– Быстрее, парни, быстрее! – подбодрил забравшихся на гору бойцов Николай Егорович. – Шевелитесь на спуске, пока «рама» не прилетела!
– Товарищ командир, а с кораблем-то что? – спросили ничего толком не видевшие десантники.
– Понятия не имею. Плюйте на корабль, главное – до «рамы» в лес успеть!
Десантники подняли громоздкие ящики-носилки и начали спуск. За ними следом на седловину взошли носильщики под руководством Мазура. Глянув на них, Николай Егорович улыбнулся: все до единого десантники, презрев его запрет, были в тельняшках.
– Мазур с пулеметом на месте, остальные в лес! – скомандовал Лоскутов.
Меж тем на берегу Монгол, отправив последнюю партию груза наверх, закинул автомат за спину и побежал в сторону крушения теплохода. Поравнявшись с потерпевшими крушение, он о чем-то переговорил с Коломийцем, махнул двум десантникам и уже в их сопровождении помчался далее.
К Лоскутову поднялся запыхавшийся Лукин.
– Куда это Монгол вчистил? – спросил он, переводя дыхание.
– Лука, – Николай Егорович с каждой минутой нервничал все больше и больше, – не стой здесь, как баран! Иди вниз, организуй колонну до леса. Монгол лучше нас с тобой знает, что ему делать.
– Иду, иду, – Лукин, с двумя вещмешками на плечах, осторожно ступил на раскатанную каблуками тропинку.
Николай Егорович посмотрел на небо. Со стороны гор к морю шли редкие облака, над фьордом сверкало солнце. Никакой надежды на нелетную погоду!
– Мазур, где второй пулеметчик? Расходитесь по вершинам холмов: ты налево, он направо. Если появится «рама», откроете огонь по моей команде.
– Командир, в «раму» с пулемета не попасть, – скептически заметил бывший боцман.
– Мазур, пулемет на плечо и вперед, на сопку, бегом, марш!
На спуске раздался грохот и отборный мат. Николай Егорович глянул вниз и сплюнул с досады: поскользнувшись, десантники выронили ящик с продовольствием. По всему склону холма, прыгая на камнях, в разные стороны покатились консервные банки.
– Мать его, что ж за начало-то такое, все наперекосяк! – выругался Лоскутов.
Он полез за пазуху за папиросами и почувствовал, что вся одежда под телогрейкой насквозь мокрая от пота.
– Лука, – окликнул Николай Егорович белоруса, не успевшего уйти далеко, – пошли сейчас же двух человек собирать банки! Если «рама» прилетит, они бликовать будут!
– А колбаса, а концентрат?
– По хрену мне твоя колбаса! С голоду никто не сдохнет, а банки на солнце сверкать будут!
Лоскутов вновь поднял бинокль, посмотрел на место крушения «Дмитрия Ульянова». На берегу Монгол и двое десантников что-то собирали на пляже и швыряли в залив. Теплоход затонул. Вместо него по поверхности воды растекалось темное нефтяное пятно, плавал мусор, обломки досок и разбитые шлюпки.
«Умница Монгол! – подумал Николай Егорович. – Берег чистит. В такой-то суматохе не забыл о маскировке».
На седловину второй раз взобрался Боков.
– Спасли шестерых. Один моряк сильно пострадал от взрыва, двое легкораненых, все промерзли в воде. Их сушить надо.
– Док, иди с ранеными вниз. Всем десантниками выдашь по две таблетки «Колы». Раненым для согрева дай спирта – и в лес!
– Коля, – от стресса не заметив как, Боков перешел на «ты», – если мы сейчас не высушим и не согреем моряков, то они полягут от воспаления легких. У них переохлаждение!
– Иди вниз, твою мать! – заматерился Лоскутов. – Если мы попадемся «раме», она вызовет горных егерей, а уж они нас и высушат, и выстирают, и на веревках развешают! Про таблетки не забудь!
– Ты же не хотел «Колу» давать?
– Мало ли что я хотел! Боков, вперед! Выполняй приказ!
Таблетки «Кола» были аналогом немецкого фенамина. Ни опьянения, ни чувства эйфории они не вызывали и в советской фармакологии использовались как средство, возбуждающее центральную нервную систему, стимулирующее работоспособность и выносливость. После приема двух таблеток (при норме одной за четыре часа) человек мог без пищи и отдыха беспрерывно двигаться часов десять, потом наступала усталость, переходящая в поверхностный, не приносящий бодрости сон.
Среди спасенных с «Дмитрия Ульянова» была Глафира Короткова. Она шла самостоятельно и видимых повреждений не имела. Из одежды на ней осталась изодранная в клочья удлиненная рабочая блуза, под которой ничего не было. Вместо обуви на ногах у Глафиры, как и у всех спасенных, были намотаны куски плащ-палатки. Один моряк шел босиком.
Лоскутов, увидев Короткову, отдал ей свою плащ-палатку.
– Глафира, пока закутайся в нее, а там посмотрим.
Короткова, словно опомнившись, посмотрела на свои ноги.
– Господи, срам-то какой! А я и не заметила, что голая иду!
– Командир, катер! – крикнул сверху Мазур.
Лоскутов спрятался за камень, навел на берег бинокль.
На берегу ни Монгола, ни других десантников не было. На месте высадки отряда ни ящиков, ни вещмешков – ничего, все чисто!
Немецкий катер, ощетинившись готовыми открыть огонь пулеметами, быстро прошелся по кромке нефтяного пятна, развернулся и встал носом к выходу из фьорда. Команда катера высыпала на палубу. Высунувшийся из рубки офицер отдал матросам команду собирать обломки с «Дмитрия Ульянова». Стараясь не запачкаться в разлитых по воде нефтепродуктах, матросы баграми выловили спасательный круг и несколько досок, по которым можно было определить тип затонувшего судна.
«Нам повезло, – подумал Лоскутов. – Услышав взрыв в фьорде или заметив дым от пожара, немцы не стали посылать “раму”, а отправили на разведку ближайший патрульный катер. Эти на берег высаживаться не будут. Тем более через холмы не полезут».
– Я уже здесь, – сзади к Николаю Егоровичу подполз Монгол.
– Ты как от катера сбежал?
– Через сопку, как же еще. Еле успели. Коля, высовываться неохота, скажи, немцы что делают, вещдоки вылавливают?
– Угу! Скоро они узнают, что здесь сухогруз затонул.
– По тем ошметкам, что на воде плавали, ни черта они не узнают. Здесь мог и рыбацкий траулер затонуть, и шхуна какая-нибудь.
– На спасательном круге написано «Дмитрий Ульянов». Сверятся по регистру, вычислят тип судна.
– Не факт. Моряки вечно тащат к себе на корабль все, что плохо лежит. Могли в порту чужой круг стащить. Коля, давай отсюда двигать, пока они «раму» не вызвали.
– Похоже, сегодня уже не вызовут, а вот завтра…
Оставив одного десантника с биноклем наблюдать за немцами, Лоскутов, Монгол и пулеметчики спустились в лощину. Не обремененные грузом, они быстро догнали колонну.
– Командир, – обратился к Лоскутову врач, – надо что-то с ногами у них делать.
– Лука, – позвал Николай Егорович, – у нас никакой обуви нет?
– Пара сапог запасных есть, и та уже к лесу уехала. Глафира, солнышко, ты дотерпи до леса, там я тебя во что-нибудь одену.
Короткова, от которой шел спиртной дух, улыбнулась:
– Если приставать никто не будет, то так дойду.
Из леса к ним прибежал Чук. Без всяких стимуляторов он выглядел бодрым и даже веселым. Доложив о разведанной обстановке, он подошел к босоногому матросу.
– Садись, я тебе чуни сделаю.
Отрезав кусок плащ-палатки, Чук достал из вещмешка книгу, оторвал от нее обложку.
– Хорошая была книга, однако, с картинками. Я по ней азбуку учил.
Николай Егорович посмотрел на обложку. «История СССР. 7 класс». Хорошо, что Кабо не видит, учебник с чьими портретами разодрал неграмотный тунгус.
Соорудив из обложек книги подметки, Чук внахлест, как портянкой, обернул ноги матроса куском плащ-палатки, перемотал бечевкой.
– В лес придем, я тебе из коры подошвы сделаю.
Благодарный моряк, для профилактики простудных заболеваний хлебнувший спирта, растроганно обнял спасителя.
– Спасибо, браток, ввек не забуду!
– Хватит лобызаться, – прикрикнул Лоскутов. – Матросу один вещмешок дайте. Он теперь обутый, способен груз нести.
В лесу разбили временный лагерь. До наступления темноты Боков осмотрел раненых и ушибленных, перевязал раны, выдал лекарства. Единственные запасные сапоги Лукин отдал женщине, а вот одежды на нее не было.
– Дайте мне нитку с иголкой, я за ночь из двух гимнастерок себе одну сделаю, – предложила она.
– Откуда у меня две гимнастерки! – всплеснул руками Лукин. – У меня есть один комплект формы 48-го размера и три комплекта нательного белья. Мы же в рейд собирались, не на зимовку!
– Глаша, примеряй! – стянул с себя гимнастерку Мазур. – Я пока и так похожу.
Он остался в тельняшке и телогрейке.
– Чук, – позвал Лоскутов, – сделай всем разутым чуни. Лука, заготавливайте хворост. С наступлением темноты разожжем костры, погреемся.
– Командир, – отозвал Николая Егоровича в сторону Боков, – моряк, которого мы сюда на руках принесли, долго не протянет. У него все внутренности взрывом разбиты. Вколоть морфия, чтобы до утра забылся?
– Дай ему спирта, морфий нам еще пригодится.
Покончив с неотложными делами, Николай Егорович собрал всех моряков.
– Ваше мнение, что случилось с теплоходом?
– Плавучая мина, – ответил за всех штурман Носков. – Такое бывает: сорвет мину с якоря, и она блуждает по морю, пока ее не выбросит на берег или пока она с первым попавшимся кораблем не столкнется.
– Подтверждаю, – сказал моторист Ивашко. – Я служил срочную на Балтике, на подводной лодке. У нас в финскую войну штормом сорвало мину с заграждения, стали вылавливать, тральщика недосчитались.
– Я ничего вам подсказать не могу, – вздохнула Короткова. – Я вышла на палубу, помои за борт выбросить, а выбросило меня.
Как только солнце зашло за горы, наступила ночь. Сразу же похолодало. В лагере разожгли костры, поставили воду для чая. Горячую пищу решили не варить. Учитывая состояние личного состава, Лоскутов разрешил выдать бойцам спирта, по одному колпачку от фляжки на человека.
Садясь ужинать, Николай Егорович вспомнил, что с приходом в лес не видел Кабо.
– Где она? – спросил он у Лукина.