– У меня даже есть фотографии. Но сейчас, мамочка, тебе лучше уйти. Он обезумел от злости на меня, но сорвет ее на тебе. Уходи, пока не поздно. – Перед моим мысленным взором возникло тело Кэти на асфальте под балконом квартиры Мэтта и сам Мэтт, лежавший в луже крови. – Уходи, пока он не убил тебя!
– Сколько у меня времени? – вдруг спросила мама.
– Отец уехал из офиса пару минут назад. Значит, примерно четверть часа. А может, минут десять. Только не приезжай ко мне. Отправляйся к тете Крис.
Ее сестра жила в Шотландии, но отец годами не позволял матери видеться с Крис. И у той был крепкого сложения муж, который, случись что, сумел бы пустить в ход кулаки, пусть отец и приходился ему родственником. И тогда папочке пришлось бы несладко.
– Спасибо, – промолвила мама. – Спасибо тебе, моя милая.
Она попрощалась со мной, и я бросила телефон в сумку, после чего завела мотор машины. Мне хотелось добраться до дома и лечь в постель. Побыть одной.
Но остаток пути превратился в сплошную му´ку. Я едва различала дорогу перед собой. Слезы струились по лицу, и я не могла думать ни о чем, кроме Кэти и Мэтта. Я потеряла обоих.
Кэти… Я была с ней знакома почти всю жизнь. Забавная, красивая, ревнивая Кэти. А я-то считала, что мы с ней останемся подругами навсегда! И Мэтт. Когда я увидела его вчера идущим по склону холма, с пиджаком, переброшенным через плечо, он выглядел счастливым и беззаботным, каким был на первом этапе нашего с ним знакомства. А вот сегодня в своей новой квартире он превратился лишь в бледную тень самого себя, и хотя внешне нисколько не изменился, я смотрела на него, и передо мной представал совершенно незнакомый мужчина.
Не надо было мне заходить к нему сегодня. Я могла написать ему письмо. Или встретить у дверей офиса по окончании рабочего дня. Зачем мне понадобился этот разговор с ним наедине? У меня не шло из памяти выражение лица Кэти во время падения, как и лицо поверженного Мэтта – глаза закрыты, из виска струится кровь. И все из-за меня.
Когда моя машина въехала на нужную улицу, я почти задыхалась от страха и чувства вины. Но что-то еще не давало мне покоя. Машинально барабаня пальцами по рулевому колесу, я пыталась понять, что именно.
А потом до меня дошло. Ощущение потери. У меня заболело сердце, стоило подумать, что я больше никогда не увижу ни Мэта, ни Кэти.
На своей подъездной дорожке я вдруг резко нажала на педаль тормоза. Заметила, что в окне гостиной моего дома горит свет.
Глава 59
Я сидела в автомобиле, уставившись на окно. Вспомнила, как уезжала отсюда днем, хотя казалось, что с того момента прошла неделя. Весь дом был подготовлен к возвращению Мэтта. Я мечтала, как мы сядем в гостиной и обсудим сложившуюся ситуацию. Как двое людей, желавших восстановить отношения. Я купила цветы, заготовила свечи к моменту наступления сумерек, вино, чтобы поднять тост за возвращение Мэтта. Меня переполняла надежда утром, и я искренне верила: она непременно сбудется. И еще мне припомнился краткий миг его нерешительности после того, как я попросила его вернуться. Мне показалось, Мэтт согласится.
Но хотя все было подготовлено к нашему совместному возвращению, я была уверена, что свет в гостиной не горел. На вечер планировалось только мягкое сияние свечей. Резкий желтый свет электрических лампочек не входил в мои планы соблазнения Мэтта.
Я попыталась восстановить свои перемещения по дому перед отъездом. Чтобы включить люстру, мне бы пришлось перегнуться через спинку дивана и потянуть за серебряную цепочку. И как я ни старалась, вспомнить столь замысловатое движение мне не удавалось.
Я медленно вышла из машины и заперла ее. В соседних домах свет не горел, и машин тоже не было. Повторив маневр, напомнивший мне об одном из дней три месяца назад, я подкралась к окну гостиной и заглянула внутрь. Там все оставалось так же, как было днем, когда я уехала. Все, кроме включенного света.
Значит, я все-таки включила его сама.
Испарина от моего дыхания осела на стекле, и я, все еще перебирая в памяти различные странные события, происходившие после ухода Мэтта, осторожно открыла дверь и вошла в дом.
В темном холле царила тишина, зато в гостиной ярко светила люстра, и я несколько минут разглядывала ее, заставляя себя все же вспомнить, как включила ее. И не могла. Я выключила ее, выдернув вилку из розетки и закрыла дверь.
Я чувствовала себя утомленной, как никогда раньше за всю свою жизнь. Силы полностью истощила глубочайшая тоска. Уже стало не так важно, выживет Мэтт или нет. Сегодня я потеряла и его, и Кэти, но, более того, выяснилось, что я лишилась их обоих много месяцев назад. Медленно я побрела в кухню.
Там я увидела фотографии Кэти, обнимавшей меня и улыбавшейся мне как лучшая подруга. Я всмотрелась в снимок, где нам по пять лет, и мы держимся за руки, и подумала, что лучше бы нам было никогда с ней не встречаться. Собрав все фото, я положила их изображениями вниз в выдвижной ящик стола. Пока я не знала, как поступлю с ними в будущем.
Вонь из мусорной корзины по-прежнему висела в воздухе, а вокруг раковины мухи уже роились, их стало гораздо больше. Я открыла заднюю дверь и высыпала мусор в стоявшие контейнеры, и сама не могла понять, почему не сделала этого раньше. Просто, видимо, усилие представлялось мне непомерным, пока столько приходилось обдумывать, над стольким размышлять. Потом я продезинфицировала корзину и вымыла раковину. Даже сквозь резиновые перчатки ощущалась слизь и остатки сгнившей пищи, накопившиеся в ней за последние месяцы. Затем посмотрела на груду немытой посуды на кухонных столах, и поняла, до какой степени я была не в себе в те дни и ночи, пока занималась поисками Мэтта.
Тарелки, ножи и вилки я сложила в посудомоечную машину. И хотя наполнила ее до предела, грязной посуды оставалось еще много. Я налила в раковину воду с мыльным раствором и оттирала все дочиста, стараясь не смотреть на эту мерзость, с которой теперь приходилось справляться. Все напоминало о том времени, которое я провела, разыскивая Мэтта, о днях, когда мне постоянно звонила Кэти, чуть ли не каждый час, вытягивая из меня информацию.
Поливая поверхность столов отбеливателем, я обратила наконец внимание на дверцы шкафов и поразилась, до какой степени успела исписать их. Я едва ли теперь смогла бы даже разобрать смысл написанного, но, что было важнее, не испытывала желания читать эти каракули. Я сорвала отовсюду стикеры и бросила их в корзину. Тем же отбеливателем прошлась по шкафам. Слова, выведенные красным фломастером, словно сочились кровью, и я работала с закрытыми глазами, пока упорно оттирала их все до единого.
Я провозилась с ними больше часа, хотя понимала, что поверхности никогда не станут прежними – ровными и глянцевыми. Наверняка при свете яркого утреннего солнца на них будут проступать следы стертых надписей. Но мне было плевать. Не они стали предметом моих основных забот. Я ведь не была уже той женщиной, которая могла неделями выбирать кухонный гарнитур, чтобы затем расплатиться за него своими деньгами. Хорошо помню, как стояла в кухне часами после ухода рабочих и рассматривала обновленное помещение как очередное доказательство своего успеха в жизни. Теперь-то я знала, какую в итоге потерпела неудачу.
Когда кухня вновь засияла чистотой, я открыла дверцу холодильника. Туда мои записи не проникли, и отмывать было нечего. На стойке рядом с ним я заметила бутылку французского вина, специально купленного, чтобы мы с Мэттом могли отметить вечером его возвращение. Специально вышла на улицу и швырнула ее в контейнер для отходов из стекла. Но у задней стенки холодильника обнаружилась еще бутылка белого вина. О ней я совсем забыла. Сейчас она мне пригодится.
Я закрыла холодильник. Куда же делась записка с единственным словом: «Удовлетворена?» На месте, куда я ее прикрепила, на дверце холодильника располагались магнитные буквы алфавита. Мы с Мэттом часто использовали их для обмена краткими сообщениями. Со времени его ухода буквы образовали бессмысленное сочетание знаков.
«До скорой встречи», – вдруг прочитала я и замерла.
Неужели Мэтт сумел побывать здесь сегодня? И включил люстру в гостиной тоже он? Когда он мог успеть проделать все это? Нет, Мэтт здесь ни при чем. Он весь день провел на работе. Когда я увидела его, на нем был деловой костюм, который он не надел бы никуда, кроме офиса. И если бы побывал у меня сегодня, то наверняка обрадовался бы, когда я появилась на пороге его квартиры. В глубине души я прекрасно понимала сейчас, что Мэтт не горел желанием встречаться со мной. Я до сих пор помнила выражение его лица при встрече. Он был в шоке.
Значит, все эти сообщения, телефонные звонки и записка никак не связаны с Мэттом. И туалетная вода тоже. Вероятно, ее запах мне просто померещился. А цветы? Что ж, в таком состоянии я запросто могла купить их сама.
Меня уже тошнило от постоянных попыток самообмана. Мэтт ничего не делал. Мэтт сюда ни разу больше не возвращался. Да, но кто-то же проникал в мой дом. Кто?
Я была до такой степени потрясена событиями сегодняшнего дня, что могла думать лишь об одном: давай же, действуй! Я готова к встрече с тобой. Больше меня ничего не пугало. Кэти умерла. Мэтт на грани жизни и смерти. Худшее уже произошло.
Я достала из буфета свой бокал работы Веры Вонг и подумала, не остался ли другой в манчестерской квартире Мэтта. Нет, едва ли Кэти это понравилось бы. Мэтту не удалось бы скрыть от нее значение такой вещи, поскольку она купила такую же пару бокалов к очередной годовщине их романа с Джеймсом. Я покачала головой. Нет, бокал попал не в руки Мэтта. Он не приближался к моему дому. Потом я поднялась наверх с бокалом и бутылкой вина, легла на кровать, и эта ситуация в точности повторила ту, которая возникла у меня вечером, когда я вернулась из Оксфорда и обнаружила исчезновение Мэтта. Я переутомилась до крайности, болела каждая мышца моего тела. Стоило мне приподнять подушку, чтобы упереть ее в спинку кровати, как из-под нее выскользнула бумажка с распечаткой фотографии Мэтта. Я взяла ее и вгляделась еще раз. Он улыбался, но не мне. Я ведь еще не была тогда с ним даже знакома. Я нацепила наушники. Те самые, что блокировали для меня шум внешнего мира. Эти наушники я использовала каждый вечер с тех пор, пока была еще совсем юной и жила в доме родителей, чтобы не слышать, как отец избивает маму, чтобы до меня не доносился ее плач.