Остались только перегородки, где были туалеты и ванные – понятно почему. БГ хватило ума не приказывать разрушить эти места уединения. Вот бояне и отсиживались в них часами или бесцельно слонялись, ловя на себе взгляды соседей, и сами невольно подглядывали за их жизнью, вовсе того не желая.
Росло недовольство. Бояне ведь привыкли к распорядку: поработать, потом заняться культурным досугом, потом прийти домой и отдохнуть. А как теперь придешь домой, если дома фактически нет? Это их нервировало. Обычно склонные вечером жить автономно, не влезая в жизнь соседей и не допуская их в свою жизнь, они сбивались в кучки и о чем-то говорили – все более взволнованно и возбужденно. К тому же все чувствовали, как кончается в их организмах действие стабилизатора, моменты безотчетной тревоги сменялись всплесками необоснованной смелости.
Шпионы в штатском, изображавшие физкультурников, занимающихся вечерними пробежками, на ходу высматривали, подслушивали и доставляли в резиденцию БГ сведения о настроениях народа. БГ выслушивал и удовлетворенно кивал: похоже, его эти настроения ничуть не пугали.
БГ откровенничает
Стемнело. Подземелье погрузилось в темноту, потому что никто нигде не зажигал света. Остались только уличные фонари, они освещали окружающие дома, то есть бывшие дома, но вот кто-то кинул камнем – погас один фонарь, тут же был разбит другой, потом третий… Вскоре стало окончательно темно.
– Ага! – воскликнул БГ. – Это уже бунт! Как вы считаете, товарищ начальник штаба полковник Илья Ильич Обломский?
– С одной стороны…
– А я говорю – бунт! Привести войска в боевую готовность!
Приказ есть приказ, начальник штаба довел его до сведения командиров.
Юных страбытов-боюпов это тоже касалось: их подняли, заставили одеться и ждать дальнейших указаний.
После этого БГ собрал командный состав у себя и произнес речь. Речь была краткой:
– Готовьтесь ко всему!
Командиры ждали, что генерал разъяснит, к чему именно готовиться, но он не счел нужным комментировать. Сказано – ко всему, значит, ко всему.
И БГ отпустил их, оставив только Ника.
– Ну как, старбой, дела? – спросил он.
Ник вытянулся и выкрикнул:
– Все в порядке, товарищ генерал!
– Молодец, молодец, стараешься. Есть проблемы, пожелания, вопросы?
– Никак нет! – крикнул Ник.
– Ладно, можешь говорить нормально, по-домашнему. Чаю хочешь?
– Так точно! То есть… Спасибо, не откажусь.
Принесли чай с печеньем.
На самом деле, отвечая генералу, Ник немного лукавил: вопросы у него были. Вернее, один, но важный. И он решился его задать:
– А скажите, если они все-таки… Ну, если бунт… Если они начнут что-нибудь…
– Собьются в банды и начнут боевые действия?
Ник не был уверен, что имел в виду банды и боевые действия, но решил не углубляться в детали.
– Ну да, вроде того. Если они это начнут, мы что, воевать с ними будем?
– А ты как думал?
– То есть стрелять?
– И стрелять тоже. Не беспокойся, дружок, я не заинтересован в том, чтобы уничтожить собственный народ. Пули у нас – нервно-паралитического действия. Человек, в которого попадет такая пуля, несколько дней дергается или, наоборот, лежит и не двигается, но потом все проходит.
– А если в глаз попадешь, можно же выбить? Все-таки пули, а не жвачкой кинуть.
– Никто не застрахован от случайностей. Я давно запланировал устроить тут войну. Мне нужно, чтобы проявили себя крепкие и смелые люди. Доктор Страхов должен был их вырастить, но у него не очень хорошо получается. То передозировка, то недозировка. На самом деле он был обязан изобрести такую вакцину, чтобы мои солдаты никого не боялись, только меня. Война все расставит по своим местам, я быстро пойму, из кого я могу сформировать свои ударные боевые части.
– А зачем они вам?
БГ помолчал, подумал и сказал:
– Ладно. Учти: об этом никто не знает. Если проболтаешься, я тебя просто расстреляю по законам военного времени.
– Хорошо, – сказал Ник, имея в виду не то, что БГ его может расстрелять, это как раз не хорошо, а то, что он согласен хранить тайну под страхом смерти.
– Ты знаешь, малыш, что происходит в мире?
– Много чего происходит.
– Нет, я имею в виду главное?
Ник напрягся, чтобы сообразить, что же в мире главное. Но главного слишком много. А самое, пожалуй, главное, это жизнь. Так он и ответил:
– Жизнь происходит.
– Нет. Это не жизнь. Это существование. Люди живут в вечном страхе. Они боятся смерти, болезней, бедности, голода. Они боятся соседей, людей других национальностей, начальников, подчиненных. Женщины боятся мужчин, мужчины боятся женщин. Дети боятся взрослых, взрослые боятся детей. Учителя боятся школьников, школьники боятся учителей. И наконец, все боятся сами себя. Ведь так?
– Ну, более-менее, – уклончиво сказал Ник. Он понимал умом, что БГ в чем-то прав, но сам он не боялся смерти, болезней, бедности, голода, соседей, людей других национальностей. Он не замечал также, чтобы женщины очень уж боялись мужчин, а мужчины женщин, скорее, наоборот, если особенно судить по телевизору, они только и делают, что стараются понравиться друг другу, вся реклама на этом построена: то и дело показывают женщин, которые изо всех сил хвалятся своим внешним видом, и мужчин, которые выставляют напоказ свои автомобили, костюмы, часы и так далее. И уж тем более Ник не мог понять, с чего БГ взял, будто учителя боятся школьников, а школьники учителей.
Все эти мысли мелькнули в его голове за долю секунды, а БГ успел рассердиться.
– Ты ничего не понимаешь! Я тебе говорю – все боятся! Но, как я понял, а доктор Страхов подтвердил, на самом деле все сводится к одному: все боятся будущего. Боятся будущих болезней, будущей смерти, будущей бедности. И выход один. Какой?
– Сделать так, чтобы не было болезней, смерти и бедности? – предположил Ник.
– Это невозможно! Слушай внимательно. Я сказал, что люди боятся, но я не сказал, что это плохо! Они мало боятся, вот что плохо! Надо сделать так, чтобы они полюбили свой страх! Чтобы они все стали бесстрашно трусливыми! Потому что все несчастья от людской смелости! Человек не боится быстро ехать – и давит других. Не боится высоты – и падает с горы. Не боится хулиганов, нападает, в результате получает по голове и оказывается в больнице!
– Что же, бежать от хулиганов? – спросил Ник.
– Конечно! Ты только представь: все ездят тихо – боятся. Не лезут ни на какие горы, не рискуют, ведут здоровый образ жизни – то есть смело и спокойно боятся. Убегают от хулиганов, да, убегают, ну и что? Это приведет к тому, что хулиганы исчезнут!
– Как это?
– Очень просто! Представь: идут хулиганы по улице. Хотят кого-то избить и ограбить. Но все сразу же разбегаются! Хулиганы бродят и не могут никого поймать! И бросают свое бессмысленное хулиганство.
Ник сомневался, что настоящие хулиганы не смогут никого поймать и бросят свое бессмысленное хулиганство, но не стал возражать: БГ вдохновился, впал в раж, глаза его горели.
– Скоро на земле будет мир! Профессор заразит инфекцией страха микробов, мы запустим их в организмы людей, и начнется эпидемия страха! Но конечно, нужны люди, которые все это будут контролировать. Смелые люди. Поэтому Страхов проводит эксперименты в двух направлениях – он создал вирус страха и вирус смелости. Смелостью он заразил тебя, а страхом твоего брата. И вирус уже распространяется – ведь твои друзья согласились стать бойцами, они заразились от тебя смелостью. А друзья Вика заразились страхом. Теперь надо проверить, что лучше действует в бою – страх или смелость!
– Значит, бой все-таки будет?
– Конечно! Народ обязательно взбунтуется если не сегодня, то завтра!
Вышка мужества. Патрулирование
Но ни сегодня, ни завтра народ не взбунтовался.
Бояне понемногу приспособились к новым условиям. Они так расставляли мебель, чтобы образовывались укромные уголки, в которых и отсиживались. А если и не отсиживались, то постепенно перестали обращать внимание на окружающих. Это только сначала кажется, что на тебя все смотрят, а потом понимаешь: не очень ты нужен, чтобы на тебя глазеть.
Тогда БГ начал готовиться к войне в одностороннем порядке. С утра до вечера солдаты тренировались, развивая выносливость, меткость, силу и ловкость.
Тренировалось и подразделение Ника.
Он был горд доверием, которое ему оказал БГ, поделившись своими планами, и хотел оправдать это доверие, установив железную дисциплину, требуя от подчиненных неукоснительного исполнения приказов и ставя перед ними все более трудные задачи.
БГ как-то поприсутствовал на занятии по метанию деревянных гранат (настоящего оружия страбытам-боюпам пока не давали) и остался доволен командованием, но был недоволен исполнением.
– Какие-то они вялые у тебя, старбой, – сказал он Нику. – Азарта не вижу, смелости не вижу.
– Деревяшки кидать – много смелости не надо, – отозвался Мишка.
– Кто там вякает без разрешения? – тут же взвился БГ.
Мишка, приученный уже к армейскому порядку, вышел из строя, вытянулся:
– Я!
– В карцер хочешь?
– Никак нет, товарищ генерал!
– А чего рассуждать взялся без спроса?
– Виноват, товарищ генерал!
БГ вгляделся в выкаченные глаза Мишки и заподозрил неладное:
– Ты, часом, не смеешься надо мной, а?
– Никак нет, товарищ генерал!
– То-то. Устрой-ка им испытание на вышке мужества, – приказал он Нику.
– А что это?
БГ объяснил: вышка мужества – это десятиметровая вышка, с которой надо прыгнуть. Внизу – батут, на него надо попасть. Попал – твое счастье, не попал – будет очень неприятно. Да еще на батуте надо попрыгать, чтобы не сразу спрыгнуть на землю, иначе тоже ноги отшибешь.
Генерал не только объяснил, но и, проявив доброту, сам привел их к этой вышке.
Подростки глянули и обомлели: она показалась им очень высокой, а круглый батут, растянутый перед нею, – очень маленьким.