Айзек
Изнутри горячей волной накатывает паника. Теперь понятно, куда подевался Ник.
Я выбегаю из дома, а каждая клеточка моего тела кричит: «Нет! Только не так! Пожалуйста, только не так!»
Отмель понемногу оживает: жильцы отдергивают шторы и открывают двери, дети еще в пижамах выскакивают на пляж, а сонные родители ставят чайники и достают хлеб и бекон.
Я бегу быстро, загребая песок, и Диана, заметив меня, даже перестала вытряхивать одеяло. Роберт и Лоррейн, стоящие между двумя домиками, тоже провожают меня любопытными взглядами. Да какая разница! Пусть смотрят!
Когда я наконец замечаю Ника, дыхание уже перехватывает. Он всего метрах в десяти от меня, но уверенным шагом забирается по ступенькам, которые ведут к дому Айзека.
– Ник! – отчаянно кричу я.
Он не оборачивается. Неужели не услышал?
– Ник! Стой! – зову я еще громче.
Какая-то женщина с ребенком на руках бросает на меня сердитый взгляд.
В пятку впивается галька, и все же я не отстаю.
– Ник!
Слишком поздно. Он кулаком барабанит в дверь, и Айзек ему открывает.
Когда захожу я, оба смотрят в мою сторону.
На Нике шорты и выцветшая зеленая футболка, в которой он любит спать. Волосы на затылке стоят торчком, на губе пятнышко зубной пасты. Вид у него слегка хмурый и невероятно ранимый. Ужасно хочется взять мужа за руку и поскорее увести отсюда.
В доме на удивление тихо – как бывает на море перед порывом шквалистого ветра, что вспенивает волны. В углу комнаты колышется паутина с дохлой мухой. Окно облепили летающие муравьи, на рулонной шторе виден серый след от мотылька. Ник замечает, что в правой руке у меня записка от Айзека.
– Что все это значит, Сара?
Я заставляю себя посмотреть мужу в глаза.
– В ту ночь Джейкоб был на его катере.
Ник переводит взгляд на Айзека.
– Как? Почему?
– Я отправился на рыбалку… – отвечает Айзек, поглядывая то на меня, то на Ника. – Джейкоб увидел меня и попросился на борт.
– Любовное письмо Джейкоба, оно было для…
– Нет! – перебиваю я Ника, заметив, с какой яростью он смотрит на Айзека. – Нет, ничего подобного. Джейкоб просто расстроился, повздорив с Каз, и хотел уехать с отмели. Случайно наткнулся на Айзека. – Я делаю глубокий вдох. – Они немного порыбачили, а потом… потом случилась ссора.
– По какому поводу?
Кожу обдает жаром. Это все из-за меня, из-за моих поступков, и я должна объясниться.
Как только я открываю рот, Ник отворачивается и подходит к Айзеку.
– Почему вы поругались?
– Джейкоб был… огорчен. Решил сойти с катера, когда мы уже на километр уплыли от берега. Я пытался успокоить его, но он не слушал. Взял и спрыгнул. Спрыгнул в воду.
– Нет, – качает Ник головой. – Джейкоб так не поступил бы. Ты все врешь!
– Я звал его, бросил ему трос, – поспешно рассказывает Айзек. – А он плыл все дальше. Плыл и плыл. Я взял фонарь, направил на Джейкоба луч света и стал кричать, умоляя вернуться на борт. Все впустую. Вскоре я потерял его из виду… и тогда завел мотор и стал кружить.
Я уже слышала это прошлой ночью, но слова все равно болью отзываются в моей груди. Я не в силах представить, как Джейкоб, расстроенный и одинокий, уплывает в кромешную тьму.
– Стоял штиль, течение было слабым. Я думал, что с ним ничего не случится, я не сомневался, – дрожащим голосом продолжает Айзек. – Он ведь отлично плавает, я сам видел…
– Нет, нет. Не может быть. Я тебе не верю, – отчаянно возражает Ник. – Невозможно. Ты бы вызвал береговую охрану, полицию, пришел бы к нам! – Обращаясь ко мне, он добавляет: – Что за бред, Сара?
– Я кружил несколько часов… – повторяет Айзек. – Решил, что Джейкоб все-таки доплыл до берега…
– Твою мать! – рявкает Ник. – Надо было вызывать спасателей! Гребаных полицейских! И нас тоже известить!
– Утром я увидел Сару. Хотел поговорить с ней, но она сказала, что спешит к Джейкобу, так ведь? – Айзек бросает на меня взгляд. – Вот я и подумал, что с ним все в порядке, и отправился на свою смену на буровой вышке. Если бы я знал о его пропаже…
Резкое движение, и Айзек прижат к стене – Ник схватил его за воротник.
Айзек еле переводит дыхание, глаза навыкате.
– Ник! – кричу я.
– Что Джейкоб делал на твоем катере? Он бы ни за что не спрыгнул! Ты столкнул его, да? Признавайся! – Айзек пытается покачать головой. – Что ты с ним сделал? Говори!
– Я… не трогал… клянусь!
– Тогда ПОЧЕМУ? Почему он прыгнул? – настойчиво спрашивает Ник, сжимая горло Айзека.
– Отпусти! Он не может дышать! – умоляю я.
– ПОЧЕМУ?
– Правду… – выдавливает Айзек. – Я… сказал ему правду.
– Хватит, Ник! Я тебе все расскажу!
Глядя на меня, Ник ослабляет хватку, и Айзек жадно глотает воздух.
– Ты… ты о чем? – спрашивает Ник, все еще держа его за воротник.
В ушах стучит кровь.
– Джейкоб – мой сын. И я ему об этом сказал, – тихим дрожащим голосом говорит Айзек.
Ник отходит в сторону, хмурится, на лбу проступают морщины. Что?
Время замедляется. Я отчетливо вижу, как Айзек потирает покрасневшее горло, и кожа на тыльной стороне ладоней у него совсем сухая. На столе, рядом с подносом, две круглые горошины. Чувствуется запах перца и опилок. Я замечаю выцветшую темно-синюю подушку с вышитым осьминогом – однажды я на ней лежала.
– Это… полный бред! – кричит Ник.
Представляю, как я сейчас выгляжу: рот открыт, лицо побледнело, руки безвольно висят.
Ник вдруг отходит назад и качает головой.
– Сара?
Голос, как у перепуганного мальчишки: тонкий, полный отчаяния.
– Сара?
За все эти годы я много раз собиралась рассказать Нику – да и Джейкобу – всю правду. Но разве можно причинять боль самым любимым людям на свете? Я сама совершила ошибку, мне самой с ней жить.
По крайней мере, так я оправдывала свое молчание.
Ник побелел, он изумленно моргает.
– Джейкоб не мой сын?
Я помню, как Ник держал его на руках и ходил по дому, чтобы Джейкоб смотрел на все вокруг. Ник очень гордился сыном, и я полюбила его еще сильнее, глядя, с какой нежностью он относится к малышу. Ник надевал слинг, устраивал Джейкоба у себя на груди и гулял с ним по пляжу. Джейкоб болтал ножками и хватался крошечными кулачками за пальцы Ника.
Как я могла так поступить?
В доме душно, и к горлу подкатывает ком.
– Прости, Ник. Ты не его отец.
Ник страшно закашливается, будто сделал вдох под водой.
– Нет… Нет!
Я и сама порой не верю. Почти восемнадцать лет прошло, и воспоминания стали отдаленными, словно смотришь в бинокль не с той стороны. Теперь же наведена резкость, и события прошлого возвращаются.
– Был мой день рождения. Мы с тобой пили в пабе с самого обеда и ругались из-за Айлы. Я ушла одна… не успела на паром, но заметила Айзека на катере. – Мне стыдно вспоминать, как я забиралась на борт в своем тонком летнем платье и золотистых босоножках, пьяная и залитая духами. Айзек рассматривал мои загорелые ноги, глубокий вырез… Поймав мой взгляд, он покраснел и отвернулся, но меня это не смутило. Я хотела, чтобы он продолжал разглядывать. – Не знаю, как так вышло, Ник. В итоге мы пошли к нему. – Да, в этот самый дом. – Я напилась и была жутко обижена на тебя. Это случилось всего один раз, ничего серьезного, честное слово.
– Но ты забеременела… – Ник сам не верит своим словам. Он потирает щеку, и я слышу, как шуршит щетина. Затем чешет затылок. – И ничего… ничего мне не сказала. Я был уверен, что это мой ребенок… Господи, я сделал тебе предложение, женился, присутствовал при родах. Я перерезал пуповину! Я плакал, взяв малыша на руки, а ты, ты тогда еще сказала: «У него твои глаза, Ник». Мои гребаные глаза!
– Боже, – шепчу я, прикрыв рот рукой. – Я и сама не была уверена.
Узнав о беременности, я и не подумала, что это может быть ребенок Айзека, а когда я увидела, как Ник перерезает пуповину и берет на руки Джейкоба, красного и сморщенного, от моих сомнений не осталось и следа. Это Ник пел сыну песню про звездочку, чтобы тот уснул, это Ник каждую субботу водил его на футбол, это Ник часами играл с ним на пляже и изображал монстра, натягивая на голову майку и рыча.
– Я поняла, в чем дело, только когда мы попытались завести второго ребенка, и ничего не вышло.
У Ника подергивается левый глаз.
– И ты рассказал все Джейкобу? – спрашивает он у Айзека.
Тот медленно кивает.
– Я… я поверить не могу… – Ник выскакивает из дома, не глядя на меня.
– Мне жаль, Сара.
От голоса Айзека у меня леденеет кровь.
– Тебе жаль? – оборачиваюсь я. – Ты представляешь, насколько это… жестоко – вот так сообщить обо всем Джейкобу? Пьяному, посреди моря? Он должен был услышать это от меня, но никак не от тебя! Столько лет прошло, почему сейчас? Ты подумал, что станет с нашей семьей или…
– А ты хоть иногда думала обо мне? – спрашивает Айзек, подходя ближе, почти вплотную. Чувствуется запах шерсти от его джемпера. – Я наблюдал со стороны, как растет мой сын, и не мог сказать ему правду. Не мог узнать его… Ты всего меня лишила, Сара.
– Ник – прекрасный отец. Другой Джейкобу не нужен.
Скривив губы, Айзек говорит:
– Ты знала, что я любил тебя? Поэтому и молчал. Не хотел причинять тебе боль.
Любил? Я качаю головой. Как же я не заметила? Я видела, что Айзек интересуется мной, и это было приятно – видеть, что на тебя так смотрят. Но не более того. Та ночь была импульсивным поступком, реакцией на все обиды и недомолвки, накопившиеся в отношениях с Ником, которые развивались в тени Айлы.
– Прости, я не знала о твоих чувствах. Ты почти никогда не спрашивал о Джейкобе.
– И тебя это устраивало.
– Не стану отрицать. Но сказать ему правду ты тоже не предлагал.
– Ты сама этого не хотела. Все, что я сделал, – ради тебя, Сара.
– Ради меня? – изумленно смеюсь я. – Рассказать Джейкобу, что ты его отец, – это тоже ради