Аналогия между Навуходоносором и Адамом не была изобретена автором книги Даниила самостоятельно: сопоставление могущественного языческого царя и его судьбы с историей первочеловека является распространенной метафорой в древнееврейской литературе. Его наиболее ярким примером является знаменитое предсказание судьбы тирского царя в книге Иезекииля:
Сын человеческий! плачь о царе Тирском и скажи ему: так говорит Господь Бог: ты печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты. Ты находился в Едеме, в саду Божием; твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями <…> Ты был [вместе с] помазанным херувимом, чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония. От обширности торговли твоей внутреннее твое исполнилось неправды, и ты согрешил; и Я низвергнул тебя, как нечистого, с горы Божией, изгнал тебя [херувим осеняющий] из среды огнистых камней. От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою; за то Я повергну тебя на землю, перед царями отдам тебя на позор. Множеством беззаконий твоих в неправедной торговле твоей ты осквернил святилища твои; и Я извлеку из среды тебя огонь, который и пожрет тебя: и Я превращу тебя в пепел на земле перед глазами всех, видящих тебя. (Иез 28, 13–18).
Проблема толкования этого пассажа состоит в понимании двух фраз, содержащихся в Иез 28, 14 и Иез 28, 16. Читать ли תא, открывающее этот стих, как ‘at ‘ты’ или ‘et ‘вместе с’? Равным образом неясно, толковать ли ךכסה בורכ «херувим осеняющий» как обращение или как подлежащее. В зависимости от ответов на эти вопросы мы получаем две совершенно разные картины мифа, изложенного в повествовании Иезекииля: либо это миф об изгнанном из Эдемского сада херувиме, либо миф об изгнанном из Эдема первочеловеке. Первая интерпретация характерна для масоретского текста, вторая – для Септуагинты и Пешитты. Комментаторы не пришли к единому мнению относительно оригинального толкования этого пассажа: в науке широко представлены обе указанные версии. Подробный анализ этого вопроса не относится к предмету нашей работы; тем не менее хотелось бы отметить, что более убедительными нам представляются аргументы тех авторов, которые связывают этот пассаж с мифом о первочеловеке. Как отмечает Дж. Дэй, «параллели между Иез 28, 12–19 и Быт 2–3 таковы, что естественно предположить, что они представляют нам варианты одного и того же мифа и что, следовательно, Иезекииль говорит о падении первочеловека. И в Иез 28, 12–19 и в Быт 2–3 мы читаем о создании первоначально совершенной фигуры в саду Эдема, изгнанной оттуда из-за своего греха; в обоих рассказах также упоминается херувим <…> В то время, как о падении первого человека говорится в Быт 2–3, нигде более в Ветхом Завете или еврейской мысли не упоминается об изгнании херувима из Эдема. Также необходимо заметить, что мудрость фигуры из Иез 28, 12, 17 соответствует мудрости первого человека в Иов 15, 7–8»[437].
Таким образом, судьба тирского царя сравнивается с судьбой Адама – так же, как Адам, он впадает в гордыню и стремится к богоподобию, результатом чего является его будущее падение. Аналогичную идею мы находим в изображении судьбы другого языческого царя – Навуходоносора. Сначала он находится в состоянии покоя и благоденствия, подобно Адаму до своего изгнания из Рая (Дан 4, 1), затем он впадает в грех гордыни (Дан 4, 27), за что лишается своего царского достоинства и низвергается до животного состояния, чтобы только после покаяния вернуться к своему первоначальному статусу.
Соотнесение истории Адама с повествованием о Навуходоносоре становится еще более прозрачным при обращении к ряду библейских и апокрифических традиций, связанных с историей первочеловека. Так, в целом ряде источников Адам изображается как царь, поставленный Богом в качестве главы универсума. Эта традиция появляется уже в книге Бытия, где говорится о том, что Адам будет «владычествовать» над «рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт 1, 26). Весьма определенно об Адаме как о царе говорит Филон Александрийский в своем сочинении «О сотворении мира согласно Моисею». Впоследствии мотив царского достоинства Адама получил развитие в христианской и в особенности в сирийской традиции. Как отмечает А. Тёпель, «авторы Антиохийской школы – Федор Мопсуетский, Иоанн Златоуст, Феодорит Кирский – как и Василий Кесарийский, Григорий Нисский, Ефрем Сирин и Нарсай – особенно акцентировали царское достоинство Адама. В соответствии со своим царским достоинством Адам изображен в одеждах, сидящим на троне в окружении животных на мозаичном полу в церкви в Западной Сирии конца IV века»[438]. Таким образом, изображение Адама как царя первоначального универсума делает логичным его символическое соотнесение с реальным вавилонским царем Навуходоносором.
Аналогия между Навуходоносором и Адамом была давно осознана экзегетической традицией. В наибольшей степени это сопоставление было очевидно для сирийских авторов. Ефрем Сирин в своей «Мадраше о Рае» приводит пространное сопоставление Навуходоносора и Адама. Ефрем пишет, что «Царь Вавилонский похож // На Адама, царя мира // Оба восстали против одного Господа // И были унижены <…> Давид оплакивал Адама // Как он пал // Из царской обители // В обитель диких зверей // Поскольку он был сбит с пути зверем // Он стал как звери; // Он ел вместе с ними // Из-за своего проклятия // Траву и корни // И он умер, став равным им <…> В этом царе [Навуходоносоре] // Бог изобразил Адама: // Поскольку он разгневал Бога своим царствованием // Бог лишил его царства // Праведный разгневался и изгнал его // В область диких зверей; // Он обитал с ними // В пустыне // И только раскаявшись он возвратился // В прежнюю обитель царства // Благословен Он, кто научил нас покаянию // Чтобы мы также могли вернуться к Раю»[439]. Таким образом, Навуходоносор действительно рисуется здесь как образ Адама, но не только библейского Адама, изгнанного из Рая, но и «нового Адама», который должен быть восстановлен в человеке с помощью покаяния и аскетической практики. Обращение Навуходоносора в животное в этом контексте превращается уже не в наказание, а в положительный пример покаяния. Подобная точка зрения довольно быстро закрепилась в сирийской традиции. Радикальные сирийские аскеты IV-V веках отчасти вдохновлялись примером библейского Навуходоносора, странствуя в горах, отказавшись от одежды и питаясь травой и корнями. Автор обращенного к ним «Послания к обитателям гор» также приводит им пример Навуходоносора, которого он снова сопоставляет с Адамом[440]. По его мнению, люди, находящиеся в животном состоянии из-за греха Адама, могут вернуться к изначальному состоянию только путем следования жесткой аскетической дисциплине, пример которой можно найти в описании истории Навуходоносора.
Таким образом, мы можем заключить, что история Навуходоносора, изложенная в книге Даниила, является параллелью описанной в книге Бытия истории Адама. Ее оптимистический финал позволяет предположить, что восстановление Навуходоносора может быть осмыслено как намек на будущее восстановление Адама, то есть коллективного человечества, в своем исконном царском достоинстве. В этой связи внимание на себя также обращают прямые параллели между Дан 4 и Дан 7. Как мы уже предположили выше, оба текста повествуют об одних и тех же событиях – истории человечества начиная с 603 года до н.э. до 1918 года. На их связь указывает целый ряд деталей, присутствующих в повествовании. Так, изображение Навуходоносора, обращенного в животное, имеет близкие аналогии в описании первого зверя, явившегося Даниилу, а описание его метаморфозы (Дан 7, 4) соответствует изложенной в книге Даниила истории царя. При более панорамном сравнении содержания 7 и 4 глав книги Даниила мы можем заключить, что их сюжеты в целом параллельны друг другу. Пребывание Навуходоносора в пустыне, где он был отлучен от людей и уподобился животному, соответствует периоду господства мировых империй, символизируемых животными гротескного и устрашающего вида. Покаяние царя, возвращение к нему разума и его царского достоинства соответствуют явлению Сына Человеческого и его воцарению. При этом воцарение Навуходоносора одновременно рисуется как утверждение царства Бога, прославляемого царем в выражениях, очень близких к описанию царства «святых Всевышнего» в Дан 7 (Дан 3, 33; 4, 31). Таким образом, одна и та же картина мировой истории дана в Дан 4 и Дан 7 с помощью разных символических образов. В обоих случаях их основной идеей является падение человечества до уровня животных и его последующее восстановление.
Таким образом, семь лет безумия Навуходоносора в нашем толковании оказываются связаны с периодом 603 года до н.э. – 1918 года. То, что со сроком 2520 лет оказывается непосредственно связана традиция, в центре которой стоит образ нееврейского царя, уподобленного Адаму, играет принципиально важную роль. Вавилонский царь оказывается главным и сочувственно изображенным героем одной из глав книги Даниила; мало того, повествование в ней ведется от его имени. При этом Навуходоносор – не просто один из иноземных царей, а языческий царь par excellence, фигура, с которой начинается изгнание еврейского народа из земли Израиля. Равным образом, Адам является предком всего человеческого рода и универсальным образом человека как такового. Все эти факты совершенно очевидно показывают нам, что в центре предсказанных здесь событий стоит уже не история Израиля, а судьба человечества, лишившегося своего богоподобия и ниспавшего до животного состояния.
С какими конкретными фактами мировой истории может быть связана подобная картина? Автор книги Даниила, ставя в центр своего повествования символическое противопоставление животных и человека, наделяет эти понятия целым рядом специфических черт. С животным началом он, в первую очередь, связывает гордыню, агрессивность и разрушительность – все упомянутые в Дан 7 животные являются хищниками. Напротив, человеческое начало связывается им со смирением и милосердием. Картина противопоставления иррациональности и рациональности в данном случае стоит на втором плане. Тем не менее она отчетливо выражена в вавилонском бэкграунде повествования книги Даниила. Навуходоносор, бывший царем, то есть «сверхчеловеком», символическим средоточием вавилонской цивилизации, унижается до статуса «дикого человека», пребывающего в пустыне, вдали от всякой человеческого цивилизации и