– Вася, давай, или мне насильно тебя вытаскивать?
Наконец одна из дверей открылась, и появился Вася, правильного сложения мужчина средних лет. Мстислав Юрьевич не считал себя экспертом в области психиатрии, но имел устойчивое представление, что душевная болезнь так или иначе отражается на внешнем облике человека.
Глядя на Васю, он понял, что представление это ошибочно. Встреть он Савельева где-то на улице, «симпатичный мужик» – максимум, что пришло бы в голову.
Ну, скудная мимика и вялый взгляд, и то их замечаешь, потому что выискиваешь какие-то признаки сумасшествия. Одет Василий был прилично, в джинсы и футболку с готическим рисунком, модным лет десять назад, не причесан, но аккуратно подстрижен и, к удивлению Зиганшина, с ухоженной бородкой а-ля «трехневная щетина».
Здороваясь, Мстислав Юрьевич хотел пожать руку собеседнику, но Вася проигнорировал этот порыв. Говорил он монотонно, невыразительно и тихо, но достаточно связно.
Рассказал, что Надя разрешает ему гулять в парке, он знает дорогу и не боится заблудиться. Никто к нему не приставал и вообще ничего необычного с ним не происходит.
Постояв минут шесть, он сказал: «Я устал», – развернулся и ушел.
Зиганшин дернулся было, но Надя посмотрела на него, как еретик на Торквемаду, и сказала, что для бедняги и этот короткий разговор уже сильный стресс. «Что вы хотите, вы тут первый гость за двадцать лет», – раздраженно бросила она, и Мстислав Юрьевич ушел, досадуя на зря потраченное время.
На всякий случай он предупредил, что, возможно, в городе действует маньяк, нацеленный на психически больных, и попросил Надю быть крайне осторожной, самой ходить осматриваясь и Васю не выпускать из поля зрения. Прощаясь, оставил ей свою визитку (мало ли что-то вам понадобится или вспомните, пусть будет), хотя не верил, что этим людям угрожает реальная опасность. Если мстит кто-то из друзей Шелеста или Веры, то Надя вообще ни при чем, а выбор жертв показал, что мститель понимает смысл невменяемости и не держит на Васю зла.
Ну а если просто человек развлекается, желая показать, как плохо у нас обстоит дело с психиатрической помощью, то смерть Васи с Надей никому ничего не докажет.
Выезжая на дорогу, Зиганшин подумал, как это грустно, что всегда должна пройти череда трагических смертей, чтобы что-то изменилось к лучшему.
Только самоубийства онкологических больных заставили законодателей почесаться и немного упростить порядок назначения обезболивающих, только благодаря массовым отравлениям детей в лагерях стали соблюдать санитарные нормы, ну и так далее.
Есть мудрое выражение: уставы надо соблюдать, потому что каждое слово в них написано кровью. «А в нашей стране кровью и жирным шрифтом, – вздохнул Мстислав Юрьевич, – и очень крупными буквами».
В субботу Лиза поднялась в шесть и сразу занялась едой. Руслан заказал мясной рулет, для детей Зиганшина она спланировала шоколадный бисквит, сухое печенье, курицу и рыбные котлеты, а вместо супа сделать заготовку для окрошки. Кроме того, надо навертеть голубцов, Зиганшин их заморозит и будет готовить по мере надобности.
Ну, и им с Максом надо что-то есть, не столь изысканное, но борщик сварганить не помешает.
Прокручивая мясо, пока тушатся овощи, быстро нарезая картошку, Лиза наслаждалась непривычной свободой и покоем. Она и не знала, что так здорово готовить, когда никто не стоит у тебя над душой, не упрекает, что ты мешаешь, и, главное, ты каждую секунду не ждешь критического замечания или окрика, что нож надо держать не так, а суп солить не тогда, сковородку брать не ту, а эту, и самое-самое прекрасное, никто не придет и с умным видом не станет регулировать газ под готовящимся тобою блюдом!
Конечно, свобода эта ненадолго. Скоро вернется из санатория Анна Спиридоновна и привезет с собой Христину. Но Лизе почему-то казалось, что они поладят.
Правда, есть один тягостный момент – Руслан до сих пор не признался матери, что ему ампутировали ногу.
Думая об этом, Лиза чуть не упустила молоко. Как смягчить удар? Чем оправдать Русланово молчание? Трусостью и растерянностью?
Сейчас Анна Спиридоновна считает, что ее здоровый сын решил жениться на приличной девушке, предвкушает безмятежную жизнь, внуков, а на самом деле что?
Да дело не в том, что Руслан стал инвалидом, а в том, что матери не было рядом именно в ту минуту, когда ребенку больше всего требовалась помощь и поддержка!
Он поступил с матерью очень нехорошо, и понадобится много времени, чтобы все это загладить.
Лизу грызла еще трусливая мысль, что Анна Спиридоновна решит, будто это она подговорила Руслана молчать, и возненавидит невестку.
Скорее бы он уже признался, думала она, закручивая рулет и отправляя в духовку, хоть ясность будет.
Лизины родители объявили бойкот. Она позвонила в тот же вечер, когда уехала, сначала маме, потом папе, и оба бросили трубки. Понадеявшись, что за ночь страсти немного поутихнут, Лиза позвонила снова, хотела сообщить дату свадьбы, но мать холодно перебила: «Неужели ты думаешь, что нам это интересно?» Теперь оставалось только ждать, пока они сменят гнев на милость.
Макс проснулся рано, скромно попил чаю на уголке стола, чтобы не мешать кулинарному процессу, сходил в гараж, так что к девяти утра они загрузили машину едой и поехали сначала к Руслану, потом к Зиганшину.
Лизе было стыдно, что она, вместо того чтобы сидеть у постели больного жениха, занимается какой-то чертовщиной, но оказалось, Руслану нравится ее азарт.
«Может быть, так лучше, он видит, что я не отказываюсь от работы ради него, стало быть, считаю его полноценным человеком? – пыталась она оправдать свою безалаберность. – Допустим, отправлю я Макса к Зиганшину одного, и толку? Своей нежной заботой невольно стану внушать Руслану, какой он беспомощный и больной, и надоем хуже горькой редьки. Пусть он пока своими делами занимается, а после обеда я вернусь, и пойдем на прогулку…»
Мстислав Юрьевич топил баню, замшелую избушку, сложенную из толстых кривых бревен, с крохотным подслеповатым оконцем и полуразрушенной трубой из красного кирпича, над которой поднималась и уходила в небо тонкая полоска дыма.
– Сейчас, – сказал он вместо приветствия, пробегая мимо с двумя ослепительно чистыми цинковыми ведрами.
– С полными на счастье, – съязвила Лиза, но Зиганшин уже скрылся в сенях.
– Как раз вовремя, самый пар! – воскликнул он, выходя и плотно закрывая за собой покосившуюся дверь, сколоченную из грубых досок.
Было немножко странно, что показательный участок образцового хозяина оскверняет такая развалюха, но начкрим, не дожидаясь вопросов, объяснил, что бане лет двести, сейчас так строить уже не умеют, поэтому он ее бережет больше, чем все остальное свое имущество.
– Макс, пойдем? Пар волшебный, сейчас сам убедишься.
Голлербах неуверенно покачал головой, но через секунду покорно плелся за Зиганшиным в дом, выбирать полотенце, простыню, шапку и резиновые тапочки.
Лиза категорически отказалась париться, решив вызвать такси и заклеймить предателя Голлербаха, но Мстислав Юрьевич немного смущенно попросил ее сходить со Светой. Пришлось согласиться.
Пока мужчины парились, Лиза дремала в кресле-качалке на веранде. Эта плетеная качалка так не подходила начкриму, что Лиза то и дело начинала хихикать, представляя Зиганшина в виде бабушки, вяжущей в качалке бесконечный носок.
Мылись они долго и нагнали столько пару, что пришлось проветрить, прежде чем Лиза со Светой смогли войти внутрь.
Девочка с опаской смотрела на темные стены, раскаленные камни печи и очень старый, с множеством вмятин медный ковш. Лиза и сама сначала оробела, а потом все быстро наладилось, так что они несколько раз даже поддали парку.
Вспомнив детство, Лиза заплела Свете волосы особым образом, чтобы они, высохнув, легли крупными волнами. Кажется, она не вызвала у девочки острой неприязни, для первого знакомства этого достаточно.
Когда женщины закончили, Зиганшин выдернул Юру из собачьей будки и понес мыть.
Лиза забеспокоилась: уже два часа она гостит у начкрима, а к делу еще не приступили. Что подумает Руслан, когда узнает, что его невеста парится в бане с чужими мужиками, а потом разгуливает среди них, задрапировавшись в простыню?
Конечно, это верх неприличия, но, поспешно отступая из родительского дома, Лиза взяла очень мало вещей и теперь вынужденно ходила в форменном летнем платье, а так не хотелось натягивать жесткую ткань на чистое распаренное тело!
Качалка оказалась занята Максом, и за время, пока Лиза мылась, начкрим сервировал чай, то есть на столе появились разномастные кружки, открытая коробка с чайными пакетиками и собственно чайник.
Лиза приготовила по чашечке себе и Максу и вышла на крыльцо. После небольшого колебания позвонила Руслану и рассказала, чем занимается, даже прислала селфи в простыне и фотографию Макса в качалке.
Она внутренне съежилась, ожидая упрека, но Руслан расхохотался, обозвал их римскими патрициями и обещал впредь называть триумвиратом.
Зиганшин хотел смухлевать и подал историю так, чтобы Лиза решила, будто он ездил ко всем лично, но опытный следователь Федорова быстро расколола его, и бедняга признался, что навестил только Васю с опекуншей, а с судьей пообщался по телефону запросто, все же коллеги.
– Судьиха судит на том же месте, дело Шелеста помнит хорошо, ибо курьезное, но никаких угрызений совести не испытывает, – отрапортовал он, – говорит, дала три года при потолке семь, верх гуманности, чего вы еще хотите от меня? Обвинитель был старый и умер еще раньше Шелеста, а адвокат живет в Германии, и вы как хотите, а я там его искать не собираюсь.
Голлербах посетовал, что не сообразил поехать к Васе вместе с Мстиславом Юрьевичем, все же он специалист и мог бы, наверное, добиться более продуктивного контакта. А теперь Надя вряд ли подпустит посторонних к своему подопечному, особенно если бабки ей выложат, что мент был не просто мент, а покупатель Васиной квартиры.