остальным.
– Айзек возвращается. – Сара показала на темно-синее рыболовное судно, которое одним из первых вышло на поиски. – Видимо, у него кто-то из ребят.
Мы молча наблюдали за приближением лодки. Солнце освещало стоявшего у штурвала Айзека. На корме кто-то сидел, опустив голову и закутавшись то ли в одеяло, то ли в полотенце.
Сара вдруг вскрикнула и бросилась в воду.
– Боже! Мой мальчик!
Это был Джейкоб, а не Марли.
Нет, нет, нет! Не может быть!
Я все смотрела на судно, не сомневаясь, что Марли тоже на борту. Мальчики должны быть вместе! Айзек положил руку на спину Джейкобу.
– А Марли? – крикнула я, тоже заходя в воду. – Где Марли?
Айзек услышал меня, но отвел взгляд.
Кровь заледенела от боли.
– Где мой сын?
Никто не ответил.
Я качала головой, зажав рот руками.
– Не может быть, – шептала я. – Это неправда…
События разворачивались, словно в фильме, который никак нельзя выключить.
К поискам присоединилось одиннадцать катеров. Росс Уэйман снял с маршрута свой паром. Вертолет береговой охраны часами кружил над морем, пока не зашло солнце, и вернулся с первыми рассветными лучами.
Но не моего сына вывели на берег с прилипшими ко лбу волосами.
Не я прижимала к себе стройного десятилетнего мальчика, укутанного в одеяло.
Я тысячу раз мысленно прожила тот день и теперь перестала его вспоминать. Все равно уже ничего не изменишь.
Мне в мельчайших деталях известно все, что привело к переломному моменту.
Точнее, я так думала.
Глава 19Сара
День четвертый, 8:15
Утреннее солнце почти не греет, северный ветер унес тепло. Я иду вдоль берега и наклоняюсь, чтобы поднять ракушку в форме блюдечка. Она шершавая на ощупь, пастельные цвета переливаются.
В детстве я часто водила Джейкоба и Марли на пляж после сильного летнего шторма. Мы искали всякие интересные штуки, которые выносило на берег, и даже разработали свою систему очков – чем реже и красивее найденный предмет, тем больше он ценится. Джейкоб бегал по пляжу, собирая в свое ведерко прибитые приливом ветки, старые веревки, хребты каракатиц и стеклянные бутылки. Марли никогда не охотился за крупными и тяжелыми вещами, зато мог долго просидеть на одном месте, ища в песке какую-нибудь причудливую ракушку. Потом подходил ко мне и протягивал раскрытую ладонь с таким видом, будто на ней лежит драгоценный камень. «Смотри, раковина моллюска! Красиво, правда?» – говорил он.
Подняв голову, я вижу, что дошла до самых скал у края бухты, где Джейкоба перед его исчезновением видели с Каз. Интересно, где именно они ругались, на каком камне сидел Джейкоб, когда со слезами на глазах называл себя плохим человеком? Господи, вот бы повернуть время вспять и, прижав его к себе, сказать, что все будет хорошо!..
Только все это мечты. Попытайся я обнять Джейкоба, он тут же окаменел бы – или вовсе вырвался. Он отдалялся от меня постепенно; так незаметно угасает лето – раз, и ты уже дрожишь от прохладного осеннего ветерка. Между нами разрасталась пропасть, а я вовремя не перекинула через нее мост. До сих пор не могу поверить, что Джейкоб не рассказал мне о беременности Каз, хотя прошел почти месяц. Как же материнское чутье? Почему я ничего не заподозрила?
И что еще я упустила?
Вздрогнув, я обхватываю себя руками. Странное чувство – будто кто-то стоит неподалеку и наблюдает за мной. Я нарочно замедляю дыхание, чтобы успокоиться, и уверяю себя, что во всем виновата усталость – с тех пор, как пропал Джейкоб, я почти не спала. Однако, обернувшись, я замечаю Нила у края бухты. Он ловит мой взгляд, резко встает с камня и неуверенным шагом идет в мою сторону.
– Сара… я просто хотел узнать… есть ли какие-то новости о Джейкобе? – говорит Нил, глядя на домики позади меня. Его голос звучит приглушенно, как будто он боится, что нас подслушивают.
– Пока никаких, – отвечаю я.
Уголки глаз у него налились кровью, и вообще Нил как-то пошатывается. Неужели пьян? В половине девятого утра?
– У полиции хоть есть версии? – спрашивает он, засунув руки в карманы. Я молчу, поэтому Нил продолжает: – Может, Джейкоб сбежал? Вдруг его что-то расстроило.
– Например? – рявкаю я. Что же наговорила ему Диана, и много ли она услышала из нашей с Джейкобом ссоры? Вот не ожидала, что Нил поддержит жену в поиске сплетен.
– Не знаю. Я просто… Мы все волнуемся.
– Спасибо, – говорю я и отворачиваюсь в сторону скал.
К счастью, Нил понимает намек и уходит. Я не спеша двигаюсь вперед, водя пальцем по грубой поверхности камней, и краем глаза замечаю какое-то темное пятно. Меж скалами что-то зажато.
Обувь. Кеды, если быть точнее.
Я тянусь за ними и царапаю запястье. Цепляю один за язычок и вытаскиваю, следом второй.
Сердце бешено стучит.
Синие конверсы сорок пятого размера с заправленными внутрь шнурками. Задники стерты, спереди тоже царапины.
Это кеды Джейкоба.
Они пропитались соленой водой и все в песке. Внутри по свернутому носку с прилипшими и уже сухими водорослями.
Кажется, что он совсем рядом – просто скинул обувь, чтобы пойти поплавать…
Нет! Не может быть…
– Ник! – кричу я и срываюсь на бег. Я спешу к нашему домику, нелепо прижимая к груди кеды сына. Песок бьет по икрам.
Я чувствую, что кто-то за мной наблюдает. Словно чья-то ледяная рука коснулась затылка. Я оборачиваюсь и в этот момент падаю в глубокий песок, выронив кеды Джейкоба.
Стараясь поскорее снова взять их в руки, я встаю и осматриваюсь. Никого.
– Ник! – кричу я, подбегая к дому.
Он выходит на террасу с тостом в руке.
– Что? – обеспокоенно спрашивает Ник.
– Это Джейкоба! – Я протягиваю ему кеды. – Они были у скал!
Ник задумчиво смотрит на них, переводит взгляд на каменистый край пляжа и хмурится.
– Наверное, он снял их и пошел в воду, – предполагаю я.
Когда Ник понимает, что я имею в виду, на лбу у него проступают морщины, а рот слегка приоткрывается, и он удивленно смотрит вдаль, щурясь от тусклого света.
Ник берет кеды в руки.
– Они точно его?
Я купила их Джейкобу весной. Помню, я стояла в дальнем углу скейтерского магазина, делая вид, что изучаю ассортимент ботинок на платформе. Я прекрасно понимала, что сыну от меня нужны только деньги, а не модный совет. Его обслуживала симпатичная девушка с серебристым тоннелем в ухе – дыра в мочке так растянута, что в нее можно просунуть палец. Я с радостью наблюдала, как уверенно Джейкоб общается с продавщицей.
Он ходил в этих кедах почти каждый день и стер носы, катаясь на скейтборде.
– Точно. Мы вместе их покупали, – говорю я Нику, проводя пальцем по царапинам на кедах.
– И где они были?
– В щели между камнями, у которых Джейкоб ругался с Каз. – Сердце бешено стучит, и, немного помолчав, я добавляю: – Он ведь снял их, чтобы пойти поплавать?
– Кто его знает, – отвечает Ник, стараясь не нервничать. – Может, Джейкоб снял их еще днем.
Полицейские спрашивали, в чем был Джейкоб в тот вечер. Я вспомнила, что на нем была ярко-красная футболка с изображением глобуса и его любимые бежевые шорты с масляным пятном от велосипедной цепи на переднем кармане. А что касается обуви, летом Джейкоб носил либо кеды, либо шлепанцы. Так что же именно он выбрал в тот вечер?
Перед глазами вдруг встала картина нашей ссоры. Я вздрогнула, когда Джейкоб со злости вдарил по комоду. Потом он сердито протопал к выходу и хлопнул дверью так, что дом едва не зашатался. На нем были кеды.
– Кеды. Он ушел в них.
Я представляю, как мой сын, пьяный и обозленный, полный обид и запутавшийся, стоит ночью на берегу. Неужели мрачное спокойствие моря показалось ему лучшим выходом, и он захотел навсегда скрыться под его поверхностью?
– Значит, полицейские правы? – дрожащим голосом говорю я. – Думаешь, Джейкоб…
– Нет! – рявкает Ник так громко, что я дергаюсь. Он проводит рукой по волосам и, внимательно глядя на меня, продолжает: – Слушай, Сара, это еще ничего не значат. Нельзя предполагать худшее. То есть… он просто мог снять кеды, чтобы побродить по мелководью или по пляжу. Там больше ничего не было?
– Только кеды и свернутые носки.
– Ни телефона, ни футболки, да? Перед тем как зайти в воду, Джейкоб снял бы одежду и достал бы мобильник из кармана.
А ведь Ник прав. От его слов мне становится легче. В рюкзаке мы не нашли телефон Джейкоба, значит, он был с ним.
Однако сомнения снова прокрадываются в мысли: раз Джейкобу было так плохо, то плевать он хотел на свои вещи и мобильный.
Мы с Ником вместе идем по пляжу, и я по-прежнему прижимаю к себе кеды сына. Кажется, кто-то нас зовет, но мы не обращаем внимания. Ник слегка обгоняет меня – вот бы он взял ситуацию под контроль и сказал, что все будет хорошо. Лучше не вспоминать, с каким беспокойством Ник посмотрел на эти кеды. Ему нельзя сомневаться, нельзя терять веру. Иначе я тоже ее потеряю.
Я показываю Нику то место, где я нашла обувь Джейкоба, и мы садимся на корточки, чтобы осмотреться получше. Я копаюсь пальцами в песке, но нахожу лишь угольки от барбекю и треснутую панцирную оболочку краба.
Мы с Ником продолжаем искать по разные стороны скал. Мне попадается запутанная рыболовная леска без крючка и прибитая к берегу коряга.
– Ничего нет, – говорит Ник, перебираясь ко мне через камни.
– Тут тоже. – Я массирую виски, пытаясь понять, откуда здесь взялись кеды Джейкоба.
Видимо, я размышляла вслух, потому что Ник отвечает:
– Возможно, он оставил тут и футболку с телефоном, но кто-то их взял.
Да, не исключено.
Не знаю, что и думать.
Я хочу, чтобы Ник оставался спокойным, невозмутимым.
– Надо сообщить полицейским, – добавляет он, поймав мой взгляд.
Констебль Роум кладет кеды Джейкоба в прозрачный пакет для улик и запечатывает его. Затем достает из кармана ручку и пишет что-то на ярлыке. Наверное, имя и номер дела. Полиция уже обыскала то место у скал и сделала снимки.