— Стойте! — твердо сказал я, перегородив ему выход. — Погодите. Она же знает, какой будет ваш следующий шаг. Что вы должны сделать после того, как… ну…
— Закончу с тобой? — не моргнув спросил Гром. Он довольно быстро овладел собой и теперь снова был прежним — непроницаемым и жестким.
— Да, — я проглотил вставший в горле ком.
— Точно. — Он обхватил голову руками, потом вернулся к столу и сел. — Так… Я должен обыскать труп, забрать деньги, часы и все остальное, что найду. Деньги могу оставить себе. Часы отдать ей. Это вроде как семейная реликвия, которую ты у нее украл.
Я машинально запустил руку в карман. Часы лежали там, впрочем, как и пачка купюр. Вынув пачку денег, я протянул их Грому. Он отстранил руку.
— За кого ты меня держишь? — в его глазах полыхнул огонь. Я поспешил спрятать купюры. Он покачал головой: — Значит… все это время она морочила мне голову. А я и верил. Ну а как тут не поверить? Внушает доверие… женщина в возрасте, чуткая, опытная, опять же… ребенка посоветовала взять, жену обещала помочь найти… я ж думал навсегда тут застрял… а оно вон как…
— До двадцать первого мая осталось десять дней. Сейчас вы должны вернуться к ней и отвезти часы. Иначе она почует неладное.
Я положил на стол маленький сверток — в нем находились части и шестеренки часов, которые я успел подобрать под подъездом. Диана наверняка знает, что я там был. Сын, ее настоящий сын ей доложил, что видел меня на месте и что я опередил Свету, когда она бросилась подбирать шестеренки. Именно эти часы Диана жаждет получить. Точнее, механизм с камнями.
Гром покосился на сверток, затем не открывая, взял и спрятал в карман.
Потом он посмотрел на меня как-то странно, отчего у меня вновь поползли мурашки.
— Это еще не все.
— Да… что еще?
— Она попросила твое ухо.
От неожиданности я отпрянул.
— Что?!
— Ухо. Палец. Что-нибудь. Ну… сам понимаешь…
У меня заныло под ложечкой.
— Ладно… — Гром положил руку мне на плечо и криво усмехнулся: — Найду по пути.
— Где это, по пути? — вырвалось у меня. Лучше бы я сдержался, но я не мог не задать этот вопрос. Если он решил поберечь меня и грохнуть по пути случайного прохожего, то я бы, скорее всего, согласился отдать собственный палец.
— Не бойся, я следователь, а не убийца. В городском морге работает знакомый санитар, заеду, выберу что-нибудь подходящее. А ты сиди здесь. Под лавкой в ящике есть консервы и сухари. Котелок на полке, можешь чаю сварганить, никто тебя здесь не найдет. Не высовывайся, жди меня. Понял?
Я кивнул.
Гром окинул избу долгим взглядом и не прощаясь, вышел. Через минуту я услышал, как завелся движок «Урала», мотоцикл, газанув, лихо развернулся и вскоре стало тихо.
Сердце билось в груди, словно испуганная птица. Я медленно поднялся со скамьи и вышел на крыльцо избушки. Вокруг недвижно стоял сосновый лес.
Я прошел чуть вперед и на склоне увидел огромную сосну, сломанную пополам. Засохшая верхушка свесилась и торчала как сломанное коромысло. Чуть левее, почти задевая сломанную сосну, волнами струились нитки проводов высоковольтной линии, уходящей куда-то вдаль.
Я проследил взглядом уходящую вдаль просеку с высокими столбами ЛЭП. Наверняка, грибное место, — подумалось мне. Над просекой кружили птицы — наверняка выбирали места для гнездовья. Однако я заметил, что после нескольких кругов почти все они улетали прочь. Что-то им не нравилось.
Мотоцикл с поляны исчез и теперь я был здесь совершенно один, чего не случалось уже очень давно. Странное ощущение ничегонеделания и какой-то пустоты постепенно сменилось умиротворением.
Не высовываться, далеко не выходить, — это было не сложно.
Сначала я решил, что огонь может выдать мое местоположение, но обследовав участок, я понял, что вблизи нет ни дорог, ни деревень, ни вообще каких-либо следов человека типа пустых бутылок, окурков, бумажек и прочего мусора.
Попытался прикинуть сколько километров до города — выходило около десяти, но мы много петляли, и я мог ошибаться. Тем не менее, привычного городского гула здесь совершенно не ощущалось.
Я нашел спички, собрал дрова и разжег небольшой костер. После вскрыл тушенку, сделал чай и неплохо перекусил. Видимо, сказался свежий воздух. Привыкнув к новому месту, я почувствовал себя смелее, хотя, казалось бы, к новым местам мне точно не привыкать.
Изучил дом, оказавшийся гораздо большим внутри, чем он казался снаружи. Нашел старый самовар, топор, нож, пару ведер, несколько таких же старых газет, как и на столе в доме, запас еды на месяц, стеганое одеяло и старый командирский планшет, внутри которого был рапорт о задержании странной одетой группы школьников, которые не могли внятно объяснить, кто они и откуда. Рапорт оказался оборван на полуслове, а край истлевшей от времени бумаги был покрыт бурыми пятнами. Сверху стояла дата — «26.12.1941 г»
«По существу вопроса задержанный Виктор Крылов объяснил, что пришел на рынок, чтобы посмотреть на животных, в частности, на шершней… которые, по его словам, здесь продавались…»
Я уставился на ветхий листок, готовый вот-вот рассыпаться в руках.
— Виктор Крылов? — пробормотал я. Имя было знакомым, но не так чтобы очень. По крайней мере, этот парень не был моим одноклассником. Возможно, этот Витя искал на рынке пресловутых шершней, чтобы понять… что вообще происходит… я представил, как бы я себя почувствовал, если бы попал в сорок первый год и на миг снова почувствовал головокружение. Если в рапорте идет речь о такой группе ребят, им явно не позавидуешь. Где-то сейчас они там… хотя, что значит, сейчас? Сейчас — это когда?
«В данный момент, — подсказал внутренний голос. — В данный момент у них декабрь сорок первого, а ты здесь…»
Я вздохнул и посмотрел на спичечный коробок, оставленный Громом на столе.
Встряхнул. Внутри что-то ударилось. Приоткрыл маленькую щелку, потом шире. Засохший шершень смотрел на меня мертвыми глазами.
Я закрыл коробок и аккуратно сжал его в ладонях.
Через пару минут послышалось шуршание. На миг я подумал, что это, возможно, какой-то трюк. Насекомое — лишь искусный механический муляж, который под действием тепла ладоней приводится в действие и начинает вибрировать.
Однако, когда я вновь открыл коробок, тут же наружу просунулись черные усы, а на меня глянули совершенно живые фасеточные глазищи.
— Что за фигня… — произнес я, совершенно сбитый с толку и положил коробок на стол. Шершень продолжал вибрировать и жужжать, требуя свободы.
— Нет уж, братец, ты мне еще, может быть, пригодишься… — сказал я ему и накрыл коробок старой тряпкой. Пару минут спустя насекомое затихло.
Время тянулось очень медленно. Без телефона (хотя я уже вроде начал отвыкать от него) минуты тянулись словно резиновые.
Я нашел в доме подвал — он находился под пустым сундуком. Точнее, прямо в нем.
— Хитро придумано, — вырвалось у меня, когда я потянул за металлическую петлю на дне сундука, и дно поднялось, явив черный лаз. Фонарика не нашлось, а спускаться в неизвестный погреб, из которого пахнуло холодной сыростью, мне не захотелось. Почему-то я был уверен, что если спущусь, то назад уже не выберусь.
Ни к вечеру, ни ночью, ни даже на утро, когда я продрогший вышел на свежий воздух, чтобы помахать руками и удостовериться, что я проснулся там же, где уснул, Гром так и не появился.
Я тщетно прождал его до обеда. Выбегал на поляну, с которой начиналась едва заметная проселочная дорожка, вслушивался в шорохи леса и отдаленные звуки, напоминающие урчание мотора. Мне показалось, что вечером и утром я слышал голоса, много голосов, похожих на солдатские, будто бы они выкрикивали речевки и приветствия, но теперь было тихо и я списал это на утомление. В лесу всякое может мерещиться.
Я попробовал вспомнить детально наш разговор с Громом. Он, вроде бы, не обещал приехать быстро и, кажется, даже не сказал, когда именно заглянет снова.
Запас еды в избушке как бы намекал, что он может появиться не скоро, однако я все же надеялся, что мое неведение, которое быстро переросло в сущую пытку, продлится недолго.
Я не знал, что и думать, а без новостей мысли в голову приходили одна другой краше. Может быть, его арестовали, когда она пытался добыть палец или ухо для Дианы в местном морге. Может, Диана раскусила простоватого мужика, он выдал меня и сейчас они соображают, что со мной делать, разумно предполагая, что с подводной лодки, то есть из дома в лесу мне деваться попросту некуда.
Осознание того, что я здесь реально как на подводной лодке пришло ко мне на закате шестого или седьмого дня. Делать засечки на дереве, чтобы отсчитывать дни я не догадался.
Тревога нарастала, погода испортилась. В очередную ночь я спал очень плохо. Мне снилось собственное отражение — чего никогда не бывало раньше, оно грозило мне из зеркала в ванной комнате, лифт в доме ездил туда-сюда, я чувствовал, что тот, кто в нем находится, пытается попасть на мой этаж, но почему-то никак не может и все время промахивается. Несколько раз я выбегал на лестничную клетку, но там было темно и лифт проезжал мимо. Я пытался в щелку разглядеть — кто же там едет, но не смог. В конце концов лифт застрял и его пронзительное гудение, точнее, гудение двигателей где-то сверху так меня измотало, что я провалился в какое-то небытие, а кабина, как мне показалось в самом конце — сорвалась и упала в шахту с оглушительным грохотом. Наверное, это был гром.
Я проснулся под утро, совершенно измотанный. Открыл глаза, собираясь с мыслями, посмотрел на дощатый потолок избушки и с трудом вспомнил, где я и кто я. Голова жутко раскалывалась. Хотелось пить, в горле совершенно пересохло.
Вдали раздавалось урчание автомобильного двигателя. Пока до меня дошло, что это именно автомобиль, а не мотоцикл, что он направляется в мою сторону и что это наверняка не Гром, драгоценные секунды почти истекли.
Времени на обдумывание Гром-не Гром не оставалось.
Я схватил пиджак, напялил его, едва попав в рукав, потом быстро свернул газету со стола и вместе со спичечным коробком сунул ее в боковой карман. Почему-то я был уверен, что гости пришли по мою душу и когда выскочил на дощатое крылечко, то увидел, как за толстыми стволами сосен промелькнуло белое пятно подрыгивающего автомобиля, похожего на милицейский «Уазик».