– Мама зашла в воду, ну надо же! – радостно засмеялся он. Солнце освещало его лицо. – Поплаваем?
Я уже замерзла, но Джейкоб нечасто выражал желание побыть вместе, и я согласилась.
Он с разбегу прыгнул в воду, а я нырнула на дно и неуклюже изобразила стойку на руках, покачивая ногами в воздухе.
Джейкоба рассмешила моя неудачная попытка. Я улыбнулась, сжав зубы, а потом прыснула водой ему в лицо – я любила так подшучивать над сыном, когда он был маленьким. Он тоже стал плескать в мою сторону, а потом бросился вперед и повалил меня, утягивая под воду.
Прыжок оказался неожиданно сильным и мощным. В нос и рот залилась соленая вода. Я стала вырываться.
Джейкоб удерживал меня всего несколько секунд; наконец, выплыв на поверхность, я стала жадно вдыхать воздух. Волосы прилипли к лицу.
Он отпрянул и перестал смеяться.
– Мам, ты как? Прости, я не хотел…
Я бы ответила: «Ничего страшного», но никак не могла отдышаться.
Мы стояли на мелководье, глядя друг на друга, и Джейкоб вдруг молча пошел к берегу.
– Джейкоб! – крикнула я ему вслед. – Не уходи! Все в порядке…
Он, не оборачиваясь, побежал в дом.
Пока я дошла, Джейкоба уже и след простыл: остались только мокрые следы на полу и полотенце на террасе.
– Думаешь, надо было рассказать про годовщину? – спрашивает Ник.
– По-моему, вряд ли это имеет значение. – Мой ответ звучит насквозь фальшиво.
– По Джейкобу, может, и не видно, но он все еще переживает, – говорит Ник.
Я вдруг вспоминаю, как Джейкоб и Марли сидели на пристани, свесив грязные ноги, и мерились пойманными крабами. «В этом двадцать три сантиметра. Смотри, какие клешни. Запросто перевернет лодку».
– Он винит себя. – Что-что? В жилах у меня застывает кровь. – Он наверняка о нем часто думает. Марли был частью его жизни. Много ты знаешь подростков, которые смотрят в бинокль на птиц? А для Джейкоба это единственное, что осталось от Марли.
– Ему было всего десять, – едва слышно возражаю я.
– Знаю. И все же не удивлюсь, если Джейкоб чувствует себя виноватым, ведь он спасся, а Марли нет. У переживших трагедию случается расстройство… как оно там по-научному называется?
– Синдром выжившего. – Я читала: симптомы включают тревожность, депрессию и чувство вины из-за того, что человек остался жив после некого страшного события, тогда как другие погибли. – Только я не замечала у Джейкоба никакой депрессивности или повышенного беспокойства.
– Как знать, Джейкоб ведь особо с нами не делится.
– Мы бы поняли.
– Он в последнее время не говорил с тобой о Марли? – Во рту пересыхает. Я качаю головой. – При мне Джейкоб давно его не упоминал. С другой стороны, я и сам не говорю про Марли, а стоило бы. Может, нам обоим надо больше о нем говорить, иначе будет казаться, будто мы что-то скрываем. Да, случилась ужасная трагедия, однако мы в силах сохранить память о Марли. – Я с трудом заставляю себя кивнуть.
– Надо позвонить Айле.
– Зачем? – удивляюсь я.
– Джейкоб с ней близок. – Его слова ужасно ранят меня, хоть и не должны. – Он и прежде доверялся Айле, – добавляет Ник. – Они часто обсуждали Марли.
Все верно. Иногда я боялась, что Джейкобу от этих бесед будет только хуже. Он делился каким-то воспоминанием о Марли, а для Айлы это был лучший подарок – от благодарности она вся сияла.
– Недавно Джейкоб рассказывал ей, как они с Марли нашли старую доску для серфинга, которую вынесло на берег.
– Они еще цитировали свой «Устав искателей», – вспоминаю я.
Ник улыбается.
– Ребята были так дружны!
Сердце сжимается. Неужели годовщина и правда связана с пропажей Джейкоба?
– Вдруг Айла нам как-то поможет, – говорит Ник. – Джейкоб мог сболтнуть при ней что-нибудь такое…
– Вряд ли у нее там ловит мобильный.
– Ловит-ловит.
Айла уже четыре года живет и работает в Чили. Изначально она поехала путешествовать по Патагонии и так влюбилась в эту страну, что в итоге стала учителем в международной школе. Когда она там, мы редко созваниваемся и уверяем себя, что расстояние нашей дружбе не помеха. Только вот мне легче, когда Айла в отъезде, и я не перестаю задаваться вопросом, чувствует ли она то же самое. Жарким летом на отмели мы становились близки как никогда, а с приходом осени забирали все из домиков, заколачивали на зиму окна и исчезали, каждая в собственной жизни – вот так в смене времен года отражались наши с Айлой отношения.
На этот раз я с нетерпением ждала ее отъезда.
– Так что, позвонишь ей? – спрашивает Ник.
Я вспоминаю все, что мы с Айлой наговорили друг другу перед расставанием, но при Нике не стану медлить, иначе он что-нибудь заподозрит. Я достаю телефон и поворачиваюсь спиной к ветру.
– Какая у нас разница с Чили? Может, там сейчас ночь?
– Даже не представляю. Не важно, Айла поймет.
Я киваю и нажимаю кнопку вызова.
Тишина, потом гудки.
Я гляжу на Ника, а он выжидающе смотрит на меня.
Другой рукой я зажимаю левое ухо, чтобы не слышать шум ветра, а сама мысленно повторяю: «Только не бери трубку».
Глава 11Айла
На экране мобильного предостерегающе высвечивается имя Сары. Я прекрасно знаю, что она скажет. Удивительно, что не позвонила раньше.
В итоге звонок переключается на голосовую почту. Сара оставляет сообщение, но я не слушаю его и убираю телефон на комод. Не желаю слышать ее голос. Даже думать о ней не хочу, ведь сейчас я ушла мыслями в прекрасные воспоминания. Я с Марли. Моим прекрасным Марли, который сжимает мне палец крошечным кулачком. От него исходит запах молока. Мое солнце, моя радость, мой сын.
Лето 2000 года
Когда тело вновь сотрясло от схваток, я сосредоточилась на дыхании. Резко выдохнула, потом сделала глубокий вдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Ладони сжались в кулаки, на коже выступил соленый пот.
Схватки отступили, словно затихшие волны. Акушерка стала натягивать на меня темно-зеленые компрессионные чулки.
– Анестезиолог скоро придет, – сказала она.
Я кивнула, сжав губы.
В тот момент я мечтала лишь об одном – чтобы рядом была моя мама.
Роды длились уже сорок два часа, но голова ребенка застряла в родовых путях. С каждыми новыми схватками пульс у него становился все медленнее, и шансов выйти на свет естественным способом не осталось.
– Вы меня не бросите?
Акушерка крепко сжала мою руку.
– Я никуда не уйду, пока малыш не родится.
Тело снова наполнила боль.
В операционной было полно людей в медицинских халатах и масках. Плевать, что я представляла свои роды совсем иначе – в бассейне и под успокаивающую музыку. Лишь бы малыш родился здоровым и поскорее.
Наконец-то наступил долгожданный момент – обезболивающее подействовало. Спустя несколько секунд меня уже разрезали. Акушерка все время была рядом, как и обещала, и о чем-то со мной разговаривала. Хотя ниже пояса все онемело, я все равно почувствовала, что ребенок меня покинул – в теле появилась непривычная легкость. Отведя взгляд в угол, я прислушалась. Вот он, тонкий мяукающий крик.
Кто-то сказал:
– Мальчик.
Мне подали его, голенького и красного, с прилипшими к голове темными волосами. Когда я прижала к груди этот стиснутый комочек со сморщенными губками, меня переполнило чувство невероятной любви. Я поцеловала малыша и сквозь слезы искренне пообещала, что всегда буду любить его. Мой новорожденный – Марли – открыл глаза и посмотрел прямо на меня. В тот момент он был прекрасен. Просто идеален.
– Осторожнее, – сказал Ник, открывая дверь машины.
Я с трудом устроилась; каждое движение причиняло боль в области шрама от кесарева сечения.
– Не ерзай. – Ник наклонился и пристегнул меня ремнем безопасности. Закрыл дверцу, обошел машину и сел за руль. Теперь мы втроем были внутри. – Ну что, поехали?
Я глянула в зеркало заднего вида. Марли, одетый во флисовые ползунки, крепко спал в автомобильном кресле. Мой сын. Я улыбнулась и ответила:
– Поехали.
Я провела в предродовом отделении четыре дня. В часы посещения палаты наводняли молодые отцы и бабушки с дедушками, и иногда я воображала, как ко мне заходит мама с полной сумкой всяких подарков, и от ее одежды так и веет здоровым образом жизни. Как же я ждала, что она будет гордиться мной, скажет, что я стану хорошей мамой. Я представляла, как она достанет Марли из кроватки, прижмет к себе и шепотом произнесет: «Красивее малыша я никогда не видела».
Ник завел двигатель, и мы влились в плотный поток движения. Тогда я наконец хорошенько рассмотрела Ника: давно небритый, под глазами залегли темные круги, но выглядел он при этом невероятно счастливым.
– Как там Джейкоб? – спросила я. Их с Сарой сын, похожий на темноволосого эльфа, появился на свет три недели назад – в бассейне для родов, на семь дней позже срока.
Ник широко улыбнулся.
– Замечательно. Волнующе. Жутко выматывает.
«У нас обеих мальчики», – с радостью подумала я, представляя их прекрасное будущее.
– Спасибо, что забрал меня. Но таксистом тебе не быть – мы не туда свернули.
– Вы с Марли поедете к нам, – не переставая улыбаться, сказал Ник.
– Ни в коем случае, у вас ведь Джейкоб и…
– Не отнекивайся, Айла, гостевая комната уже готова. Мы с Сарой все обдумали. Ты перенесла сложную операцию, не сможешь садиться за руль как минимум полтора месяца. Тебе нельзя поднимать тяжести и ходить по лестнице с малышом. Одна ты не справишься. Мы очень хотим, чтобы вы с Марли пожили у нас.
На тот момент я снимала квартиру-студию над цветочным магазином на центральной улице. Да, с лестницей пришлось бы туго, но сама по себе квартира достаточно удобная, и от свежесрезанных цветов всегда шел приятный запах.
– Мне очень неловко вас стеснять…
– Выбора нет. Не надо было давать Саре запасной ключ – я уже съездил и забрал ваши вещи. По правде говоря, своим присутствием ты окажешь нам услугу. В понедельник я вернулся на работу, Сара теперь одна с малышом. Ты н