что вторая часть книги была написана в Иудее во время Маккавейских войн.
Уже само повествование 1–6 глав о пророке Данииле, ведущееся от третьего лица, равно как и обилие содержащихся там чудесных и фантастических историй, сразу же вызывает сомнения в авторстве пророка Даниила[101]. Описанное впечатление подтверждается при более подробном рассмотрении историй пророка Даниила и его друзей и их сопоставлении с известными нам источниками по истории Древнего Востока. Приведем лишь некоторые наиболее характерные примеры. Книга Даниила не знает никаких вавилонских царей кроме Навуходоносора и Валтасара, представляя второго как его сына. В то же время из вавилонских источников известно, что правителями Нововавилонского царства после Навуходоносора были Амель-мардук, Нергал-шарр-уцур, Лабаши-мардук и Набонид, сын которого Валтасар выступал в качестве регента, в то время как его отец находился в аравийской Тейме. Взятие Вавилона в 539 году до н.э., в реальности осуществленное Киром II, в книге Даниила приписано некоему «Дарию Мидянину» (Дан 5, 31). Попытки апологетов, начиная со времен Иосифа Флавия, идентифицировать с ним кого-то из реальных участников взятия Вавилона представляются равно неубедительными. Прочитав далее об учреждении Дарием сатрапий (Дан 6, 1) и о предполагающем царские прерогативы приказе Дария в течение месяца не молиться никому, кроме него самого (Дан 6, 7), мы можем не сомневаться, что речь идет о реальном персидском царе Дарие, а не каком-то другом лице, использовавшем имя Дария в качестве своего рода «псевдонима». Также очевидна и причина, по которой Дарию было приписано взятие Вавилона, – традиция, использованная автором, спутала события 539 и 522 годов – взятие города Киром и повторное взятие восставшего Вавилона Дарием[102]. «Мидянином» персидский царь Дарий был назван как для того, чтобы представить обоснование историософской концепции автора книги Даниила, в которой Мидийская империя выступает в качестве следующей за Вавилоном мировой державы, так и для того, чтобы найти историческое соответствие пророчеству Иеремии о взятии Вавилона мидянами (Иер 51, 11).
Очевиден легендарный и фольклорный характер и других историй, содержащихся в 1–6 главах книги Даниила. Так, у нас нет никакой информации о семилетнем безумии Навуходоносора – а его возвращение на царство после многолетнего пребывания в пустыне в животном облике, разумеется, не может иметь ничего общего с исторической реальностью и никак не подтверждается историческими источниками. На этом фоне приказ Навуходоносора истребить вавилонских мудрецов, не сумевших пересказать его сон (Дан 2, 12), или указ Дария, запрещающий в течение тридцати дней просить о чем-либо какого-либо бога или человека кроме самого царя (Дан 6, 7), уже не вызывают удивления – очевидно, что в обоих случаях мы видим типичные фольклорные мотивы. Весь этот материал настолько очевидно легендарен, что поверить в его буквальную историчность может только уж слишком убежденный апологет, не рассматривающий всерьез никакие аргументы, расходящиеся с его религиозными убеждениями. Таким образом, настаивать на непосредственном авторстве пророка Даниила для первых шести глав книги представляется откровенно надуманным и, строго говоря, догматическим, в плохом смысле этого слова, подходом.
Говоря о второй части книги Даниила, содержащей его пророческие видения, мы сталкиваемся с другой проблемой – детальным соответствием между повествованием книги Даниила и историческими событиями II века до н.э. И если ссылки на них в главах 7–9 остаются относительно туманными, то 11 глава предъявляет их нам во всех возможных подробностях. О связи книги Даниила с событиями маккавейскиx войн знали и все древние комментаторы. Еще Иосиф Флавий в «Иудейских древностях», толкуя видение Даниила пишет, что «все это действительно пришлось испытать нашему народу при Антиохе Епифане, как то предвидел и письменно предвещал Даниил за много лет вперед»[103]. Точно так же с событиями времен Антиоха это видение связывали другие древние толкователи. Аутентичное толкование книги Даниила лучше всего сохранилось у сирийских комментаторов, которые связывали почти все предсказания пророка с событиями времен Маккавейских войн. По всей видимости, именно сирийская традиция толкования стала источником информации для Порфирия, сумевшего определить псевдоэпигрифичность книги Даниила. Однако и авторы, не принадлежавшие к сирийской традиции, также считали по крайней мере 8 главу книги Даниила повествованием о событиях, произошедших во времена Антиоха Епифана. Мало того, в 11 главе повествование о Сирийских войнах между Птолемеями и Селевкидами дается настолько точно, что у всякого непредвзятого читателя начинают возникать подозрения, что перед нами повествование об уже хорошо известных автору событиях.
Однако для консерваторов и фундаменталистов подобная постановка вопроса оказывается неубедительной – по их мнению, точность повествования книги Даниила о событиях эллинистической истории свидетельствует лишь о глубине пророческого дара самого пророка Даниила. Исходя из этого, консервативные экзегеты переадресуют упрек в догматизме академической науке, утверждая, что ее представители в принципе отрицают возможность пророчества, почему и датируют книгу Даниила II в. до н.э., когда все предсказанные в ней события уже произошли. Нам бы хотелось высказать несколько соображений, опровергающих это мнение.
Ни большинство академических ученых, ни, разумеется, автор настоящей работы не отвергают возможности предсказания будущего в принципе. Тем не менее, даже сторонники консервативного подхода к толкованию книги Даниила признают, что жанр псевдоэпиграфических сочинений, излагающих уже свершившиеся события в качестве предсказаний будущего, vaticana ex eventu, был широко известен уже начиная с эпохи древности. Его ранними месопотамскими примерами могут служить «Пророчество Мардука» и «Урукское пророчество», описывающие под видом предсказаний уже произошедшие события вавилонской истории. Множество примеров vaticana ex eventu мы можем найти в более поздней литературе античности, Средневековья и Нового Времени – вплоть до современной массовой литературы. Таким образом, сталкиваясь с текстом, описывающим события прошлого в качестве точных предсказаний будущего, всегда необходимо допускать высокую вероятность того, что эти события описаны задним числом. Наиболее простым способом установить, что мы имеем дело с vaticana ex eventu, является обнаружение в тексте момента, когда автор заканчивает пересказ прошедших событий и переходит к предсказанию будущего – ради которого, собственно, подобные тексты и сочиняются. В случае с книгой Даниила это очевидно происходит в Дан 11, 40, где автор предсказывает новый поход Антиоха против Египта, завоевание им Египта, Ливии и Эфиопии, его возвращение в Иудею и бесславную смерть «между морем и горою преславного святилища» (Дан 11, 45). Ничего из описанных событий не реализовалось в действительности – Антиох не предпринимал новых военных акций против Египта, а провел оставшиеся полтора года своей жизни в Персии, где и скончался в 164 году до н.э. Излишне говорить о том, что воскресения мертвых и установления мессианского царства, также предсказанных в книге Даниила, в это время тоже не произошло.
Наконец, сам характер пророчеств, приведенных в Дан 11, заметно отличается от аутентичных библейских предсказаний и по своему характеру приближается к псевдоэпиграфии. Этот момент был хорошо охарактеризован уже английским комментатором XIX века Ф. Фарраром: «Если бы эта глава действительно была бы предсказанием пророка времен Вавилонского плена, сделанным за четыреста лет до этих событий – событий, многие из которых имели сравнительно небольшое значение в мировой истории – которые здесь описаны так загадочно и, вместе с тем, так подробно – это откровение было бы самым уникальным и загадочным во всем Священном Писании. Оно представляло бы собой неожиданное и полное отступление от всех путей Божественного провидения и от представления Богом своей воли в сознании пророков. Оно было бы абсолютно одиноко как отмена всех пределов того, что когда-либо было предсказано»[104]. В самом деле, если бы подобное точное предсказание будущего было бы возможно, то зачем использовать его для описания столь малозначимых в политической истории еврейского народа и в духовной истории человечества событий, а не описать столь же подробно, ясно и недвусмысленно гораздо более существенные исторические события? Пристальное внимание автора книги Даниила к истории Сирийских войн и к личности Антиоха Епифана было бы необъяснимо для пророка VI века до н.э., но совершенно понятно для иудейского книжника II века до н.э.
Но, собственно, там, где фундаменталисты заканчивают свое исследование, заключая, что автором книги Даниила разумеется был сам пророк Даниил, критическая точка зрения его только начинает. Мнение Порфирия о том, что автором книги Даниила был некий иудей, живший во времена Антиоха Епифана, при его общей корректности, безусловно является совершенно недостаточным для современных исследователей, не отвечая на вопросы о среде возникновения книги Даниила и ее точной датировке. Наконец, она предполагает, что книга Даниила изначально была цельным произведением, что вполне может и не соответствовать действительности – в большинстве случаев библейские книги представляли собой сложный результат переработки более ранних произведений, постепенного расширения первоначального литературного ядра, компиляцию разных произведений в едином тексте. В случае с книгой Даниила мы имеем еще один принципиальный аргумент в пользу ее изначального сложного состава – ее двуязычие. Текст 1, 1–2, 4 и 8–12 глав написан на иврите, в то время как 2, 4 – 7, 28 составлен на арамейском. Уже этот факт заставляет нас предположить, что книга Даниила не является произведением, от начала до конца составленным одним автором.