В тот день, позвонив в дверь, я сразу поняла, что мама одна и все хорошо. На какое-то время. Она обняла меня, и я заметила изменение в ее внешности. Мама как будто сделалась меньше, чем прежде. Мы с ней всегда были одного роста, но я, конечно же, носила туфли на каблуках, а она встретила меня в домашних тапочках, но все равно я выглядела огромной на ее фоне. Ей только исполнилось шестьдесят. Это уж точно не могло стать следствием старческого одряхления.
Я привезла маме букет цветов и коробку шоколадных конфет. Перед выездом из дома просмотрела свой мобильный телефон и заметила, что за последние несколько месяцев накопилось множество звонков от нее, на которые я не ответила, и голосовых сообщений. Я понимала, насколько плохо обращалась с матерью. Она наверняка хотела бы, чтобы дочь обратилась к ней за поддержкой, как только Мэтт бросил меня, но я чувствовала себя слишком униженной для этого. Что можно было подумать обо мне, если мужчина оставил меня подобным образом?
Моя мама… Не знаю почему, но я всегда считала ее слабохарактерной. У нее не было собственного мнения. Прежде чем сказать что-нибудь, она обязательно смотрела на отца, ища у него одобрения, и, если он с ней не соглашался, даже не пыталась отстаивать свою точку зрения. Это доводило меня до бешенства по мере моего взросления, когда мать обязана была защитить меня и себя, но лишь отмалчивалась. Едва ли она могла послужить для своей дочери образцом для подражания.
А с отцом нас связывала только свойственная обоим любовь к работе. Но поговорить с ним доверительно я даже не пыталась. Знала: если попробую, все закончится слезами. Моими слезами, разумеется.
Вот и сейчас, стоило маме обнять меня, как я заплакала. И ничего не смогла с собой поделать. Шок и растерянность, одиночество после ухода Мэтта – все это сразу выплеснулось, как только она прижала меня к себе.
И сразу стало ясно, что мои слезы ее обескуражили. Она не видела меня такой много лет, со времен моей ранней юности. Но даже тогда я плакала, чаще всего спрятавшись от всех, и терпеть не могла, чтобы меня заставали в слезах.
– Присаживайся, милая, – сказала мама, подводя меня к дивану в гостиной.
В камине ярко горели дрова, несмотря на теплый день, и внезапно я почувствовала, что именно это мне сейчас и нужно. Мне так долго было холодно. Стало казаться, что страх, пережитый мной с исчезновением Мэтта, превратился в нечто вполне материальное, в какую-то глыбу льда, с каждым днем разраставшуюся внутри меня. Сначала я ощутила ее у себя в желудке, но теперь она уже поднялась до груди, и порой казалось, что уже мешает мне нормально дышать.
Мама приготовила для меня кружку горячего шоколада и поставила на стол блюдо с бисквитами.
– Ты очень похудела, – заметила она. – С тобой все в порядке?
Было ясно без слов, что со мной далеко не все в порядке. Иначе отчего бы я разразилась плачем прямо у нее на пороге? Но у мамы хватало такта дать мне время и выслушать мой рассказ, когда я смогу говорить спокойно. Я вытерла слезы с лица бумажными носовыми платками и улыбнулась ей.
– Мэтт бросил меня, – сказала я и опять заплакала.
Мама присела рядом со мной, поставила кружку на журнальный столик и снова обняла меня. Я немного успокоилась. Почему раньше я не разрешала ей обнимать себя? Она не делала этого уже много лет.
– Ты справишься с этим, – промолвила мама, и мне захотелось поверить ей.
Я пила горячий шоколад и рассказывала о том, что произошло. Как приехала домой и обнаружила его отсутствие, уничтожение им всех воспоминаний о годах, которые мы провели вместе. Мама сидела молча, внимательно слушая мою грустную историю.
– Что ж, – наконец произнесла она, – похоже, между вами все кончено.
– Но я хочу найти его! – воскликнула я. – Мне необходимо поговорить с ним!
– Знаю, что тебе этого хочется, но Мэтт принял окончательное решение. Очень жаль, дорогая моя. Мне ведь он нравился, как и тебе, насколько я могла видеть, но ты не можешь насильно заставить кого-то жить с тобой. И если он не вернется добровольно, то ты ничего хорошего не добьешься. Верно я рассуждаю?
– Но у меня такое впечатление, что Мэтт хотел бы вернуться, – заметила я и рассказала о сообщении «Я дома».
– И он оказался дома?
Я покачала головой.
– Нет. Я все осмотрела.
Мама поморщилась, услышав это, и я поняла, что перед ее мысленным взором нарисовалась картина, как я мечусь по всему дому, выкрикивая его имя.
– Могу я взглянуть на его сообщение?
Я достала из сумки телефон и протянула ей.
– Что это за номер? Он… принадлежит Мэтту?
– Нет. Это не его прежний номер, – признала я. – Ты же слышала: он удалил всю информацию о себе из моего мобильного телефона. Но у Джеймса старый номер сохранился. Я звонила по прежнему номеру, но он больше не обслуживается. Разумно предположить, что теперь у него появился другой.
– А ты звонила по этому номеру?
Я кивнула:
– Да, звонила, но там лишь раздаются гудки. Никто не отвечает на вызов. А еще я послала ему пару текстов. – Я не стала говорить маме, что отправляла сообщения одно за другим всю ночь.
Мы немного посидели молча. Я собралась рассказать ей и про цветы, но после того, как на это прореагировала Кэти, мне вовсе не хотелось снова услышать те же слова. У меня по-прежнему возникало ощущение, будто я схожу с ума, когда вспоминала об этом.
– А почему Мэтт ушел? – вдруг спросила мама. – Вы с ним стали часто ссориться?
– Что ж, иногда между нами возникали размолвки. А у кого их не бывает? Но я даже не подозревала, что Мэтт может взять и уйти от меня. Вечером накануне его исчезновения все было прекрасно. Он сам наполнил для меня ванну и принес бокал вина. – Слезы опять хлынули из моих глаз. – А уже следующим вечером, когда я вернулась домой, вещей Мэтта не было.
Мама снова обняла меня и тихо проговорила:
– Хорошо бы все-таки выяснить, почему он так поступил.
Я немного успокоилась, и мама заставила меня сесть рядом с собой и посмотреть по телевизору фильм.
– Не будешь же ты предаваться печали целый день? – сказала она. – Нужно как-то отвлечься от грустных мыслей. Если не выкинуть их из головы хотя бы на время, так и сойти с ума недолго.
Я действительно была на грани помешательства.
Мы стали смотреть «Красотку» в миллионный, наверное, раз. Мама была права, мне действительно необходимо отвлечься от постоянных мыслей о Мэтте. А это было как раз то занятие, которому мы с мамой в прошлом часто предавались: сидели и смотрели телевизор, пока отца не было дома. Но как только замечали свет фар его машины на подъездной дорожке, сразу срывались с места. Задолго до его прибытия домой мы делали все, чтобы кухня выглядела безупречно чистой, а гостиная – опрятной и уютной. Все должно было лежать на своих местах. Моей задачей в такой момент становилось быстро взбить и оправить диванные подушки. В мамины обязанности входило приготовить для отца вкусный ужин, хотя он обычно либо опаздывал, либо вообще отказывался есть. А поскольку точного времени его появления мы никогда не знали, то расслабиться даже ненадолго было нельзя.
В тот день мы снова сидели рядом на диване, но я больше смотрела на маму, а не на экран телевизора. Да, она никогда не была по-настоящему сильной женщиной, и я помнила, как неоднократно ставила ей это в вину. Достаточно внешне привлекательная, мама отличалась худобой, а лицо выглядело озабоченным, даже когда для тревоги не существовало ни малейших причин. Постоянно настороже. Причем я и сама не раз испытывала такое же ощущение. Я поставила фильм на «паузу», когда она направилась в кухню, чтобы проверить ножку ягненка, которую запекала к ужину. Захотелось ей помочь. Когда мама шла к плите, я вдруг заметила, что она хромает.
Я зажмурила глаза, охваченная знакомым чувством страха за нее.
А мне-то казалось, что подобные инциденты остались в прошлом.
Но я ничего не сказала. Как никогда ничего не говорила в такие моменты.
Отец приехал домой на полчаса раньше. Ровно в шесть часов. И хотя я уже многие годы не жила тут, все равно нервно отреагировала на звук ключа, проворачивавшегося в замке входной двери. У меня участился пульс, и на секунду в ушах послышался привычный звон. Отцу понадобилось время, чтобы выйти из холла. Он знал, что я здесь, поскольку заметил мою машину перед домом, но не окликнул меня. Мы с мамой сидели неподвижно. Отец появился на пороге кухни и встал в дверном проеме, глядя на меня.
Увидев его, я поняла, что для меня вечер не обойдется без неприятностей, и, судя по внезапному волнению матери, стало ясно – она тоже ожидает чего-то. Мы с ней одновременно словно обрели повышенную чувствительность и пытались вовремя настроиться на возникавшую ситуацию. Кстати, мне всегда казалось, что отец обладал такой же способностью.
Он с нами даже не поздоровался, сказав только:
– Надеюсь, ужин готов?
Отец постарался подловить маму на нерадивости, застать врасплох. И потому нарочно приехал за полчаса до объявленного времени, уверенный, что его заставят дожидаться ужина. Но мама отлично знала все его трюки и потому неизменно оказывалась на шаг впереди него. И тем не менее на ее лице отчетливо читалось облегчение, когда она произнесла:
– Разумеется, ужин готов, дорогой.
Она налила отцу бокал вина и достала ногу ягненка из духовки. Мы с ней накрывали на стол, пока он мыл руки. Ни она, ни я даже не смотрели друг на друга, настолько спешили все идеально подготовить к моменту его возвращения.
– У меня сегодня состоялся один весьма интересный разговор, – промолвил отец, лично нарезав мясо на порции.
Я замерла, заметив встревоженный взгляд мамы, брошенный на меня.
– Случайно столкнулся с матерью Кэти. Помнишь Кэти, свою давнюю подружку?
– Разумеется, я ее помню, – ответила я. – Мы и сейчас с ней встречаемся пару раз в неделю.
Мама побледнела и глазами умоляла меня помолчать.
– Так вот, она мне сообщила, что, как ей стало известно, кого-то мы скоро будем поздравлять.