– Долой, долой, долой!
Эта немудреная кричалка, как некая зараза, моментально распространилась по всей площади.
– Долой, долой, долой! – ревела толпа.
«Кого долой, зачем долой? – подумал Флинт, представил себе первомайскую демонстрацию в Москве и усмехнулся. – А если у нас такое начнется? Наш народец просто так не остановишь. Он и Кремлевские стены поломает к чертовой матери!»
На пятачке возле суда стояли телевизионщики с телекамерами. Некая корреспондентка в розовых лосинах бойко брала интервью, тыкала микрофоном с надписью «Си-эн-эн» в кого попало.
Люди говорили ей о своем:
– Мы стремимся к мирным изменениям, чтобы в стране было как дома, спокойно, чтобы были единство, братство, любовь, а страх исчез, чтобы мы могли, не пряча лица, сказать: «Убирайся, не вреди нам больше».
– Я не боюсь, потому что нас большинство и мы можем победить.
– Не хочу, чтобы моя дочь умерла из-за того, что я не смогу купить лекарство.
Флинт, стиснутый толпой, начал читать надписи на плакатах. На них были изложены требования фермеров, угольных шахтеров, работников муниципальных служб и просто ругательства, адресованные Гонсалесу.
«Какой-то митинг ради самого митинга. Нет внятных требований, но присутствует единый революционный порыв. Они ненавидят свою власть. А кто и где ее любит?»
К краю площади подошли две пожарные машины. В ряды протестующих ударили тугие струи воды. Это возымело некоторый эффект. Толпа стала пятиться, но вскоре одна из пожарных машин почему-то загорелась и струи были перенаправлены на этот внезапно возникший рукотворный пожар.
«Пожарники тушат сами себя. Нарочно не придумаешь», – подумал Флинт.
Он поддался магии возбужденной толпы, влился в ее атмосферу, стал ее частью. Его охватило злое веселье, которое призывало к активному действию.
Он сам не понял, как оказался совсем рядом с муниципалитетом, с полицейским заслоном. Кто-то упорно подталкивал его в спину. Флинт, не оглядываясь, врезал локтем в физиономию невидимому активисту и, вероятно, сломал ему челюсть. По крайней мере, толчки прекратились, сзади послышалась невнятная ругань человека с испорченной дикцией.
Внезапно в толпу клином вонзилась группа парней в одинаковых красных майках. Они упорно продвигались к зданию муниципалитета.
– Это переодетые контрас! – раздались крики. – Их наняли правые. Бей гадов!
Завязалась драка.
Перед Флинтом возникли несколько парней с искаженными злобой лицами. Те самые, в красных майках. Он увернулся от удара и тут же отвесил неприятелю плакатом в нос, второму врезал стопой в коленную чашечку, третий с разворота получил в висок палкой от плаката. Глотов хорошо обучил своих подопечных рукопашному бою в стесненных условиях. Флинт непрерывно наносил удары по болевым точкам своих противников, сумел приостановить их продвижение и вдруг услышал автоматные очереди. Стреляли поверх голов.
– Национальная гвардия! – раздался истошный крик.
В полицейский заслон полетели камни и зажигательные шутихи. Раздалась еще одна автоматная очередь. На сей раз она ударила прямо по толпе. Послышались проклятья и крики раненых.
Флинт продолжал наносить удары, пока сам не получил дубинкой по спине. Его тут же подхватили под руки и куда-то поволокли. Он боковым зрением определил, что это полицейские, и не стал оказывать сопротивление.
При входе в отель Глотова остановил швейцар.
– Там вашего сотрудника в полицию забрали. Прямо с митинга, – сказал он.
Глотов краем уха слышал про митинг, чувствовал некоторую возбужденность уличной публики, но не придавал этому особого значения. А тут на тебе!
– А ты откуда знаешь?
– Так по телевизору показывали. Посмотрите новости, сеньор Мартинес, – предложил швейцар.
«Этого еще не хватало! Каким ветром его туда занесло?!»
Глотов поднялся в номер, включил телевизор и дождался выпуска новостей. Молодая, привлекательная дикторша прокомментировала видеоматериал про митинг. Потом какой-то эксперт начал вещать о том, что темные внешние силы сомкнулись с такими же внутренними, чтобы дискредитировать прогрессивное правительство. Надо сплотиться вокруг…
Глотов с отвращением выключил телевизор и воссоздал в памяти видеосюжет.
Центральная площадь. Разъяренная толпа, которую разгоняют сотрудники полиции и национальной гвардии. Раздаются хлопки выстрелов. Крупный план. Флинт делает «кошачью лапу» демонстранту в красной майке, подскочившему к нему, одновременно бьет ногой в пах его соседу. Один хватается за глаза, другой за иное место. Оба истошно орут. Двое полицейских заламывают Флинту руки и куда-то тащат.
«Хоть полицейских не тронул. Сообразил. А то наворочал бы там дел. Надо срочно ехать к Аугусто. Спасибо мне за предусмотрительность. Не зря я этого мздоимца окучивал! Взял раз, возьмет и еще».
Глотов вызвал такси и поехал в полицию.
Охранник, сидевший в приемной, его узнал и кивнул как старому знакомому.
Аугусто, к счастью, был на месте.
– Приветствую вас, сеньор Мартинес. Присаживайтесь. У вас проблемы? – Улыбка шефа полиции была самой широкой и искренней.
– Да, есть проблема, – подтвердил Глотов, усаживаясь на стул. – Ваши сотрудники арестовали на митинге моего человека. А какой ему интерес протестовать? Шел мимо, завяз в толпе. Ему дали в морду, он ответил тем же. Дело житейское. Нельзя ли его освободить? Ведь он ни в чем не виноват.
– Сейчас выясним, что там ваш орел набедокурил. – Аугусто спросил у гостя, как зовут арестанта, взял телефонную трубку и обозначил проблему невидимому собеседнику.
Некоторое время он слушал его, глядя на Глотова, застывшего в ожидании, потом сказал:
– Я все понял, позвоню позднее. – Начальник полиции вернул трубку на место и заявил: – Вашему подопечному инкриминируют хулиганство, драку в общественном месте. Он там не просто кому-то в морду дал, а покалечил с десяток людей. Впрочем, именно тех, которые это заслужили. Хорош бизнесмен, прямо спецназ какой-то. И где вы таких только набираете? Нам бы в штат этого парня.
– И что ему грозит? – спросил Стас.
– Десять суток ареста и месяц принудительных работ по очистке города от мусора, – пояснил Аугусто. – Уже составлен полицейский протокол. Ваш сотрудник передан в ведение начальника тюрьмы. Что я могу сказать по этому поводу? Суда еще не было, а протокол мог быть составлен ошибочно. Но надо учесть интерес тюремного начальника.
– Сколько? – спросил Глотов, при этом подумав, что Флинту не мешало бы месяц поработать мусорщиком, чтобы не лез куда не надо.
Аугусто назвал сумму, и она не показалась Глотову запредельной.
«Видимо, тариф у них такой на подобные услуги», – подумал он, без всякого стеснения вынул из кармана пачку денег и отсчитал нужное количество купюр.
Аугусто спокойно взял их, небрежно бросил в ящик стола и произнес:
– Езжайте прямо сейчас в тюрьму и забирайте вашего озорника. Я распоряжусь. С вами приятно иметь дело, сеньор Мартинес.
– Взаимно, сеньор Аугусто.
– А как ты меня вычислил, Блад? Откуда узнал, что я на местном цугундере парюсь? – спросил Флинт Глотова, который встретил его у ворот тюрьмы.
– Так ты ведь у нас теперь телезвезда. Весь Гондурас видел, как тебе полицейские руки заламывали, – с усмешкой ответил Глотов.
– Ну да, – смущенно пробормотал Флинт. – Я там отрабатывал приемы боя в стесненных условиях, успокоил штук десять каких-то придурков в красных майках, вроде бы переодетых контрас. Так их местные называли. Да плевать мне, кто они там! Прут на меня буром, а я что должен делать? У них митинг протеста какой-то своеобычный, как будто кто-то специально подбросил дрожжи в унитаз, но уж никак не самостийный. Плакаты изготовлены типографским способом, эти уроды в красных майках явно нанятые, агитатор на грузовике, телевидение, да еще иностранное. Пока я с красными майками разбирался, власти национальную гвардию подогнали и начали всерьез разгонять толпу. А самых активных вязали. Я им показался именно таким, вот меня и сцапали. Менты здешние сзади подкрались. Я сопротивляться не стал. Они ведь за это и пристрелить могли запросто. Да не в этом дело. Допустим, сбежал бы я, а потом что, в подполье уходить? А тут все по легенде. Порядочный бизнесмен, иностранец случайно попал в этот политический замес по дороге в музей. Меня стали бить, я защищался, чтоб не покалечили. Тут ведь и придумывать ничего не надо. Все именно так и было.
– Ты бы лучше спросил, как я тебя вынул из тюряги, – сказал Глотов.
– И как? – В глазах Флинта заиграло любопытство.
– Выкупил у полиции как цацку из ломбарда. Иначе тебе светили десять дней ареста, а потом принудительные работы на целый месяц. Ты очищал бы город от мусора. Дело благое, общественно полезное. – Глотов усмехнулся. – Ты скоро всю нашу кассу опустошишь своими социальными импровизациями. Ладно-ладно. – Он хлопнул Флинта по плечу, видя, что в том нарастает протест. – Все нормально. Правильно ты сделал, что сопротивляться не стал. Рассказывай дальше.
– Да я и по дороге мог сбежать, – продолжил свой рассказ Флинт. – Посадили меня и еще одного активиста в грузовичок с открытым кузовом, приковали наручниками к металлической дуге, видимо, специально для этого там приваренной. Сзади автоматчик. Отвезли нас в эту самую тюрьму. Внутри что-то вроде каменных амбаров и административное здание. Меня привели туда, раздели догола, обыскали, разве что в очко не заглядывали, и составили протокол. Этот составитель забыл нож мой в протокол внести. Понравился он ему шибко. Подарить я не согласился, а он мне грозить стал. Испугал ежа голой задницей. Потом отвели меня в один из этих амбаров. Там камеры в ряд через стенку, загорожены решеткой, все под контролем, не забалуешь. Каждая на шесть человек, судя по количеству лежачих мест. Нары там двухэтажные, но узкие какие-то. В нашу человек двадцать натолкали, да и в остальные тоже. Как сельди в бочке. Вместо сортира дыра в углу. Вонища жуткая! Арестанты группировались по к