– Но как она попала в Королевское ущелье вместе со скелетами своей матери и Моны Тернблад?
– Твоя догадка будет не хуже моей, но я могу предположить только, что она, вероятно, наткнулась на что-то или, вернее, на кого-то, кто имеет отношение к исчезновению ее матери и Моны.
– Если так, то это автоматически исключает Юханнеса. Он надежно лежит в могиле на кладбище Фьельбаки.
Патрик поднял взгляд.
– А мы уверены? Знаем ли мы совершенно точно, что он действительно мертв?
Мартин засмеялся.
– Ты шутишь? Он же повесился в семьдесят девятом году. Едва ли можно быть более мертвым!
– Я знаю, что это звучит невероятно, но послушай, – в голос Патрика закралось некоторое возбуждение, – представь, что полиция стала докапываться до правды, и земля у него под ногами начала гореть. Он из Хультов и способен раздобыть крупные суммы денег, если не сам, так через отца. Немного взяток туда, немного взяток сюда, и раз, уже есть фальшивый паспорт и пустой гроб.
Мартин захохотал так, что ему пришлось обхватить руками живот.
– Ты с ума сошел! Мы ведь говорим о Фьельбаке, а не о Чикаго двадцатых годов! Ты уверен, что не перегрелся на солнце там, на мостках? Поскольку это, черт возьми, звучит так, будто ты получил солнечный удар. Взять хотя бы тот факт, что его обнаружил сын. Как можно заставить шестилетнего мальчика рассказать такое, если это неправда?
– Не знаю, но я собираюсь это узнать. Поедешь со мной?
– Куда?
Патрик закатил глаза.
– Разумеется, поговорить с Робертом, – с подчеркнутой внятностью выговаривая слова, ответил он.
Мартин вздохнул, но встал.
– Можно подумать, у нас мало дел, – пробормотал он. По пути к двери он кое-что вспомнил. – А как же с удобрением? Я собирался заняться этим сейчас, до обеда.
– Попроси Аннику, – бросил через плечо Патрик.
Мартин остановился у стола приемов и снабдил Аннику необходимой информацией. У нее было довольно спокойно, и она обрадовалась конкретному делу.
Мартин не переставал задаваться вопросом, не тратят ли они драгоценное время понапрасну. Идея Патрика казалась слишком притянутой за уши, чересчур фантастической, чтобы иметь связь с реальностью. Но начальнику виднее…
Анника бросилась выполнять задание. Последние дни выдались у нее суматошными – она была связующим звеном и организовывала прочесывания местности в поисках Йенни. Однако после трех безрезультатных дней их отменили, и поскольку львиная доля туристов вследствие событий последней недели покинула окрестности, телефон коммутатора подозрительно молчал. Даже журналисты начали терять интерес, переключаясь на свежие горячие новости.
Посмотрев на листок, где она записала полученные от Мартина сведения, Анника нашла в телефонном каталоге номер. Ее долго переадресовывали от одной части предприятия к другой, но под конец она получила имя начальника отдела продаж. Ее поставили в телефонную очередь, и, слушая льющуюся из трубки громкую музыку, она использовала время для того, чтобы вернуться мыслями к проведенной в Греции неделе, которая теперь казалась бесконечно далекой. Возвратившись после недельного отпуска, она чувствовала себя отдохнувшей, сильной и красивой. Однако водоворот на работе, в который она попала, уже уничтожил результаты отпуска. Анника с тоской представляла себе белые пляжи, бирюзово-голубую воду и большие пиалы с цацики. Они с мужем оба прибавили из-за вкусной средиземноморской еды по паре килограммов, но никого из них это не беспокоило. Ни один из них никогда не отличался миниатюрностью в каком-либо направлении, и они научились принимать это как один из фактов жизни, поэтому призывы газет к похуданию их благополучно не задевали. Когда они лежали, тесно прижавшись друг к другу, их изгибы идеально сочетались, и они образовывали единую большую горячую волну вздымающейся плоти. Такого во время отпуска было много…
Воспоминания об отпуске резко прервал мелодичный мужской голос с безошибочно узнаваемым «и», свойственным диалекту городка Люсечиль. Обычно говорили, что подобное «и» у стокгольмцев из высших слоев объясняется тем, что люди стремятся демонстративно показать, что они обладают достаточным состоянием, чтобы иметь летний дом на западном побережье[15]. Какова здесь доля правды, Анника не знала, но история ей нравилась.
Анника изложила свое дело.
– Ой, как увлекательно! Расследование убийства. Хотя я в профессии уже тридцать лет, я, пожалуй, впервые смог пригодиться в подобном деле.
«Рада, что украсила тебе день», – мрачно подумала Анника, но воздержалась от такого язвительного комментария, чтобы не отбить у собеседника горячее желание помочь ей с информацией. Иногда интерес к сенсации у так называемой общественности граничит с нездоровым.
– Мы бы хотели попросить предоставить нам список покупателей удобрения FZ 302.
– Ой, это не так-то просто. Мы прекратили его продажу в восемьдесят пятом году. Чертовски хорошее средство, но новые экологические правила, к сожалению, вынудили нас свернуть его производство. – Начальник отдела продаж тяжело вздохнул по поводу несправедливости того, что из-за охраны окружающей среды пришлось сократить продажу пользующегося спросом товара.
– Но я полагаю, у вас существует какая-то форма документации? – продолжала гнуть свою линию Анника.
– Да, мне надо справиться в административном отделе, но вполне вероятно, что такие сведения в старом архиве присутствуют. Да, вплоть до восемьдесят седьмого года мы вели все подобные записи мануально, а потом стали использовать компьютеры. Но не думаю, чтобы мы что-то выбросили.
– Вы не помните кого-нибудь, кто покупал в нашем районе… – она снова сверилась с листком, – товар FZ 302?
– Нет, дружочек, прошло так много лет, что с ходу я ничего сказать не могу. – Он засмеялся. – С тех пор утекло много воды.
– Да я, собственно, и не думала, что будет очень просто. Сколько времени потребуется, чтобы извлечь эти сведения?
Он немного подумал.
– Ну, если я отнесу девушкам в административном отделе булочек к кофе и скажу несколько добрых слов, то думаю, вы сможете получить ответ в конце дня или самое позднее завтра утром. Подойдет?
Это было быстрее, чем Анника осмеливалась надеяться, когда он заговорил о старом архиве, поэтому она радостно поблагодарила. Потом написала Мартину записку о результатах разговора и положила ее ему на письменный стол.
– Слушай, Йоста!
– Да, Эрнст.
– Станет наша жизнь когда-нибудь лучше?
Они сидели на придорожной парковке возле въезда в Танумсхеде, заняв один из установленных там столов для пикника. Новичками они не были, поэтому предусмотрительно захватили из дома Эрнста термос с кофе и купили себе солидный пакет булочек в пекарне в Танумсхеде. Эрнст расстегнул полицейскую рубашку и подставил солнцу белую впалую грудь. Угловым зрением он украдкой посматривал на компанию девушек – лет по двадцать с небольшим, которые со смехом и визгом отдыхали от езды на машине.
– Послушай-ка, попридержи язык. И рубашку, кстати, застегни. Подумай, вдруг мимо будет проезжать кто-нибудь из коллег. Должно выглядеть так, будто мы работаем.
Йоста обливался потом в форме. Он не мог так же смело игнорировать служебные предписания и расстегнуть рубашку не решался.
– А, расслабься. Они полностью поглощены поисками этой девицы. Что делаем мы, никого не волнует.
Йоста помрачнел.
– Ее зовут Йенни Мёллер, а не «эта девица». Не следовало ли нам тоже помогать им, вместо того чтобы сидеть тут, как два похотливые педофила? – Он кивнул в сторону сидевших через стол полуобнаженных девушек, от которых Эрнсту, похоже, было трудно оторвать глаза.
– Черт возьми, до чего же ты стал сознательным. Раньше ты никогда не жаловался на то, что я ненадолго спасал тебя от «станка». Только не говори, что черт под старость лет пошел в монахи.
Эрнст перевел взгляд на Йосту, и глаза у него настораживающе сузились. Йоста почуял неладное. Возможно, лучше было промолчать. Он всегда побаивался Эрнста. Тот слишком напоминал ему парней в школе, которые поджидали тебя у выхода со школьного двора. Парней, умевших учуять слабость, а потом безжалостно воспользоваться своим превосходством. Йосте доводилось видеть, что происходило с теми, кто оказывал Эрнсту сопротивление, и он пожалел о своих словах.
– А-а, я ничего такого не имел в виду, – пробормотал он. – Просто мне жаль ее родителей. Девочке ведь всего семнадцать.
– Наша помощь им все равно не нужна. Мелльберг по какой-то причине лижет задницу этому долбаному Хедстрёму, так что я, черт возьми, не намерен понапрасну напрягаться. – Он говорил так громко и злобно, что девушки обернулись и посмотрели в их сторону.
Шикать на Эрнста Йоста не решился, но сам понизил голос до тихого в надежде, что Эрнст последует его примеру. Сказать, кто виноват в том, что его отстранили от расследования, он тоже не осмелился. Сам Эрнст благополучно забыл о том, что не доложил об исчезновении Тани.
– Я все же считаю, что Хедстрём работает довольно хорошо. Мулин тоже вкалывает. И, по совести сказать, я не внес ту лепту, какую мог бы.
У Эрнста сделался такой вид, будто он не верит своим глазам.
– Что ты, черт возьми, несешь, Флюгаре! Ты утверждаешь, что два сопляка, не обладающие и частицей нашего совместного опыта, способны выполнить работу лучше нас. Да? Ты это хочешь сказать, чертов кретин?!
Если бы Йоста подумал, прежде чем открывать рот, он наверняка сумел бы предвидеть эффект, который его комментарий произведет на уязвленное «я» Эрнста. Теперь следовало как можно скорее отыгрывать назад.
– Ну, я имел в виду не это. Я сказал только, что… нет, конечно, у них нет нашего опыта. И они пока не добились особых результатов, так что…
– Вот именно, – слегка удовлетворившись, согласился Эрнст. – Они пока ни черта не сумели добиться, и точка.
Йоста с облегчением выдохнул. Его желание попытаться немножко проявить характер быстро сошло на нет.