– Ты считаешь, – уловил ход мыслей Николая Егоровича генерал, – что диверсант после бомбардировки вышел на дорогу, снял камуфляж, запихал его в вещмешок и подбросил нам в качестве ложного следа?
– Еще он убил инструктора непонятно чем.
– Так инструктор – шпион или жертва? – Рогожин не мог понять, в какую сторону ему переделывать донесение.
– Ночью по пустынной дороге просто так не ходят. Инструктор, скорее всего, сообщник шпиона. Или простофиля, которого немецкий агент обманом выманил ночью на дорогу. Одно могу сказать точно: инструктор и диверсант хорошо знакомы между собой.
– Так-с, – протянул генерал. – Дело усложняется.
– Ничего оно не усложняется, – возразил Рогожин. – Как мы не знали, кто немецкий агент, так и не знаем. У нас появился мертвый инструктор, который в Мурманске наверняка общался не с одним десятком человек. Кто из его знакомых немецкий шпион, мы, если и вычислим, то не скоро. До отъезда точно не успеем.
– Если мы нигде не совершим оплошности, то немецкий агент сосредоточит все внимание на ложном отряде, – Морозов, размышляя, отстучал пальцами дробь по столу. – В наши планы внесем коррективы: формированием ложного отряда займется Колесников, а Лоскутов сосредоточится на ядре рейдовой группы. Капитан, считай, что ты перешел на нелегальное положение: поменьше светись в штабе, побольше работы переложи на своих помощников. Кстати, кого ты там отобрал?
Николай Егорович протянул заранее приготовленный рапорт.
– За обоих ручаешься? – для формальности спросил Морозов. Фамилии Лукина и Монгола ему ни о чем не говорили. Проверять кандидатов времени не было. – Рапорт отдашь в кадры.
Генерал поставил в углу листа подпись и вернул его Николаю Егоровичу.
Добравшись до офицерского общежития, Лоскутов, перед тем как завалиться спать, вызвал ординарца.
– Лука, передай дневальному, чтобы разбудил меня через два часа. Далее, найди Монгола. В семь вечера жду вас обоих у себя в комнате.
Лоскутов проснулся в тишине. Никого из соседей по комнате не было, все еще находились на службе. Одежда, которую Николай Егорович, ложась спать, бросил у кровати, исчезла. Вместо нее на табуретке был разложен свежий комплект капитанской формы с нашивками за ранения и орденами. Когда хозяйственный Лукин успел перецепить ордена с одной гимнастерки на другую, Лоскутов не слышал, настолько крепко спал.
«Как знать, – подумал Николай Егорович, – быть может, я в последний раз спал в абсолютной тишине. Никто не храпел под ухом, никто не грохотал, вернувшись черт знает откуда посреди ночи. Благодать!»
Он встал, потянулся, отыскал в тумбочке умывальные принадлежности. Словно подводя черту под его размышлениями о тишине, на окраине города залаяли зенитки. Но воздушную тревогу не объявляли.
«Учения проводят или немецкий самолет-разведчик отгоняют», – подумал он.
Дверь без стука распахнулась. Вместо дневального вошли Лука с Монголом. Николай Егорович велел им ждать, сам пошел на первый этаж приводить себя в порядок.
– Значит, так, – вернувшийся после водных процедур Лоскутов был свеж и бодр, насколько «свежим и бодрым» может быть человек, накануне видевший десятки изувеченных человеческих тел. – В утвержденном генералом Морозовым штатном расписании моей группы для вас места нет. Но я обошел формальности и включил вас в рейд. Монгол, ты будешь моим заместителем. Лука, тебя я назначаю старшиной отряда. Теперь распределим обязанности. На мне общее руководство. Лука, ты занимаешься подготовкой продовольствия и снаряжением. Монгол, с тебя сапер, снайпер, повар и три разведчика-наблюдателя. Радиста, шифровальщика и медика искать не будем. Уверен, мы их получим из разведуправления флота. Что еще? Монгол, запомни: ни за что, ни при каких условиях в мою группу не должны попасть общественники-активисты, ярые комсомольцы, стукачи и спортсмены.
– Почему спортсмены? – удивился Лукин. С тремя первыми категориями он был полностью согласен, а вот против спортсменов ничего не имел. Он, кстати, настоящих спортсменов никогда в жизни не встречал. В деревне жил.
– Спортсмен, – пояснил Лоскутов, – это бездельник, у которого от сытой жизни появляется избыток энергии. В рейде мне такие не нужны. Рейд – это не стадион.
Николай Егорович не любил спортсменов по личным причинам – за два года до войны от него ушла жена к тренеру могилевской футбольной команды. Ладно бы сошлась с каким-нибудь слесарем, не так обидно было бы, а то нашла на кого променять – на футболиста-попрыгунчика.
– О спортсменах вопрос закрыт. Решение принято.
Лоскутов подошел к мутному зеркалу, закрепленному гвоздями на входной двери, прошелся расческой по волосам. Недолго, недолго осталось ему форсить аккуратной московской прической. Перед рейдом придется наголо остричься. Волосы в дальнем походе – излишество.
– Командир, – предложил Монгол, – может, пойдем, посидим у меня в батальоне, обсудим все в спокойной обстановке? Поужинаем, дерябнем грамм по сто для аппетита.
– Поужинать бы не мешало, – поддержал Лукин.
Отдельного кабинета в учебном батальоне у Монгола не было, так что они расположились в солдатской столовой. Дежурный повар на скорую руку накрыл на стол, из заначки достал початую бутылку водки. После обсуждения важных дел Лоскутов решил уточнить кое-что, не связанное с рейдом.
– Монгол, – ненавязчиво спросил он, – а ты про барона Унгерна слышал?
– Конечно, слышал! У нас им в деревнях до сих пор маленьких детей пугают: мол, не будешь слушаться, придет барон, утащит тебя в лес и съест.
– А кем Унгерн по нации был, не знаешь?
– Немец, кем же еще такая сволочь может быть!
– Еще вопрос: Унгерн не имел никакого отношения к Тунгусскому метеориту?
– Коля, авторитетно заявляю тебе: Тунгусский метеорит – это вымысел, миф. Не было никакого метеорита. Взрыв в тайге устроил Тесла, американский ученый. Он изобрел луч невиданной силы, направил его на Луну, луч отразился и попал в Сибирь. Поверь мне, мы искали метеорит, но даже следов его не нашли.
Глава 17
«Нарочным. Вручить лично.
Совершенно секретно. Морозову.
Направляю стенограмму опроса интернированных в Швеции летчиков 9 гв. МТАП. Со стенограммой ознакомить Якушева. Василевский».
Перечитав несколько раз показания Хоренкова и его штурмана о событиях над объектом «Посох», Якушев решил поделиться выводами с Морозовым.
– Могу дать гарантию, что у немцев вышел из строя комплекс принимающих антенн. Скорее всего, отключилось питание. Если бы электромагнитная индукция шла по предписанной дуге, то Хоренков взорвался бы в воздухе, как другие бомбардировщики.
– Я тоже так думаю, – согласился бывший командир кавалерийского полка. – Свои соображения насчет индукции изложи в подробном рапорте на мое имя. Лоскутова введешь в курс дела после начала операции. Но смотри, сильно не умничай: Лоскутов, он парень простой, до войны в милиции работал, в индукциях, я думаю, не силен.
Глава 18
В субботу, согласно выработанному плану, Лоскутов, Рогожин и Колесников разъехались по разным объектам. Николай Егорович обосновался в учебном батальоне, Колесников – в 106-м отряде, а Рогожин – в политуправлении Северного флота.
Лоскутов в учебном батальоне занял старшинскую каптерку в отдаленном бараке. Монгол по очереди заводил к нему кандидатов, коротко докладывал о каждом.
– Сергей Жук, – рейдовик сверился с послужной карточкой, – твой земляк, белорус. Сапер-инструктор, 1905 года рождения. Семья осталась под Минском, связь с ними утратил с начала войны. Пригласить?
Переговорив с Жуком, Николай Егорович отложил его карточку в сторону. Подходит. В минах разбирается. К рейду морально готов. Жаждет отомстить за погибших мать и сестру.
Следующий кандидат был отвергнут им как плохо подготовленный физически. Еще один не ответил на вопросы по тактике ведения общевойскового боя. У одного из кандидатов Лоскутову не понравилось лицо.
– Я не могу брать в рейд человека, чей внешний вид меня раздражает, – пояснил он Монголу свою придирчивость.
В конце «смотрин» рейдовик завел двух одинаковых с виду парней азиатской внешности. Военная форма висела на них мешковато, сапоги не стоптаны – сразу видно, что оба новобранцы из весеннего призыва.
– Это Чук, – представил он одного, – а это Гек. Отличные парни, охотники-промысловики из Сибири. Чука запишем снайпером, а Гека – разведчиком-наблюдателем. Можно наоборот. Разницы нет.
– Какие-то у них странные имена, – удивился Николай Егорович. – Никогда таких не слышал.
– Нормальные тунгусские имена, – без тени смущения ответил Монгол. Разъяснять командиру, что настоящее имя Чука – Чимитдоржи (а у Гека вообще не выговоришь), он не стал.
– Сколько они в армии, месяц, два? – Лоскутова одолевали сомнения.
– Какая разница, сколько они прослужили! Они выросли в тайге, и этим все сказано. – Монгол отправил солдат за дверь. – Коля, пойми, эти парни – следопыты-профессионалы. Для них лес – дом родной.
– Согласен, берем!
Николай Егорович не любил и не читал советских писателей. С детства он был покорен романами Жюля Верна, Рафаэля Сабатини, Стивенсона и Хаггарда. Слово «следопыт» для него было самой лучшей характеристикой человека. Следопыт, по мнению Лоскутова, по определению должен быть смелым бойцом и надежным товарищем. И наоборот: герои современных советских романов отпугивали его своей искусственностью, избыточным показушным патриотизмом. Взять того же Макара Нагульного, книжку о котором по главам зачитывали на политзанятиях в Могилевском УВД. Разве подобного Макару человека можно взять в рейд? Нет, конечно. В рейде от бойца потребуются ум, осторожность, умение жить в коллективе. Нагульному этого не дано.
Заложив руки за спину, полковник Рогожин взад-вперед ходил по предоставленному ему в политуправлении Северного флота кабинету. Периодически Николай Сергеевич смотрел на портрет Сталина на стене, словно спрашивал у вождя поддержки и совета.