Даже в такой момент Сара все равно скрывает правду.
Она замолкает, и в записи слышен шум моря, присущий именно нашей отмели: с криком чаек и порывами ветра, что гуляет меж домиков. Этот звук манит свежестью. С тоской напоминает о проведенных там годах.
Дальше голос Сары звучит раздраженно – как же, меня нет рядом, когда ей так нужно поговорить. Ко мне она привыкла обращаться, если тема беседы уже исчерпана с Ником, или же он не проявил себя благосклонным слушателем.
Сара наверняка удивлена тем, что я не перезваниваю. Что телефон сразу переключается на голосовую почту.
По-моему, я даже слышу эту крохотную каплю сомнения в ее тоне.
Джейкоб пропал пять дней назад. Когда прошло столько же с момента исчезновения Марли, я уже мысленно перебрала все самые безумные теории. Сара тоже будет отчаянно искать ответы, не доверяя никому – и какое-то время даже мне.
Она моя лучшая подруга, роднее у меня никого нет. Только вот Джейкоб – ее сын, и подозрения Сары затронут меня. Без этого никак.
Сара начнет сомневаться во всех вокруг – и не зря.
Глава 25Сара
День пятый, 20:00
Я сижу за столом с бокалом вина и смотрю на улицу. Над водой сгущаются сумерки, береговые ласточки в поиске насекомых то взмывают ввысь, то парят ниже. Мне всегда нравились сумеречные часы на отмели: туристы разъезжаются, и пляж снова в нашем распоряжении, но теперь эта полутьма, соединяющая день с ночью, пугает – в голове сплошной туман, в любой тени мерещится пропавший мальчик, а крик чайки напоминает встревоженный голос. Небо обесцвечивается, скоро наступит еще один день без Джейкоба.
Ник встает, чтобы убрать со стола. Стучит вилкой по тарелке, выбрасывая в мусорную корзину почти нетронутую пасту. Столько усилий – приготовили, накрыли на стол, разложили по порциям горячие спагетти с пармезаном, – а аппетит так и не пришел. Блюдо остыло, сыр превратился в желтоватые комки.
Я не спешу помогать. От напряжения на глаза головная боль давит. Я допиваю вино, не чувствуя вкуса, и отставляю в сторону пустой бокал.
Убрать со стола в понимании Ника – это сложить грязную посуду в раковину, чтобы потом я ее помыла. Сделав это, он садится на пол у дивана и достает вещи Джейкоба: одежду, туалетные принадлежности, журналы.
– Что ты делаешь? – раздраженно спрашиваю я.
– Мы что-то упускаем. Должна быть какая-то подсказка.
Я и так уже перерыла весь дом, но решаю промолчать. Пусть чем-то займется. Ник привык рассчитывать только на себя. Ни разу в жизни он не сказал: «Посмотрим, что будет дальше». Не принимать участия в поисках Джейкоба для него все равно, что оставаться в стороне, а этого он не потерпит.
Спустя некоторое время я слышу, как кто-то осторожно ступает по террасе. Плечи напрягаются: я не хочу никого видеть. Раздается неуверенный стук в дверь.
Я открываю. На пороге стоит Каз, измученная и жутко бледная на фоне темнеющего неба. Я удивлена, что она вообще на отмели – Роберт ведь сказал, что дочь осталась у тети.
– Привет, Каз. Давай, заходи.
Порыв ветра приносит запах дыма от костра: кто-то жарит свежую скумбрию.
Сесть негде – в поисках подсказок Ник разложил вещи по всему дому: огромный контейнер с противомоскитными спиралями и репеллентами, настольные игры, в которые мы, к сожалению, нечасто играем, аптечка – кстати, ее надо бы обновить, упаковка ароматизированных свечей. Я убираю с дивана стопку одеял, и Каз присаживается на самый краешек. Ник машет ей из дальнего угла, продолжая копаться в ящиках.
Зачем же она пришла? Может, Роберт сказал ей о нашем с ним разговоре?
– Как ты себя чувствуешь? После вчерашнего?
Каз пожимает плечами.
– Я поступила правильно, – коротко отвечает она, давая понять, что не намерена обсуждать аборт. – Есть новости? Папа говорит, вы нашли его кеды.
– Да, прямо у камней, где вы с ним сидели. Когда вы… болтали, он был в кедах? – Каз кивает. – Мы подумали, может, Джейкоб разулся перед тем, как пойти поплавать, но тогда мы наверняка нашли бы его футболку и телефон. Так что теперь мы предполагаем, что он сел в лодку.
Я вглядываюсь в лицо Каз – вдруг у нее есть мысли на этот счет, но вижу лишь, что глаза у нее опухли. Она явно плакала. Я вдруг понимаю, что девочка хочет что-то сказать, однако никак не соберется с мыслями.
– Каз, ты пришла о чем-то поговорить? – осторожно намекаю я.
Она поднимает взгляд, и я жду, слыша, как бешено колотится мое сердце.
– Извини за беспорядок, – перебивает Ник, убирая вещи. В этот момент я с ужасом замечаю, что содержимое одной хлопчатобумажной сумки вывалилось прямо на диван: роман Аниты Шрив, подписанный автором, который я стащила у Дианы, туз пик из совсем новой колоды карт одного из друзей Ника и серебряные сережки Каз в форме морских коньков.
– И откуда у нас весь этот хлам… – бурчит Ник, складывая вещи обратно в ящики.
Я немигающим взглядом смотрю на серьги. Они лежат рядом с Каз.
Сердце стучит, к коже приливает жар.
Каз странно смотрит на меня – видимо, я выгляжу напряженно. Я стараюсь взять себя в руки и спрашиваю:
– Ну, как ты себя сегодня чувствуешь?
Мой голос звучит натянуто.
– Нормально, – немного помолчав, отвечает Каз.
– Хорошо. А как там твоя мама? Вы с ней общаетесь? Где она сейчас, в Португалии? Или нет, подожди… в Испании?
– У нее все в порядке… – хмурясь, говорит Каз.
– Хорошо, – как идиотка, повторяю я.
Я вздрагиваю от телефонного звонка. Лезу в карман, но вдруг понимаю, что это мобильный Ника.
– А, здравствуйте, – отвечает он. – Спасибо, что перезвонили. Да, все верно. Я оставлял вам сообщение.
Ник бросает на меня взгляд.
Видимо, звонят с причала.
– Да, я просто хотел кое-что проверить. – Он выходит на улицу, чтобы Каз не слышала вопроса про катер Роберта.
– По работе, наверное, – говорю я, глядя вслед Нику.
Отставив бокал, я предлагаю Каз устроиться поудобнее.
– Давай-ка я сдвину подальше барахло…
– Не волнуйтесь, мне и так нормально.
И тут, проследив за моим взглядом, Каз их замечает. Два прекрасных морских конька из серебра.
Слегка наклоняет голову и внимательно смотрит на серьги.
Я прямо представляю ход ее мыслей. «О, у меня такие же», – сначала думает Каз. Затем она трогает мочки ушей и вспоминает, что потеряла сережки. Теперь напрягается, понимая, что пропали они сразу после моего ухода из ее дома.
Каз берет серьги в руки и крутит меж пальцев, будто ищет неопровержимое доказательство того, что они принадлежат ей.
И вот оно: одна из застежек не серебряная, а золотая.
– Эти серьги… – говорит Каз, резко подняв голову.
Я все понимаю не по ее словам или тону голоса, а просто по выражению лица.
У меня слегка приоткрывается рот, щеки краснеют. Я нервно сглатываю.
Она встает, и мы оказываемся лицом друг к другу. Мы с ней одного роста. Смотрим в глаза и видим правду.
– Они мои.
Сколько раз я представляла, как буду оправдываться перед людьми, у которых что-то стащила. Думала, что скажу: «Ой, наверное, случайно положила в карман» или «Это точно твоя? У меня такая же». А может: «Я столкнула ее с полки и хотела поставить обратно, но отвлеклась». Множество вариантов… но теперь, когда я стою прямо перед Каз, ничего не приходит в голову.
– Зачем? – требовательным голосом спрашивает она. – Зачем вы их украли?
Я не представляю, как это объяснить. Кожу обдает жаром. Я словно вышла на улицу голой, я унижена, беззащитна, мне ужасно стыдно.
– Я… я собиралась их вернуть…
– Можно было просто попросить. Я бы их вам одолжила.
Каз думает, я хотела поносить серьги. Неужели, по ее мнению, я не могу позволить себе украшения? Я едва не рассмеялась.
– Странно. Вы поступили… очень странно.
Дверь открыта, соседние дома совсем рядом. Не хотелось бы, чтобы подобный разговор кто-то подслушал.
– Прости, – шепчу я. – Не знаю, что на меня нашло. Мне жутко стыдно. Я ужасно переживаю из-за Джейкоба. Я как-то машинально…
– Понятно, – перебивает Каз. – Мне пора.
– Подожди…
– Что? – громко вздыхает она.
– Ты же пришла поговорить? О Джейкобе?
– Не важно, – качает Каз головой.
– Прошу тебя. Если ты хоть что-то знаешь…
– Ничего я не знаю.
Я сама виновата. Каз последней видела Джейкоба, но она мне больше не доверяет.
– Ты неправильно все поняла…
– Неужели?
– Послушай, Каз…
Прищурившись, она говорит:
– Теперь я понимаю, откуда это у Джейкоба.
Над ухом пролетает комар, и я отмахиваюсь от него рукой.
– Что именно?
Воровство? Джейкоб украл что-то у Каз? Я не понимаю, что она имела в виду, а Каз уже спускается с террасы.
– Что именно? – повторяю я и иду за ней. Каз не отвечает, и я, опозоренная, остаюсь стоять на темном пляже.
К щекам приливает кровь. Каз наверняка пожалуется отцу, так что надо рассказать все Нику. Трудно представить, что я, как девчонка, признаюсь, что ворую чужие вещи. Ворую уже много лет и не могу остановиться.
Ник будет в шоке. «Шутишь?» – спросит он.
Нет, дорогой, сейчас не до шуток. Страшно подумать, к чему может привести подобный разговор. Ник захочет узнать, когда и с чего все началось, у кого я что украла… Тогда потянется все остальное.
Где-то позади хлопает дверь. Из своего дома выходит Нил с веслами под мышкой и спешит сойти с террасы на пляж.
Я хочу спросить его про вмятину на лодке, что Нил обнаружил наутро после исчезновения Джейкоба, но вслед за мужем из дома выбегает Диана – хмурая, с поджатыми губами.
– Нил! Это плохая идея! – шипит она. – Нил, стой! Ты же пьян!
В ответ раздается его неожиданно громкий голос:
– Мне надо подумать! Подумать, ясно?
– Только не там, – возражает Диана, пытаясь догнать Нила. Тот не сбавляет шаг и идет к берегу.