В третьей главе книги Даниила действительно описывается гигантская статуя, воздвигнутая Навуходоносором: «Царь Навуходоносор сделал золотой истукан, вышиною в шестьдесят локтей, шириною в шесть локтей, поставил его на поле Деире, в области Вавилонской» (Дан 3, 1). Этой статуе в свете книги Даниила и ее источников может быть дано сразу несколько толкований. Во-первых, это статуя языческого божества, что становится очевидным из дальнейшего повествования (Дан 3, 14). Реальным историческим событием, ставшим основой для приведенного в Дан 3 рассказа, скорее всего, является воздвижение Набонидом статуи лунного бога Сина. Из вавилонских источников известно о сне Набонида, в котором Син поручил царю восстановить его храм в Харране. Вполне вероятно, что рассказ о сне Навуходоносора может быть связан именно с этим событием. Равным образом, принуждение вавилонян поклониться статуе, воздвигнутой царем, хорошо соответствует историческому контексту оппозиции вавилонского жречества и горожан введенному царем культу.
Другим возможным толкованием этой статуи может быть ее идентификация с самим царем Навуходоносором. Сам царь ассоциируется с золотой головой истукана (Дан 4, 38), явившегося ему во сне, а в Дан 3, 1 вся статуя описывается как изготовленная из золота. Первые косвенные указания на такую идентификацию мы находим в книги Юдифи, где Навуходоносор обвиняется в стремлении заставить поклоняться ему все подчиненные ему народы (Юдиф 3, 8). Подобной идентификации придерживался целый ряд христианских комментаторов: Ипполит Римский, Иоанн Златоуст, бл. Иероним. Возможно, что указанные источники переносят на эпоху Навуходоносора более поздние исторические реалии, связанные с царским культом эллинистических царей и римских императоров. С другой стороны, некоторые исторические основания для того, чтобы говорить о возможности поклонения статуе царя в контексте Древнего Вавилона, также существуют. Гигантские статуи монархов были также хорошо известны Древнему Востоку. Можно привести такие примеры как шумерская статуя царя Гудеа, египетские статуи Рамсеса и Аменхотепа III и воздвигнутые Ахеменидами статуи Дария в Сузах и Ксеркса в Пересполе. Традиция почитания статуй монархов также была известна в древней Месопотамии. Мы находим ее уже в шумерских текстах конца III – начала II тысячелетия до н.э[323]. Согласно им, статуя монарха подвергалась всем тем же ритуальным манипуляциям, что и статуи богов, после чего устанавливалась в храмах или других местах поклонения. Эта традиция продолжала бытовать и в более позднее время: так, «ассирийский царь Ашшурбанипал II говорит, что он создал “царский образ в подобии своей внешности” и разместил его перед богом Нинуртой»[324]. Равным образом в отношении статуй царей, так же, как и статуй богов, осуществлялось кормление, практика, продолжавшаяся еще в Нововавилонский период[325]. Царская статуя также являлась объектом религиозного культа, впрочем, не означавшего обожествления царя: «Уникальным атрибутом царской сакральности была статуя царя, воплощавшая, однако, вовсе не его личность, а саму его “царственность” или некий ее “гений”, вполне независимые от самого правителя (в частности, царь мог обращаться к собственной статуе с письмами, и она “отвечала” ему); этот гений был неотъемлемым атрибутом царственности, получаемым правителем при воцарении. Поскольку царственность была создана богами, природа такого “гения” также считалась божественной <…> В этом качестве статуя царя имела собственный культ, сопровождавшийся жертвоприношениями (в том числе после его смерти), однако характерно, что адресатом их всегда называлась “статуя царя”, а не сам царь, то есть приношения предназначались для питания “гения” царя, а не его персоны или души»[326].
Таким образом, воздвигнутая Навуходоносором статуя может быть связана и с почитаемым царем языческим богом, и с изображением самого царя. Тем не менее в контексте самой книги Даниила она может быть отождествлена со статуей, явившейся во сне Навуходоносору, и являющейся символом четырех мировых империй. Всеобщее поклонение этой статуе, которое осуществляют «все народы, племена и языки» (Дан 3, 5), может быть истолковано как пророческое указание на всеобщность поклонения силе и могуществу мировых империй, обожествление могущественной и деспотической власти, которые будут господствовать в мировой истории на протяжении всего периода существования четырех мировых держав. Друзья Даниила, Седрах, Мисах и Авденаго, в данном случае являются прообразом стойких праведников, предпочитающих умереть, а не поклониться образу, символизирующему мощь языческих империй: «И отвечали Седрах, Мисах и Авденаго, и сказали царю Навуходоносору: нет нужды нам отвечать тебе на это. Бог наш, Которому мы служим, силен спасти нас от печи, раскаленной огнем, и от руки твоей, царь, избавит. Если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся» (Дан 3, 16– 18). Ответ трех отроков и их чудесное спасение столетиями служили источником вдохновения для преследуемых государственной властью религиозных общин: христиан во время римских гонений, иудеев во время многовековых преследований, различных религиозных диссидентов на протяжении многовековой истории христианских стран[327]. И если бл. Августин видел в этом повествовании предвидение языческих гонений против христианской Церкви, то мы можем усмотреть в картине трех еврейских отроков в печи огненной предвидение Холокоста.
Другим символическим образом, обозначающим четыре мировые империи, являются четыре чудовищных животных, явленных Даниилу в его первом видении. Несмотря на то, что в видении Даниила перед нами предстают гротескные и гибридные существа, в случае первых трех зверей мы без труда можем назвать их реальные прототипы. Первое животное представляет из себя соединение льва и орла, второе и третье прямо определяются как медведь и барс. Всех этих животных объединяет их хищная природа, которая в данном случае призвана проиллюстрировать истинную природу мировых империй. Это образ прекрасно описывает реальное положение дел – важнейшей задачей мировых империй на протяжении многих столетий была война, основной целью которой было обеспечение систематической эксплуатации завоеванных стран и народов (либо путем военного грабежа, либо путем налогообложения) с целью постоянного обогащения имперской элиты.
Перейдем к конкретному определению мировых империй, господство которых было предсказано в книге Даниила. Как известно, автор книги Даниила подразумевал под четырьмя царствами четыре империи: Вавилонскую, Мидийскую, Персидскую и Македонскую, распавшуюся на отдельные царства. Однако, как мы уже отмечали выше, смысл пророческого текста не должен сводиться к его авторскому пониманию. Завершение списка царств Греческим царством и царствами диадоxов не дает возможности дать обсуждаемому видению историцистское толкование. Кроме того, подобное толкование само по себе противоречит исторической реальности: как известно, Мидийская империя не сменила Вавилонскую (в реальности они существовали одновременно) и никогда не господствовала над иудеями. Равным образом, величайшей и сильнейшей в военном отношении державой древности стала Римская империя, а вовсе не государства диадохов. По этой причине укоренившееся в экзегетической традиции рассмотрение четырех царств как Вавилонского, Персидского, Греческого и Римского выглядит куда более логичным и уместным для богословского комментирования. Примечательно, что некоторые внутренние основания для этого можно увидеть и в самой книге Даниила, независимо от позиции ее человеческого автора. Так, там говорится, что Вавилонское царство «дано Мидянам и Персам» (Дан 5, 28); зачастую Мидия и Персия идентифицируются между собой и в других частях книги. Изображение барса как символа Греческого царства может быть связано со скоростью перемещения армии Александра Македонского, а четыре головы барса могут обозначать четырех диадохов, унаследовавших его державу: Птолемея I, Селевека I, Антигона I и Лисимаха (ср.: «царство его разрушится и развеется по четырем ветрам небесным и не к потомкам его перейдет») (Дан 11, 4). Обозначение четвертого царства как Рима также хорошо соотносится с его определением как царства «сильного как железо»: Рим действительно превзошел по своей мощи все предшествующие мировые империи. Таким образом, отождествление четвертого царства с Римской империей является классическим примером sensus plenior, отвечающим всем принципам выделения указанного пророческого смысла.
Как видно, описание четырех царств книги Даниила довольно прозрачно – в данном случае мы с легкостью можем принять толкование, содержащееся в западной традиции. Однако переходя к изображению картины разделения Римской империи, мы сталкиваемся с целым рядом проблем. Как понимать разделение империи, соотносить ли пальцы статуи и рога зверя с царствами или с царями, до какого времени мы можем говорить о продолжении римского господства? Как известно, претеристы, футуристы и историцисты дают принципиально разные ответы на указанные вопросы. Мы попытаемся ответить на них исходя из логики повествования книги Даниила и замысла ее автора.
Описывая истукана пророк Даниил говорит, что «голени его железные, ноги его частью железные, частью глиняные» (Дан 2, 33). Этому образу дается пространное толкование: «А что ты видел ноги и пальцы на ногах частью из глины горшечной, а частью из железа, то будет царство разделенное, и в нем останется несколько крепости железа, так как ты видел железо, смешанное с горшечною глиною. И как персты ног были частью из железа, а частью из глины, так и царство будет частью крепкое, частью хрупкое. А что ты видел железо, смешанное с глиною горшечною, это значит, что они смешаются через семя человеческое, но не сольются одно с другим, как железо не смешивается с глиною» (Дан 2, 41–43). Таким образом, автор арамейского апокалипсиса условно разделяет четвертое царство на два периода – один из них представляет единое царство, «сильное как железо», а второй – «царство разделенное», символизируемое смесью железа и глины. В его понимании смесь железа с глиной обозначает царства диадохов, чье могущество безусловно не достигало силы державы Александра Македонского. Возможно, что именно эта последовательность породила традицию интерпретации, характерную для Порфирия, где третий зверь видения Дан 7 идентифицируется с Александром Македонским, а четвертый зверь – с царствами диадохов. Редактор арамейского апокалипсиса, добавивший к его тексту стих 42, ввел новый образ, дополняющий изображение истукана, – десять пальцев огромной статуи (Дан 2, 42)