Она была… она была…
– Прекрасна! – воскликнул Джейсон. – Пайпер, ты… ты сногсшибательна!
При других обстоятельствах этот момент стал бы самым счастливым в ее жизни. Но все смотрели на нее как на какого-то урода. На лице Дрю застыла маска ужаса и отвращения.
– Нет! – вскричала она. – Невозможно!
– Это не я! – запротестовала Пайпер. – Я… не понимаю…
Кентавр Хирон, опустившись на передние ноги, поклонился ей, и все вокруг последовали его примеру.
– Приветствуем тебя, Пайпер Маклин, – произнес он таким мрачным голосом, будто это были ее похороны. – Дочь Афродиты, леди голубей, богини любви.
11
Лео не стал задерживаться после превращения Пайпер в мегакрасотку. Да, это круто и все такое – «Она накрашена! Вот это настоящее чудо!» – но у него есть свои неотложные дела. Он незаметно покинул амфитеатр и побежал в темноту, гадая про себя, во что это он ввязался.
Он выступил перед кучей полубогов, которые были куда сильнее и смелее его, и вызвался – вызвался! – участвовать в миссии, которая, скорее всего, закончится для него смертью.
Он ни словом не упомянул о том, что видел Тиа Каллиду, свою старую няньку, но, услышав описание видения Джейсона – про леди в черном платье и шали, – Лео сразу же понял, что речь идет об одной и той же женщине. Тиа Каллида – это Гера. Его злая нянька была царицей богов. Такие откровения любому бы мозги поджарили.
Устало тащась в сторону леса, он старательно гнал воспоминания о детстве, обо всех странностях, которые привели к смерти мамы. Но куда там…
Ему было года два, когда Тиа Каллида попыталась убить его в первый раз. Она присматривала за ним, пока мама работала в мастерской. Конечно, она не была его настоящей тетей – просто одна из проживающих в их районе пожилых женщин, классическая тиа, которая не прочь посидеть с детьми. От нее пахло медовой ветчиной, и она всегда носила вдовье платье и черную шаль.
– Давай-ка уложим тебя баиньки, – сказала она. – Посмотрим, правда ли ты мой маленький смелый герой или нет, хм?
Лео хотелось спать. Она обернула его в одеяло и уложила на какую-то красно-желтую гору – подушек? Колыбель напоминала пещеру в стене, выложенную почерневшим кирпичом, с металлическим люком наверху, через который в квадратную дыру высоко над ним виднелись звезды. Он помнил, как ему было там уютно. Он ловил искры, будто это были светлячки, а когда задремал, ему приснился огненный корабль, рассекающий волны золы. Он представлял себя на борту и как ведет его, ориентируясь по звездам. Неподалеку Тиа Каллида сидела в своем кресле-качалке – скрип, скрип, скрип – и пела колыбельную. Уже в два года Лео умел различать английский и испанский, и он помнил свою растерянность, потому что Тиа Каллида пела на каком-то другом языке.
Все было замечательно, пока не вернулась мама. Она с криком бросилась к колыбели, подхватила его и заорала на Тиа Каллиду:
– Как ты могла?!
Но старушка будто растворилась в воздухе.
Лео помнил, как смотрел из-за маминого плеча на пляшущие по его одеяльцу языки пламени. Лишь годы спустя он догадался, что спал в горящем камине.
Но что самое странное – Тиа Каллиду не арестовали, и мама даже не запретила ей приходить к ним домой. Время от времени она снова объявлялась. Однажды, когда Лео было три, она разрешила ему поиграть с ножами.
– Тебе нужно как можно скорее научиться обращаться с клинками, – заявила она, – если ты хочешь когда-нибудь стать моим героем.
Лео каким-то чудом умудрился себя не зарезать, но что-то подсказывало ему, что в любом случае Тиа Каллида бы не расстроилась.
Когда Лео было четыре, Тиа дала ему палку и начала уговаривать потыкать ею в гремучую змею, которую нашла на коровьем пастбище:
– Прояви отвагу, маленький герой! Докажи мне, что Судьбы не ошиблись, выбрав тебя.
Лео смотрел в золотистые глаза змеи, слушал сухое «шш-шш-шш» ее трещотки и не мог заставить себя ткнуть в нее палкой. Это было бы неправильно. Змея, судя по всему, придерживалась такого же мнения – и не собиралась кусать маленького ребенка. Лео был готов поклясться, что она посмотрела на Тиа Каллиду, будто спрашивая: «Вы в своем уме, дамочка?» – и уползла в высокую траву.
В последний раз нянька присматривала за ним, когда Лео было пять. Она принесла ему коробку с мелками и стопку бумаги. Они сидели за столом во внутреннем дворе их жилого комплекса под старым гикори. Тиа Каллида пела свои странные песни, а Лео рисовал увиденный в камине корабль с разноцветными парусами, рядами весел, покатой кормой и невероятно классной фигурой на носу. Он почти закончил и уже хотел подписать рисунок своим именем, как его научили в детском саду, но внезапный порыв ветра подхватил лист и унес в небо.
У Лео защипало глаза. Он столько времени потратил на этот рисунок! Но Тиа Каллида лишь осуждающе цокнула языком:
– Еще не время, маленький герой. Когда-нибудь ты отправишься в поиск. Ты найдешь свою судьбу, и пройденный трудный путь наконец обретет смысл. Но прежде тебе придется пережить множество утрат. Мне жаль, но иначе героев не взрастить. А пока разожги для меня огонек, будь добр. Согрей эти старые кости.
Через несколько минут пришла мама Лео и в ужасе закричала – Тиа Каллида исчезла, а Лео сидел посреди дымящего костра. Стопка бумаги обратилась в пепел, от мелков осталась лишь вязкая булькающая разноцветная лужа, а объятые пламенем руки Лео медленно погружались в столешницу. Жители комплекса еще годы спустя будут гадать, как кому-то удалось выжечь в куске цельной древесины такие глубокие отпечатки детских ладоней.
Теперь Лео был уверен, что Тиа Каллида, его няня-психопатка, – это на самом деле Гера. Что делало ее – кем? Его божественной бабушкой? Кто бы мог подумать, что с его семьей все настолько плохо.
Интересно, мама знала правду? Лео вспомнил, как после последнего визита Тиа Каллиды мама отвела его домой и долго говорила с ним о чем-то, но понял он совсем немного.
– Нельзя, чтобы она снова вернулась. – У его мамы было красивое лицо, добрые глаза и темные курчавые волосы, но из-за тяжелой работы она казалась старше своих лет. Вокруг глаз глубокие морщины, руки все в мозолях. Она первая в семье окончила колледж и получила диплом инженера-механика. Она могла что угодно придумать, что угодно починить, что угодно построить.
Но на работу ее никто не брал. Ни одна компания не воспринимала ее всерьез, и ей пришлось устроиться в мастерскую, чтобы зарабатывать им двоим на жизнь. От нее всегда пахло машинным маслом, и, обращаясь к Лео, она постоянно переключалась с испанского на английский и обратно, как между дополняющими друг друга инструментами. У него ушли годы, чтобы понять, что не все люди так разговаривают. Еще она научила его азбуке Морзе, представив это как игру, и, находясь в разных комнатах, они настукивали друг другу сообщения: «Я тебя люблю. Все хорошо?» И прочее в таком духе.
– Мне все равно, что скажет Каллида, – заявила тогда мама. – Мне нет дела до предназначения и Судеб. Ты слишком юн для этого. Ты мой малыш. – Она тщательно осмотрела его ладони, но, конечно, не нашла и следа ожогов. – Лео, послушай меня. Огонь – это такой же инструмент, только опаснее большинства других. Ты не знаешь, на что способен. Пожалуйста, пообещай мне: больше никакого огня, пока не встретишься со своим отцом. Когда-нибудь, mijo[21], ты с ним познакомишься. И он тебе все объяснит.
Лео слышал эти обещания, сколько себя помнил. Мама никогда не рассказывала об отце. Лео его не знал, даже ни одной фотографии не видел, но она говорила о нем так, будто он вышел в магазин за молоком и скоро вернется. Лео старался ей верить. Что когда-нибудь все обретет смысл.
Следующие пару лет они были счастливы. Лео почти забыл о Тиа Каллиде. Ему продолжал сниться летающий корабль, но связанные с ней странные события тоже стали походить на сон.
А потом, когда ему было восемь, все полетело в тартарары. К тому моменту он почти все свободное время проводил в мастерской с мамой. Он освоил все инструменты. Мог считать в уме лучше большинства взрослых. Научился мыслить объемно и находить решения технических задач, как делала мама.
Как-то вечером они припозднились, потому что мама заканчивала чертеж дрели, которую надеялась запатентовать. Если бы ей удалось продать прототип, это бы раз и навсегда изменило их жизнь. Она наконец-то смогла бы отдохнуть.
Лео помогал ей, принося все необходимое, и травил шутки, чтобы она не унывала. Он обожал, когда ему удавалось ее рассмешить. В такие моменты она улыбалась и говорила: «Твой отец гордился бы тобой, mijo. Скоро ты с ним встретишься, я уверена».
Мамино рабочее место находилось в самом конце мастерской. По вечерам здесь было немного страшновато, потому что они оставались совсем одни. Каждый звук разносился по всему темному помещению, но Лео был спокоен, ведь мама с ним. Даже если он и уходил бродить по мастерской, они всегда могли связаться с помощью азбуки Морзе. Когда наступала пора собираться домой, им приходилось идти через всю мастерскую к комнате отдыха, выходить на парковку и запирать дверь.
Тем вечером, после того как мама закончила, они успели дойти до комнаты отдыха, когда она обнаружила, что у нее нет ключей.
– Забавно. – Она нахмурилась. – Я помню, что брала их. Подожди здесь, mijo. Я быстро.
Она улыбнулась ему – это стало ее последней улыбкой – и вернулась в мастерскую.
Её не было всего пару секунд, когда внутренняя дверь туда вдруг захлопнулась. Следом щелкнул замок внешней.
– Мам?
Сердце Лео гулко забилось. В мастерской что-то громыхнуло. Он кинулся к двери, но, сколько бы ни дергал и ни толкал ее, она не открывалась.
– Мам!
В панике он постучал по стене: «Ты в порядке?»
– Она тебя не слышит, – раздался голос.
Лео повернулся и обнаружил себя лицом к лицу с незнакомой женщиной. В первую секунду он принял ее за Тиа Каллиду. На ней тоже были темные одежды, лицо закрывала вуаль.