Я попросила Кэти подождать меня, пообещав вернуться через минуту, и последовала за ним, прячась за спинами какой-то семьи, чтобы, обернувшись, отец не увидел меня. Бросилось в глаза, что женщина держит его за руку. Я призадумалась. Она не может идти сама? Зачем ей держаться за него?
А потом они остановились, он посмотрел на нее сверху вниз, наклонился и поцеловал ее в губы. Я заметила у женщины на пальце обручальное кольцо, когда она положила руку моему отцу на плечо.
И внезапно все стало ясно. Я вернулась к Кэти, которая не обратила внимания на мое отсутствие, и стала слушать, какие вещи ей особенно понравились в витрине большого универмага. Постаралась тоже сосредоточиться на выборе покупок, но больше всего боялась расплакаться. Я же ни о чем не могла ей рассказать. Я никогда не посвящала подругу в подробности жизни нашей семьи.
И теперь воспоминания волной окатили меня, и я уже собралась позвонить отцу, высказать ему все, что думаю о нем, но поняла, что это бессмысленно. Бросив телефон на диван, я вышла к машине Кэти. Она вздрогнула, когда я неожиданно села рядом, и, разглядев мое лицо, достала с заднего сиденья целый пакет бумажных носовых платков.
– Извини, просто задумалась. Мама испекла для тебя торт. Она надеется, что у тебя все хорошо.
– Спасибо. Тебе не следовало волновать ее.
– А она нисколько не волнуется. Ей нравятся кризисные ситуации. – Кэти склонилась, чтобы обнять меня. – Хочешь поужинать со мной?
Я поежилась от ее прикосновения. С тех пор, как пропал Мэтт, у меня возникло ощущение потери какого-то защитного слоя кожи, и потому любой контакт с людьми делался для меня неприятным и заставлял нервничать. Она же прижалась ко мне еще теснее, игнорируя мое сопротивление, и я почувствовала знакомый аромат. Кэти пользовалась духами «Шанс» от Шанель.
Внезапно она отпустила меня и взяла с заднего сиденья две коробки с пиццей. У меня не хватило духа сказать ей, что я уже эту пиццу видеть не могу. Кэти передала коробки мне, а сама достала бутылочки с газированной минеральной водой.
– Спасибо, – кивнула я. – У меня сегодня маковой росинки во рту не было.
Она промолчала, и у меня появилась возможность приглядеться к ней пристальнее. Даже под слоем косметики ее лицо выглядело бледным, а глаза покраснели и распухли.
– А у тебя-то самой все хорошо, Кэти?
– Это все работа, – произнесла она. – Ненавижу свою контору. С нетерпением жду момента, когда смогу уйти оттуда.
А ведь еще и пары месяцев не минуло с тех пор, когда Кэти рассказывала о своей работе в восторженных тонах, расписывала, до чего ей там все нравится и насколько больше денег она станет вскоре получать. Я знала, что она амбициозна. Это черта характера была свойственна ей с ранней юности. И я всегда думала, что если люди вообще способны добиться успеха за счет одной только силы воли, то Кэти доберется до недосягаемых вершин. И понимание этого часто служило для меня самой отличным стимулом трудиться упорнее. Но сейчас складывалось впечатление, что Кэти достигла той точки, когда человек начинает задумываться: а стоит ли овчинка выделки? Причем я знала заранее, что к этому она и придет в конце концов. Что касалось меня самой, то я пребывала в уверенности, что, как только вернется Мэтт, у меня снова все наладится и на работе. Мысль о повышении больше не переполняла меня тем же приятным возбуждением, как раньше. Меня больше интересовали теперь поиски Мэтта, но для Кэти с ее стабильными отношениями в семье не было ничего важнее работы.
Причем она неизменно старалась приуменьшить усилия, которые ей приходилось вкладывать в свой труд. Даже еще сдавая экзамены в школе, могла поклясться чуть ли не именем матери, что совершенно не готовилась дома, но при этом всегда получала отличные оценки. Про себя я никогда не могла сказать того же. Я работала, используя каждую минуту, в страхе потерпеть неудачу, опасаясь, что окружающие увидят, чего я на самом деле стою, как только ослаблю усилия. Кэти получала такие же результаты, как и я, но при этом не без хвастовства заявляла: «Мне просто повезло! Я и минуты не потратила на занятия этим предметом!» Но мы обе знали, что везение здесь ни при чем, и она часами просиживала в своей комнате над учебниками, делая вид, будто страшно занята чем-то другим, что смотрит увлекательные передачи по телевизору или читает «Космополитен». Но мы знали с ней и другое: я бы никогда не стала разоблачать ее ложь.
При этом Кэти была преданной подругой, о какой можно мечтать, всегда готовой прийти на помощь и защитить меня. Часто, выпив вина, мы предавались воспоминаниям о прежних временах. Заводили разговор о мистере Харпере, нашем учителе, который обозлился на меня без всякой причины. Что бы я ни делала, он все объявлял неверным. Весь класс знал это. Однажды я стояла перед ним, и он отчитывал меня, когда Кэти вдруг попросила разрешения выйти. Мистер Харпер велел ей подождать, пока закончит со мной. При этом он не мог не замечать, что ей действительно плохо. Она побледнела, веки опухли, но он заставил ее ждать стоя, доведя меня до слез. Казалось, именно в этом всегда и заключалась цель, к которой учитель стремился, но мы не могли понять, зачем. В тот день, когда у меня снова потекли слезы, он поднял взгляд на Кэти и спросил: «Ну, что там у вас?», словно в его обязанности не входило помогать нам во всем. Она открыла рот, чтобы ответить, но ее тут же стошнило прямо на его стол. Позднее Кэти утверждала, что так наказала учителя за грубое обращение со мной.
Сейчас она вошла в холл и собиралась перебраться в кухню, когда я вспомнила о своих бумажках, разложенных на мраморном столике. Утром я снова перебирала и перекладывала их, формируя нечто вроде решетки. Подобный метод казался мне наиболее эффективным. Но я знала, что не могу показать свои записки Кэти. Она решит, что я окончательно рехнулась. Или дошла до крайней степени унижения.
– Проходи сразу в гостиную, – сказала я и почти силком заставила ее сменить направление движения. – Располагайся.
Я поставила коробки с пиццей на журнальный столик и включила лампы.
– Ну, как ты тут? – спросила Кэти.
– Вроде все нормально, – ответила я. – Подожди, я принесу тарелки.
Включив телевизор и сунув ей в руку пульт дистанционного управления, я отправилась в кухню, собрала бумажки и положила их в хлебницу. И успела вовремя. Стоило мне взяться за тарелки и стаканы, Кэти все же принесла пиццу в кухню.
– Давай поедим здесь? – предложила она.
А потом принялась открывать шкафы и выдвигать ящики. Я не спрашивала, что она там ищет, понимая: ее интересуют любые следы пребывания в доме Мэтта.
– Ничего не найдешь, – резко произнесла я.
Кэти задвинула очередной ящик.
– Что?
– Никаких вещей, забытых Мэттом. Он не оставил после себя ничего. Я уже трижды проверила везде.
Кэти выглядела смущенной.
– Да, понимаю. Странно, правда? Здесь все так же, как много лет назад. Еще до его переезда к тебе.
Я заскрежетала зубами. С громким стуком поставила перед ней стакан с минеральной водой.
– Разумеется, все стало по-прежнему, – заметила я. – Мэтт теперь не живет у меня.
– Да, конечно, но только все равно выглядит необычно. Я это имела в виду.
Я кивнула, но так, словно вовсе не соглашалась с ее мнением. Все окружавшее меня казалось сном наяву. То есть его прежняя жизнь со мной представлялась то ли сном, то ли воспоминанием об умершем уже человеке. Обстановка будто принадлежала к какому-то иному миру, некой параллельной реальности. Поскольку от Мэтта не осталось ни следа, он как бы перестал существовать. Превратился в придуманного мной персонажа.
И все же по ночам, когда лежала в постели, я по привычке оставляла для него место. До встречи с ним у меня была привычка спать, растянувшись по диагонали и занимая всю кровать. Но как только появился Мэтт, сразу возникло ощущение, что мы с ним просто созданы для того, чтобы делить одну постель. Наши тела переплетались, его рука ложилась на мое плечо, а лицом он утыкался в мою шею. По прошествии некоторого времени мы стали спать, чуть отдалившись друг от друга, и уж, разумеется, после ссоры, когда я вообще пыталась отправить Мэтта ночевать на диван. Зато теперь, просыпаясь посреди ночи, у меня возникала иллюзия, будто он в постели рядом со мной. Я могла чуть ли не ощущать на шее его дыхание, легкое прикосновение ресниц к моей коже.
Пришлось встряхнуться. То время миновало. Даже если я сумею найти его, жизнь уже никогда не станет прежней. Я не позволю ему так просто шмыгнуть к себе под одеяло, словно ничего не произошло. Не позволю.
Мы с Кэти сидели в кухне и ели пиццу. Мне хотелось принять горячую ванну, и чтобы по радио передавали легкую музыку, отвлекающую от грустных мыслей. У меня уже болела голова от постоянных напряженных размышлений. Я просыпалась ночью в холодном поту с учащенным сердцебиением, убежденная, что Мэтт вернулся и почему-то злится. У меня внезапно возникала идея позвонить в его спортзал или зубному врачу, которого он посещал, и я посреди ночи босиком шлепала вниз, чтобы сделать запись, напоминая себе о том, о чем не забыла бы без всяких записей.
– Итак, – сказала Кэти, покончив с едой. – Ты приняла решение?
Я покачала головой.
– Просто поверить не могу, до чего же ты невезучая! – воскликнула она. – Залететь как раз к моменту, когда он тебя бросил! А ты не думаешь, что Мэтт ушел от тебя именно поэтому? Не мог он догадаться, что ты беременна, а ему это совершенно ни к чему?
– Ты считаешь его способным на такой поступок?
Кэти пожала плечами:
– Некоторые мужчины сделали бы именно это.
– Но ведь мы говорили о Мэтте! Разве он бросил бы меня в такой ситуации? – Но на самом деле у меня сердце упало от подобного предположения. – Ты считаешь, он мог просто угадать, что я беременна? Меня ведь не подташнивало до его ухода.
– Не знаю, – мрачно отозвалась Кэти. – Я не разбираюсь в мужских характерах.
Как и я сама, мелькнула мысль. Например, я не могла представить, что Мэтт может бросить меня таким образом.