– Что вам теперь надо?
Марита с недоумением переводила взгляд с Якоба на мужчин и обратно, пока по тону мужа не поняла, что это, должно быть, полицейские. Она посмотрела на них с ненавистью – они за последнее время причинили Якобу и всей семье столько неприятностей.
– Якоб, мы хотим с тобой немного поговорить.
– Что, скажите на милость, я могу добавить к тому, что сказал вчера? – Он вздохнул. – Ну хорошо, лучше уж с этим покончить. Давайте пройдем в мой кабинет.
Полицейские не двинулись с места. Они озабоченно поглядывали на детей, и Марита заподозрила неладное. Она инстинктивно притянула детей к себе.
– Не здесь. Нам бы хотелось поговорить с тобой в отделении полиции.
Произнес это более молодой полицейский. Тот, что постарше, стоял чуть в стороне, с серьезным видом наблюдая за Якобом. Страх сковал ей сердце. Воистину приближаются силы зла, в точности как сказал во время проповеди Якоб.
Лето 1979 года
Она поняла: второй девушки больше нет. В темноте из своего угла она услышала ее последний вздох и, сцепив руки, исступленно молила Бога принять ее подругу по несчастью. В каком-то смысле она ей завидовала. Завидовала тому, что ей больше не придется страдать.
Девушка была рядом, когда ей становилось невмоготу. Страх поначалу парализовывал ее, но обвивавшие ее руки девушки и тепло ее тела странным образом придавали уверенность. И все же она не всегда проявляла доброту. Борьба за выживание вынужденно объединяла их, но и разводила. Сама она сохраняла надежду, а вторая девушка нет, и она знала, что временами ненавидела ее за это. Как же она могла позволить надежде ускользнуть? Всю жизнь ей внушали, что из каждой невозможной ситуации есть выход, так почему же с этой будет по-другому? Внутренним зрением она видела лица отца и матери и нисколько не сомневалась в том, что они скоро найдут ее.
Бедная вторая девушка. У нее ничего не было. Едва ощутив в темноте ее теплое тело, она сразу поняла, кто перед ней, но они никогда не говорили о жизни там, наверху, и по молчаливому соглашению не называли друг друга по именам. Это слишком напоминало нормальную жизнь, и им было не вынести этого бремени. Но она рассказала о дочери – единственный раз, когда ее голос оживился.
Чтобы сцепить руки и молиться за ушедшую девушку, требовались нечеловеческие усилия. Конечности не слушались ее, но, собрав остатки сил, она чистым усилием воли сумела почти правильно свести неуправляемые ладони в молитве.
Со страшной болью она терпеливо ждала в темноте. Теперь это только вопрос времени, и они найдут ее, мать и отец. Скоро…
– Ладно, я поеду с вами в отделение, – раздраженно сказал Якоб. – Но на этом все! Вы слышите?
Уголком глаза Марита заметила, что приближается Кеннеди. Она всегда испытывала к нему неприязнь. В его глазах было что-то жуткое, смешивавшееся с обожанием, когда он смотрел на Якоба. Но когда она рассказала о своих ощущениях Якобу, тот сделал ей выговор. Кеннеди – несчастный ребенок, который наконец начал обретать покой в душе. Ему требуются любовь и забота, а не подозрительность. Однако полностью беспокойство ее не покинуло. Одним движением руки Якоб заставил Кеннеди нехотя попятиться и уйти обратно к дому. «Он точно сторожевой пес, стремящийся защитить хозяина», – подумала Марита.
Якоб повернулся к ней и взял ее лицо в ладони.
– Поезжай с детьми домой. Ничего страшного. Полицейские просто хотят немного добавить огня костру, который их самих же и поглотит.
Он улыбнулся, чтобы смягчить свои слова, но она прижала детей еще крепче. Они с беспокойством переводили взгляды с нее на Якоба, по-детски ощущая, что что-то нарушает равновесие в их мире.
Тут снова заговорил полицейский помоложе, на это раз с несколько смущенным видом.
– Я посоветовал бы вам до вечера не ехать с детьми домой. Мы… – он заколебался, – мы будем во второй половине дня проводить у вас обыск.
– Чем это вы, по-вашему, занимаетесь? – Якоб был настолько возмущен, что слова застревали у него в горле.
Марита почувствовала, как дети беспокойно зашевелились. Они не привыкли слышать, чтобы отец повышал голос.
– Мы тебе объясним, но в отделении. Тогда поехали?
Не желая еще больше волновать детей, Якоб покорно кивнул. Он погладил детей по головам, поцеловал Мариту в щеку и пошел между двумя полицейскими к их машине.
Когда полицейские увезли Якоба, она стояла, словно остолбенев, и смотрела им вслед. Возле дома Кеннеди тоже стоял и смотрел. Глаза у него были чернее ночи.
В господском доме тоже бушевали эмоции.
– Я позвоню своему адвокату! Это чистое безумие! Брать у нас образцы крови и обращаться с нами как с примитивными уголовниками!
Габриэль настолько разозлился, что рука на ручке двери дрожала. Первым на лестнице стоял Мартин и спокойно смотрел Габриэлю в глаза. Позади него стоял районный врач Фьельбаки, доктор Якобссон, и обливался потом. Его крупное тучное тело плохо подходило для установившейся жаркой погоды, но главная причина текшего у него по лбу пота заключалась в том, что он находил ситуацию крайне неприятной.
– Пожалуйста, звоните, только опишите ему, какие у нас с собой документы, и он наверняка объяснит вам, что мы в своем праве. Если же он не сможет прибыть сюда в течение пятнадцати минут, учитывая крайнюю срочность дела, мы имеем право выполнить означенное решение без его присутствия.
Мартин сознательно говорил максимально бюрократическим языком, полагая, что такой язык доходит до Габриэля лучше всего. И действительно сработало – Габриэль нехотя впустил их в дом. Он взял предъявленные Мартином бумаги и сразу отправился звонить. Мартин помахал рукой двум прибывшим из Уддеваллы в качестве подкрепления полицейским, чтобы они заходили, и приготовился к некоторому ожиданию. Габриэль, жестикулируя, возмущенно говорил по телефону, и через несколько минут вернулся к ним в холл.
– Он будет здесь через десять минут, – мрачно сообщил Габриэль.
– Отлично. Где ваши жена и дочь? Мы должны взять кровь у них тоже.
– На конюшне.
– Ты можешь их привести? – спросил Мартин одного из полицейских.
– Конечно. Где находится конюшня?
– Мимо левого флигеля идет тропинка. Ступайте по ней и метров через двести увидите конюшню. – Хотя все его жесты отчетливо показывали, насколько он недоволен ситуацией, Габриэль все-таки пытался сохранять хорошую мину. – Полагаю, пока мы ждем, вы, остальные, можете войти, – холодно проговорил он.
Когда вошли Лайне и Линда, они все сидели на краешке дивана, испытывая неловкость.
– Габриэль, что происходит? Полицейский говорит, что доктор Якобссон здесь, чтобы взять у нас пробы крови! Должно быть, это все-таки шутка!
Линда, которая не сводила глаз с молодого мужчины в форме, приведшего их из конюшни, придерживалась другого мнения.
– Круто.
– К сожалению, они, похоже, действуют на полном серьезе, Лайне. Но я позвонил адвокату Лёвгрену, и он будет здесь с минуты на минуту. До этого никаких проб.
– Но я не понимаю, зачем все это? – Лайне выглядела удивленной, но собранной.
– Этого мы, к сожалению, сказать не можем в интересах следствия. Впрочем, со временем все прояснится.
Габриэль сидел, изучая лежавшие пред ним разрешительные документы.
– Здесь написано, что вы получили разрешение на то, чтобы взять образцы крови еще у Якоба и у Сольвейг с сыновьями?
Мартину только показалось или по лицу Лайне пробежала тень? Секундой позже в дверь легонько постучали, и вошел адвокат Габриэля.
Когда с формальностями было покончено, и адвокат объяснил Габриэлю, что у полиции имеются все необходимые разрешения, у членов семьи, у одного за другим, стали брать образцы крови. Сначала у Габриэля, затем у Лайне, которая по-прежнему, к удивлению Мартина, казалась наиболее собранной из всех. Он отметил, что Габриэль тоже смотрит на жену с удивлением, но одобрительно. Последней брали кровь Линды, которая уже так переглядывалась с полицейским, что Мартину пришлось на того выразительно посмотреть.
– Ну вот, закончили. – Якобссон с трудом поднялся со стула и собрал пробирки с кровью. Их тщательно пометили именами и уложили в охлаждающий контейнер.
– Вы теперь к Сольвейг? – спросил Габриэль и вдруг криво усмехнулся. – В таком случае не забудьте надеть шлемы и прихватить дубинки, поскольку она едва ли отдаст кровь без сопротивления.
– Мы уж как-нибудь справимся, – сухо сказал Мартин. Ему не понравился злорадный блеск в глазах Габриэля.
– Только не говорите, что я вас не предупреждал… – Он захохотал.
– Габриэль, веди себя как взрослый человек, – шикнула на него Лайне.
От чистого изумления, что жена поучает его, как ребенка, Габриэль умолк и сел. Он смотрел на нее так, будто впервые видит.
Мартин увел коллег и доктора, и они разделились на две машины. По пути к Сольвейг ему позвонил Патрик.
– Привет, как у вас прошло?
– Как ожидалось, – ответил Мартин. – Габриэль взбеленился и позвонил адвокату. Но мы получили то, за чем приезжали, и сейчас направляемся домой к Сольвейг. Я не рассчитываю на то, что там пройдет так же гладко…
– Да, пожалуй, рассчитывать не стоит. Смотри только, чтобы не выйти за рамки.
– Нет, я проявлю максимальную дипломатичность. А как дела у вас?
– Все хорошо. Он с нами в машине, и мы скоро будем в Танумсхеде.
– Тогда удачи!
– Вам тоже!
Едва Мартин закончил разговор, как они подъехали к жалкому домику Сольвейг Хульт. На этот раз запустение поразило Мартина не так сильно, поскольку ему уже довелось побывать здесь. Однако он вновь задумался над тем, как люди могут так жить. Бедно – ну ладно, но чистоту и порядок вокруг себя навести можно всегда.
С некоторой дрожью он постучал в дверь. Однако даже в самых безумных фантазиях он не смог бы представить себе, что его встретят именно так. Чпок! Его правую щеку обожгла оплеуха, и от неожиданности у него перехватило дыхание. Он скорее почувствовал, чем увидел, как полицейские позади него напрягли мускулы, готовясь ворваться в дом, и поднял руку, чтобы помешать им.