что значит… не поздно?
Гром пожал плечами, потом достал из внутреннего кармана потрепанного пиджачка портмоне, вгляделся в чью-то фотографию. Лицо его смягчилось.
— Я буду по ней скучать… — сказал он тихо.
— Что значит, не поздно? — повторил я, подумав, что он не расслышал мой вопрос.
Гром поднял тяжелый взгляд.
— Двадцать первого числа я отключу электричество на подстанции завода, чтобы сорвать испытания. Потом, скорее всего, меня арестуют. И я больше никогда не увижу свою девочку.
Я медленно поднялся с лавки. Ноги дрожали. Обошел Грома, который сидел неподвижно, как скала.
Бросил через его плечо взгляд в бумажник и увидел фотографию девочки.
Меня прошибло током. Это была Света. Я понятия не имел, как это возможно, но это была она. Мог ли я ошибаться? Конечно, мог. Я не помнил в точности, как она выглядела в детстве, фотография была черно-белой, потускневшей… и зовут ее по-другому…
Я дернул головой. Нет, это не она. Просто показалось.
— Этого хочет Диана. Значит нужно, чтобы испытания прошли по плану. И тогда…
Он захлопнул бумажник и посмотрел на меня.
— Что тогда?
Я покачал головой.
— Тогда… вы сможете вернуться домой. И я тоже.
Глава 26
Мне показалось, что мужик, стоящий передо мной, этот непоколебимый коренастый шкаф, на миг покачнулся, словно бы я нанес ему точный удар в подбородок. Будто бы земля дрогнула и ушла у него из-под ног. Мир перестал существовать. В мрачной избушке, кажется, стало еще темнее.
— Что?! — проговорил он хриплым голосом. — Что ты сказал?
Я не ожидал от него такой реакции. Никогда не знаешь, как отреагирует незнакомый человек на слова, которые по какой-то причине заденут его. Покажутся ему важными. Особенно, если он ни о чем другом и думать не мог все эти годы.
Впрочем, я понимал его. Сколько времени прошло с того момента, как первого сентября я устроился в удобном кресле и в предвкушении раскрыл старый школьный фотоальбом? Физически — неделя, не больше, а по ощущениям прошла вечность. Этот человек пробыл здесь гораздо дольше — годы, десятилетия… что творилось в его душе — одному Богу известно.
Гром сжал кулаки и в его глазах заплясали огоньки решимости, ярости, и ненависти. Глубоко затаенное желание вырвалось наружу. Наверняка он спал и видел, как найдет банду, что сбросила его в колодец и покарает их. Всех до одного. В том, что он это сделает, я не сомневался ни на секунду и теперь даже подумал, что, если он не вернется, не найдет этих подонков, все может пойти не так и я возможно не смогу первого сентября спокойно сесть в свое кресло, откупорить бутылочку виски и погрузиться в сладкие воспоминания. И не только я.
— Вы сможете вернуться. Я знаю, как это сделать.
Он резко схватил меня за руку, притянул к себе и горячо зашептал. Хватка у него была железная.
— Послушай! Если ты… это сделаешь… По гроб буду тебе обязан! Ты понял?
У содрогнулся. По телу побежали мурашки. От него не пахло алкоголем. Он был абсолютно серьезен.
— Я обещаю… — выдавал я, когда дышать стало совсем нечем и подумал, что, если что-то сорвется и вернуть его не получится, я об этом очень сильно пожалею.
Гром отпустил меня, глубоко вздохнул и пошевелил плечами, будто сбрасывая тяжелые оковы, все это время сковывающие его. Изба будто бы даже стала шире на мгновение. Затем он медленно опустился на скамью.
— Чертовщина… черт знает что… это же надо, как бывает… антинаучно, да, но ведь я знал… — проговорил он, разглаживая руками газету как что-то очень родное и близкое, — я знал, что так и будет… так и будет… — его диковатый взгляд наткнулся на меня, он снова вскочил и кинулся к выходу. — Едем! Что сидишь, едем скорей!