Джейсон взял ее за руку – наконец-то! – и указал на небо, где два метеора пересеклись, образовав крест из своих следов.
– Ого! – выдохнул он. – Жаль, Лео не захотел это увидеть.
– Вообще-то я его не позвала, – нарочито спокойно сказала Пайпер.
Джейсон улыбнулся:.
– О, вот как?
– Угу. Разве тебе никогда не казалось, что «трое – это уже толпа»?
– Сейчас показалось бы, – признался Джейсон. – Ты хоть понимаешь, что нам грозит, если нас здесь поймают?
– Ну, я что-нибудь придумаю, – заверила Пайпер. – Я могу быть очень убедительной. Так как насчет немножко потанцевать?
Он засмеялся. У него были потрясающие глаза, и свет звезд делал его улыбку совершенно неотразимой.
– Без музыки. Ночью. На крыше. Звучит опасно.
– Я опасная девушка.
– В этом я не сомневаюсь.
Джейсон встал и протянул ей руку. Они кружили в медленном танце совсем недолго, прежде чем он перетек в поцелуй. А со вторым вышла небольшая заминка, потому что Пайпер никак не могла перестать улыбаться.
Затем ее сон изменился. Или она умерла и оказалась в Царстве Мертвых, потому что Пайпер обнаружила себя в торговом центре Медеи.
– Пожалуйста, пусть это будет сном, – пробормотала она, – а не моим вечным наказанием.
– Нет, дорогая, – произнес нежный женский голос. – Это не наказание.
Пайпер повернулась, боясь увидеть Медею, но рядом с ней, перебирая вещи на вешалке «за полцены», стояла незнакомка.
Она была ослепительна – волосы до плеч, грациозная шея, идеальные черты лица и потрясающая фигура, упакованная в джинсы и белоснежную кофточку.
Пайпер повидала немало актрис – почти все подруги отца были сногсшибательными красавицами, – но эта леди казалась другой. Она была элегантной без малейших усилий, модной, не заморачиваясь последними веяниями, и неотразимой без всякой косметики. После Эола с его глупыми подтяжками и гримом эта женщина производила еще более ошеломляющий эффект. В ней не было ничего искусственного.
Но пока Пайпер на нее смотрела, внешность незнакомки начала меняться. Пайпер не могла сказать, какого цвета ее глаза или волосы. Женщина становилась все прекраснее, будто ее облик подстраивался под мысли Пайпер, приближался, насколько это только возможно, к ее личному идеалу красоты.
– Афродита, – догадалась Пайпер. – Мама?
Богиня улыбнулась:
– Ты спишь, солнышко. И если кто-то спросит – меня здесь не было. Договорились?
– Я… – Пайпер хотела задать тысячу вопросов, но они все смешались в ее голове.
Афродита сняла с вешалки бирюзовое платье – на взгляд Пайпер, классное, но богиня поморщилась:
– Совсем не мой цвет, не находишь? А жаль, оно миленькое. У Медеи тут неплохой выбор.
– Это здание… в-взорвалось. Я сама видела.
– Да, – кивнула Афродита. – Видимо, поэтому на все скидки. Теперь это лишь воспоминание. И прости, что выдернула тебя из другого сна. Он был куда приятнее, не сомневаюсь.
У Пайпер вспыхнуло лицо. Она испытала целую бурю эмоций: злость, смущение, разочарование. И разочарование оказалось сильнее.
– Это не настоящие воспоминания, да? Ничего этого не было? Так почему я все так ясно помню?!
Афродита улыбнулась:
– Потому что ты моя дочь, Пайпер. Ты яснее других видишь вероятности. То, что могло бы произойти. И это все еще осуществимо – только не сдавайся. К сожалению… – Богиня обвела рукой торговый центр. – Сначала тебе предстоит выдержать иные испытания. Медея вернется, как и многие другие враги. Врата смерти открыты.
– Что это значит?
Афродита ей подмигнула:
– Ты умная, Пайпер. Ты и так все знаешь.
Она внутренне похолодела:
– Та спящая женщина – Медея и Мидас называли ее своей покровительницей. Ей удалось открыть новый путь из Царства Мертвых. Она выпускает мертвых назад в наш мир.
– М-м-м. Да. Но при этом не всех подряд. Самых ужасных, самых могущественных, тех, у кого достаточно причин ненавидеть богов.
– И этим же путем чудовища возвращаются из Тартара, – догадалась Пайпер. – Поэтому они не развоплощаются.
– Да. У их покровительницы, как ты ее называешь, особые отношения с Тартаром, духом бездны. – Афродита окинула критическим взглядом кофточку с золотыми блестками. – Нет… в ней я буду выглядеть смешно.
Пайпер неловко хохотнула:
– Ты? Ты в чем угодно будешь выглядеть идеально.
– Спасибо на добром слове. Но красота заключается в том, чтобы найти то, что тебе подходит, что подчеркивает твое естество. Чтобы быть идеальной, ты должна чувствовать себя такой – и не пытаться быть тем, кем ты не являешься. Для богини это особенно тяжело. Мы так легко меняемся.
– Папа считает, что ты идеальна. – Голос Пайпер дрожал. – Он так и не смог тебя забыть.
Взгляд Афродиты стал отрешенным:
– Да… Тристан. О, он был великолепен. Такой нежный и добрый, смешной и красивый. И преисполненный печали.
– Может, не будем говорить о нем в прошедшем времени?
– Прости, дорогая. Конечно же, я не хотела оставлять твоего отца. Это всегда так тяжело, но это было к лучшему. Если бы он понял, кто я на самом деле…
– Погоди, он не знал, что ты богиня?!
– Разумеется, нет! – Афродита выглядела оскорбленной. – Я бы никогда с ним так не поступила. Для большинства смертных это слишком сложно принять. Правда может разрушить им жизнь! Спроси своего друга Джейсона… милый юноша, кстати. Его бедная мать была раздавлена, когда узнала, что влюбилась в Зевса. Нет, в интересах Тристана считать, что я смертная, бросившая его без каких-то объяснений. Сладкая горечь воспоминаний лучше бессмертной и недоступной богини. Что подводит нас к важной теме… – Она раскрыла ладонь и показала Пайпер стеклянный пузырек со светящейся розовой жидкостью. – Это одно из самых неагрессивных зелий Медеи. Оно стирает лишь недавние воспоминания. Когда спасешь отца – если тебе это удастся, – дай его ему.
Пайпер ушам своим не поверила:
– Ты хочешь, чтобы я опоила папу?! Хочешь, чтобы он забыл пережитое?!
Афродита подняла пузырек, и на ее лицо легли розовые отсветы.
– Твой отец делает вид, что ему все нипочем, Пайпер, но он живет опасно близко к границе между двумя мирами. Он всю жизнь отрицает старые истории о богах и духах – но при этом боится, что они могут оказаться правдой. Он боится, что отказался от важной части себя и что когда-нибудь это его погубит. А теперь его схватил гигант. Он попал в кошмар наяву. Даже если он выживет… если ему придется остаток жизни провести с этими воспоминаниями, со знанием, что боги и духи ходят по земле, это его уничтожит. Именно на это наш враг и рассчитывает. Что она сломит его, а это сломит твой дух.
Пайпер хотелось закричать, что Афродита ошибается. Ее отец самый сильный человек из всех, кого она знала. Пайпер никогда не заберет его воспоминания, как Гера поступила с Джейсоном.
Но ее гнев быстро рассеялся. Она вспомнила, как несколько месяцев назад, у Биг-Сура, отец сказал ей: «Если бы я всерьез верил в Страну призраков, или духов животных, или богов… вряд ли бы я смог спать по ночам. Я бы постоянно искал, на кого свалить вину».
Теперь Пайпер тоже хотелось свалить на кого-то вину.
– Кто она? Кто контролирует гигантов?
Афродита поджала губы и перешла к следующей вешалке с мятыми доспехами и порванными тогами, но принялась перебирать их так, будто это дизайнерские наряды.
– У тебя сильная воля, – задумчиво произнесла она. – В отличие от других богов, ко мне никогда не относились серьезно. Над моими детьми потешаются. От них отмахиваются, называя их самодовольными пустышками.
– Некоторые из них именно такие.
Афродита рассмеялась:
– Признаю. Возможно, я и сама порой самодовольная пустышка. Девушки должны себя баловать. О, а вот это ничего. – Она показала Пайпер подгоревший и запятнанный нагрудник. – Нет?
– Нет. Ты ответишь на мой вопрос?
– Терпение, солнышко. Я говорю о том, что любовь – мощнейший стимул на свете. Она побуждает смертных на великие дела. Самые благородные и отважные поступки были совершены ради любви.
Пайпер обнажила свой кинжал и изучила его зеркальное лезвие:
– Вроде того, как Елена развязала Троянскую войну?
– А, Катоптрис. – Афродита улыбнулась. – Я рада, что ты его нашла. На меня столько грязи вылили за ту войну, но будем честны: Парис и Елена были чудесной парой. И все герои той войны обрели бессмертие, по крайней мере в людской памяти. Любовь – мощная штука, Пайпер. Она способна поставить на колени даже богов. То же самое я сказала своему сыну Энею, когда он бежал из Трои. Он считал себя неудачником! Но он прибыл в Италию…
– …и стал праотцом Римской империи.
– Именно. Видишь ли, Пайпер, мои дети могут быть весьма могущественны. Ты можешь быть весьма могущественна, потому что мое наследие уникально. Я ближе к началу творения, чем кто-либо из олимпийцев.
Пайпер напрягла память:
– Ты вроде… вышла из моря? Стоя в раковине?
Богиня засмеялась:
– У того художника, Боттичелли[45], было богатое воображение. Я никогда не стояла в раковине – еще чего не хватало. Но да, я вышла из моря. Первыми сущностями, появившимися из Хаоса, были Земля и Небо – Гея и Уран. Затем их сын, титан Кронос, убил Урана…
– …порубив его на кусочки серпом, – вспомнила Пайпер.
Афродита наморщила нос:
– Да. Кусочки Урана упали в море. Его бессмертная сущность породила морскую пену. А из этой пены…
– …появилась ты. Я вспомнила. Так ты…
– …последнее дитя Урана, который был выше всех богов и титанов. Что в некотором смысле делает меня старейшим олимпийцем. Как я уже сказала, любовь – могущественная сила. И миловидное личико далеко не единственное твое достоинство, дочь моя. И потому ты сама уже знаешь, кто пробуждает титанов и у кого хватило бы сил открыть врата в самых глубоких недрах земли. – Афродита выжидающе замолчала, будто чувствовала, как в голове Пайпер разрозненные кусочки медленно складываются в ужасающую картинку.