Саша и Паша сказали родителям: или забирайте нас из этой школы, или обеспечьте так, чтобы мы не были в отстое, чтобы выглядели нормальными пацанами. Мама Паши и папа Саши пытались их как-то успокоить и урезонить, но мальчики лишь усмехались. По кодексу нового класса слова родителей не следовало воспринимать всерьез, ибо они лишь не намного меньше придурки, чем учителя, а уж в реальной жизни понимают совсем плохо.
Родители Саши и Паши наконец сообразили, что убеждать сыновей бесполезно.
И началась гонка.
Они работали с утра до ночи, влезали в долги, но обеспечивали Пашу и Сашу самым необходимым – крутыми мобильниками, крутой одеждой, а потом и крутыми компьютерами и всем прочим крайне крутым, что требовалось.
Но в нашей жизни все очень быстро меняется: мобильники, часы, одежда одноклассников становились все круче.
Саша и Паша видели это и понимали, что им не угнаться. Они же все-таки были неглупыми и понимали, что ресурсы родителей ограниченны.
Они попробовали компенсировать другим – обращались с учителями грубее всех, говорили девчонкам до предела откровенные вещи, воткнули в уши самые большие серьги, однако правильных пацанов это не могло обмануть: крутизна ими принималась лишь в полном комплекте. И они не считали Пашу и Сашу своими.
Паша и Саша заболели одновременно. Им снились ужасные сны, что они приходят в школу в обычных брюках, обычных рубашках и обычных ботинках, без мобильников, без браслетов и часов, без татуировок – и над ними хохочет вся школа.
Друг с другом они сначала почти не общались – чтобы одноклассники не заподозрили их в желании дружить с не крутым пацаном. Но однажды после школы, встретившись на улице, разговорились. Поняли, что у них общие проблемы и стали дружить тайно.
Но это им не помогло: от нервного расстройства, от сознания того, что они не такие, какими надо быть, у Паши случались дома истерики, а Саша вообще начал падать в обмороки.
Родители уже думали, где и как их лечить, но однажды к Саше и Паше подошла в школе медсестра и позвала обоих в свой кабинет.
Там их ждал человек с седоватой бородой. Смешноватый такой человек. То ли доктор Айболит, то ли академик Павлов.
Но этот смешноватый доктор оказался хитроумным, разговорил Сашу и Пашу, они признались в своих страхах. После этого друзья пошли в класс и смирно досидели там до конца уроков, переглядываясь. А потом вместе вышли из школы – и больше их никто не видел. И ничего подозрительного не заметили. Кто-то припомнил, что в это время у школы стояла машина «пирожок», которая потом уехала, но с исчезновением Паши и Саши это не связали. Мало ли какие машины где стоят и потом уезжают.
Никто не знал, что доктор Страхов увез их в свое подземелье – лечить.
Бояне
Наконец лабиринты кончились, братья и Людофоб вышли в освещенный коридор. Он закруглялся в обе стороны, видно было несколько дверей – одинаковых, белых, без номеров и надписей.
– Мы пришли? – спросил Ник.
– Почти. Все, я дальше не пойду, – мрачно заявил Людофоб. – Там везде люди. А я еще не отдохнул от них.
– Странный вы какой-то! – сказал Ник. – То идете, то не идете! Так нельзя!
Вик тихонько дернул его за рукав: ему не хотелось ссориться с Людофобом. И не хотелось, чтобы тот уходил – все-таки хоть что-то объясняет.
– Мне кажется, вам не следует долго быть без людей, – произнес он тоном деликатного и мягкого совета.
– Почему это?
– Чем дольше вы будете без них обходиться, тем дольше продлится лечение.
Людофоб понурился:
– И доктор Страхов то же самое говорит… Но – страшно. Нет. Даже не просите. У меня истощена вся нервная система.
– А вы бы сами попробовали кого-нибудь напугать, – предложил Ник.
Людофоб хмыкнул:
– Пробовал.
– Получилось?
– Даже слишком. Начал бояться сам себя. Это еще хуже – от себя-то не скроешься. Я же любофоб, а не самофоб.
– Самофоб – тот, кто боится сам себя? – догадался Вик.
– Точно. Вы на них еще полюбуетесь.
– Все равно, вам надо преодолевать страх, – гнул свою линию Вик. – Иначе он никогда не пройдет.
– А я чем занимаюсь? Я даже позавчера толкнул одного старика! – похвастался Людофоб. – И не испугался!
Тут он задумался, глаза его подернулись мечтательной дымкой.
– Знаете, – доверительно сказал он. – Меня с детства все обижали. Били по затылку, по шее, по спине… По всяким местам. А я – никого. Ни разу. Я никому никогда не дал даже элементарного подзатыльника! Я вижу, вы здоровые мальчики. Не опасные. Может, вы позволите…
Людофоб умолк.
– Чего позволить-то? – спросил Ник.
– Дать мне или тебе подзатыльник, – объяснил ему Вик, уловивший ход мыслей Людофоба.
– Да, – подтвердил Людофоб и смущенно опустил глаза. – Я совсем тихонько. Один разочек. Совсем-совсем чуть-чуть. И мне сразу станет легче!
– Еще чего! – рассердился Ник. – С какой стати мы будем терпеть?
Но Вик отнесся к этому не так категорично.
– Ладно, – сказал он. – Если вам действительно будет от этого легче, можете меня слегка стукнуть. Но совсем слегка, а то я обижусь!
– Что я, не понимаю?
Людофоб поднял дрожащую руку, поднес ее к затылку Вика, закрыл глаза и даже не ударил, а только слегка прикоснулся. Но тут же отскочил, упал на землю и закричал:
– А теперь бейте меня! Убивайте!
– Никто вас не будет бить и убивать, – успокоил его Вик. – Вставайте и пойдем дальше.
Людофоб медленно встал, недоверчиво глядя на братьев.
И вдруг улыбнулся:
– А это было неплохо! Мне в самом деле немного полегче! Что ж, пойдемте!
И он уверенно открыл первую попавшуюся дверь.
Но братьев при этом все-таки пропустил вперед.
Они оказались в огромной комнате. Можно даже сказать в цеху, настолько она была большая. Но в цеху стоят станки, а здесь были обычные столы, разделенные невысокими перегородками, поверх которых торчали макушки людей. Все эти люди сидели за компьютерами и напряженно работали. Между секциями муравьиными ручейками сновали другие люди, разнося трудящимся какие-то бумаги и унося от них другие. Эти бумаги стекались в застекленные кабинеты, расположенные равномерно по всему пространству помещения, а из них в свою очередь попадали в центральный кабинет, самый большой и не застекленный, а из чего-то непрозрачного, но, впрочем, даже на вид непрочного. Что-то вроде фанеры.
Еще тут везде были часы, на стенах по всему периметру, с равными промежутками, над каждым столом, расположенные так, чтобы каждый сотрудник видел свой циферблат, и все эти часы стучали, именно стучали, а не тикали, будто единый огромный механизм, что опять-таки делало помещение похожим на цех, только что здесь производили? Время?
Никто из присутствующих не обратил внимания на Ника, Вика и Людофоба.
Только один, совсем молоденький сотрудник, мимо которого они проходили, шмыгнул глазами их в сторону, но тут же спохватился, покраснел, быстро оглядел окружающих – не заметил ли кто его проступка, с ужасом посмотрел на свои часы и с удвоенным рвением погрузился в работу, щелкая по клавишам компьютера и уставившись в монитор. При этом он шевелил губами, помогая себе печатать какой-то текст.
– Ничего себе, – сказал Ник. – Я такого никогда не видел.
– А над чем они работают? – спросил Вик Людофоба.
– Это неважно.
– Но они здоровые?
– Больные, конечно. Тут нет здоровых.
– А чем они больны?
– Доктор Страхов называет их бояне.
– Баяны? – не расслышал Ник.
– Бо-я-не! – по слогам повторил Людофоб. Он сказал это слишком громко – все, кто находились поблизости съежились и пригнулись. Людофоб продолжил объяснять шепотом: – Бояне – то есть те, кто БОЯтся НЕ успеть, не угодить, не сделать.
– Чего не сделать? – не понимал Ник.
– Чего-нибудь, что им велено.
– Придурки, – хмыкнул Ник.
Это замечание задело Людофоба. Бояне, хоть и больные, были его соотечественниками в этой подземной стране, и он решил за них вступиться.
– Ты сам из таких, – сухо сказал он Нику.
– Я?!
– Конечно. Вот, например, ты учишь уроки. Допустим, по географии.
Пример Нику не понравился.
– Я ее не очень люблю, – сказал он. – У нас по географии такая фашистка – заставляет наизусть учить, когда что открыли. Какая разница, открыли и открыли. Я еще понимаю про климат. Хотя тоже – зачем? Надо будет куда-то поехать или полететь, в Интернете посмотрю, какой там климат и какая погода, вот и все!
– Но ты все-таки учишь? – с многозначительной улыбкой спросил Людофоб. – Даже про какую-нибудь Антарктиду, куда уж ты точно никогда не полетишь. Зачем?
– Как зачем? Могут спросить. Двойку поставить.
– Дело не в этом, – вмешался Вик. – Знать про Антарктиду тоже нужно, потому что…
Но Людофоб не дал ему договорить, зачем нужно знать про Антарктиду.
– Минуточку, молодой человек! – сказал он ему. – Вопрос не к вам. Значит, ты боишься не выучить про Антарктиду потому, что боишься не угодить учительнице? – допытывался он у Ника.
– Надо еще мне ей угождать! Говорю же – чтобы двойку не получить.
– Это одно и то же. Суть в чем? Тебе не знания нужны, ты боишься не выучить! Не сделать! Не угодить! Назвать можно как угодно. Это и есть признак болезни – делать что-то не потому, что это нужно тебе, а потому, что нужно кому-то другому.
– Почему же другому? – опять попытался вмешаться Вик, но Людофоб поднял руку:
– Не кипятись. Я не говорю, что твой брат болен, я говорю, что в нем есть признаки болезни. А эти все – больные насквозь. Они каждую минуту и каждую секунду боятся. Не угодить, не сделать, не успеть.
– И от этого здесь лечат? – спросил Вик.
– Само собой.
– А мне кажется, они какие-то неизлечимые, – оглядел Вик зал. – В такой обстановке окончательно свихнешься.
– Не нашего с вами ума дело! – оборвал его Людофоб. – Профессор Страхов знает, что делает. Конечно, если бы не противодействие БГ…