Тот снова промолчал, и Горелый продолжал свою сольную партию:
– Кроме всего прочего, среди всей этой бесовщины я расслышал, что мы якобы получим свое. Что именно? Что ты в нас углядела при этих своих свечах, при которых только и видишь будущее? Фигня полная, но давай уже начистоту: вырисовывается картинка маслом, что мы оба смертнички, так?
Ответила Олеся не сразу. А когда начала говорить, голос ее звучал еще глуше и мертвеннее, чем прежде. Будто доносился издалека и говорила она в какую-то жестяную трубу.
– Как только вы вошли, Сергей, я сразу увидела смерть рядом с вами. Если так, все, что вы делаете сейчас, напрасно. Что бы вы ни пытались предпринять, все равно не успеете. Смерть рядом. Не хочу больше говорить. Не могу говорить. Свеча не просто так погасла – это знак Матери-Пчелы. Гаснет огонек – и жизни конец…
В полной тишине Олеся порывисто встала. От движения ее длинной юбки качнулось и погасло пламя обеих свечей, стоявших рядом с ней.
На улице Шпола и Горелый, не сговариваясь, одновременно закурили и молча двинулись по темной улице в сторону центра города.
Сюда, на Кубу, они добрались на такси. Андрей, как и каждый оперативник, имел знакомого таксиста, который при необходимости был готов доставить его в любой конец города за полцены, а иной раз и бесплатно: дружба с работником полиции для частного извозчика дорогого стоит. Но теперь они предпочли прогуляться пешком, чтобы переварить все увиденное и услышанное.
Поскольку Олеся как бы между прочим узрела рядом с ними призрак неотвратимой смерти, продолжение разговора автоматически утратило смысл. Точно так же не имело ни малейшего смысла хватать прорицательницу и тащить ее в горотдел. Хотя в наше время задержать без всякого основания можно кого угодно, а причину задержания придумать потом, но, для того чтобы поместить человека в камеру даже на несколько часов, формальный повод был необходим. Ну а если бы капитан полиции Андрей Шпола приволок в горотдел ведьму Олесю, которая только что в очередной раз напророчила смерть, к тому же непонятно, кому именно, он выглядел бы полным идиотом. Впрочем, необходимость в задержании все-таки имелась: это помогло бы установить ее личность и проверить, не числится ли за ней что-нибудь посерьезнее, чем пророчества.
Шпола, однако, отказался от этой идеи. Все равно не удалось бы выяснить больше, чем они уже выяснили. Да и полученная ими информация по большому счету оказалась непригодной для дальнейшей оперативной разработки.
– Поступим так, – наконец проговорил Андрей, скорее продолжая цепочку своих размышлений, чем обращаясь к Горелому. – Завтра я прищемлю хвост безутешной вдове, пусть даст письменные показания с контактами этой ведьмы. Потом ведьмина очередь. Заставим и ее дать письменные показания о том, как к ней приходил Коваленко и чего от нее хотел. Только без всякой мистики и прочих штучек. Бумажка к бумажке, как положено.
– Как знаешь, – угрюмо буркнул Горелый, пожав плечами. – Мне в этих твоих раскладах все равно места нет.
– А как бы ты на моем месте поступил?
– А я не на твоем месте.
– Очень удобная позиция.
– Точно, – согласился Горелый. – Скажи еще: если б не Серый со своими дурацкими инициативами, ты бы и горя не знал.
– Мутное дело, – кивнул Шпола. – Ну как эту ведьмовскую историю описать юридическим языком? Ничего подобного инструкциями по оперативно-разыскной деятельности не предусматривается. Честно тебе скажу, Серега, я до сих пор не знаю, как относиться к тому, что мы с тобой сегодня увидели и услышали. Может, это вообще не надо принимать всерьез. Понимаешь, о чем я?
– Угу. Не считая того, что одного из нас эта дама сегодня фактически похоронила. Ну это ладно, нам не впервой. А что, если она до завтра смоется?
– Ничего это не изменит, – уверенно отозвался Шпола. – Смоется – ей же хуже. Сейчас она практически ничем не рискует. Ну увидела тень смерти, напророчила, и все – каждый понимает, как хочет. Позиция у нее четкая… Нет, Серега, надо ее официально вызывать, устанавливать личность и снимать показания. Только таким образом. Прокачаем, кто такая, может, еще что-нибудь любопытное всплывет… Слушай, а что это мы ноги бьем, как двое лохов?..
Андрей полез в карман за телефоном, и через десять минут их подобрал с бровки знакомый таксист.
Окна в квартире Шполы не горели: Лида наверняка уже легла спать.
Распрощавшись с таксистом, мужчины остановились у подъезда, чтобы выкурить по сигарете на сон грядущий.
Внезапно рядом вспыхнули мощные фары, вырвав их силуэты из влажной мартовской тьмы.
Хряснули дверцы – из утробы автомобиля, на который не обратили внимания, выбралась рослая фигура. Одновременно из машины, которая была припаркована чуть дальше, высыпались еще двое, помельче, и замерли – очевидно, ждали указаний.
– Что, не спится в ночь глухую? – послышался знакомый друзьям властный баритон.
Правда, Андрей, в отличие от Сереги, слышал этот голос всего несколько часов назад, а Горелому в последний раз доводилось беседовать с подполковником Зарудным еще в те времена, когда он был отнюдь не подполковником и не начальником уголовного розыска.
– Молчите? Значитца, так, орлы. – Зарудный явно обращался к тем, кто маячил у него за спиной. – Тут у нас клиент без документов. Берите его и везите к нам, я с ним позже пообщаюсь. А ты, конспиратор, – это уже было адресовано Шполе, – ноги в руки и вперед на мины. Кое-что пояснишь. Заодно и я тебе кое-что растолкую.
Часть 4Смерть рядом
Лет девять или десять назад в Сумы нагрянули американские полицейские.
Почему именно в Сумы – одному Богу известно, в те времена никто не удосужился это выяснить, а теперь и подавно ничего об этом не узнать. Был только слух, что существует якобы какая-то международная программа по обмену опытом, в рамках которой сначала американские копы должны показать себя на Сумщине, а уж потом сумские менты полетят за океан, чтобы постоять за честь страны и не ударить в грязь лицом перед коллегами из Штатов. Были то игры местного высокого начальства, попытка сделать какой-то из североамериканских городов побратимом Сум или иная оказия – осталось тайной. Которую никто особо и не стремился раскрыть, потому что в Америку все равно полетел начальник УМВД Сумской области вместе с коллегами из других областей, причем в качестве «нагрузки» к министерским генералам и полковникам. По возвращении, помнится, начальник даже давал несколько интервью местной прессе, суть которых сводилась к одному: эх, нашим бы людям да американскую технику!
Однако факт остается фактом: в Сумы тогда прибыла группа американских копов, в том числе темнокожий афроамериканец и коротко стриженная пуэрториканка, к которой полагалось обращаться «офицер Гонсалес», тогда как к остальным парням, включая и афроамериканца, запросто: Джон, Том, Сай. Провела эта команда профессионалов на Сумщине три дня. На второй день наши решили показать гостям, что слобожанские менты тоже не лыком шиты, и предложили провести импровизированные соревнования. Против четверки копов была выставлена четверка наших парней. Сперва, правда, офицеру Гонсалес попробовали деликатно намекнуть – мол, забава сугубо мужская, но та сухо и отчетливо, словно зачитывая задержанному права, заявила о недопустимости дискриминации по половому признаку в цивилизованной стране. Деваться некуда. Наши в авральном порядке кинулись искать для пуэрториканки достойную соперницу – в первую очередь в Харькове, городе с двумя полицейскими академиями. Прослышав об этом, офицер Гонсалес снова заявила протест: ей не требуется женщина-коп в качестве партнера, она готова потягаться на равных с любым мужчиной.
Среди четверки украинских стражей порядка, выставленной против американцев, оказался и Владимир Зарудный, в ту пору еще опер «убойного» отдела конотопского городского уголовного розыска, капитан полиции с совсем еще свежей четвертой звездочкой на погонах. Те, кто знал его до этого случая, были уверены: именно после участия в образцово-показательных состязаниях служебная карьера Зарудного уверенно и быстро пошла вверх.
На обычном полицейском «бобике» Зарудный умудрился выполнить знаменитый полицейский разворот, когда автомобиль, мчащийся на полной скорости, совершает мгновенный поворот на сто восемьдесят градусов. От водителя при этом требуется не только абсолютное хладнокровие, но и недюжинное мастерство. А перед этим опер проделал то же самое, оседлав БМВ. Когда же команды переместились в тир, Зарудный спокойно, словно делал это каждый день, выбил максимальное количество очков по неподвижным и подвижным мишеням. Причем не только из «макарова» и «стечкина», но и из доставленных ради такого случая из Киева «магнума» и «глока». А под конец предложил Джону, Тому и темнокожему Саю сойтись в рукопашной против него втроем и так же невозмутимо «сделал» их, правда, и сам оказался изрядно помятым. Затем, уже из принципа, он сошелся один на один с офицером Гонсалес. У пуэрториканки глаза горели от азарта: трое коллег Зарудного, не привыкшие «воевать с бабами», один за другим уступили ей в поединках – об этом сговорились заранее, чтоб не было стыдно кому-то одному, если эта дамочка в самом деле возьмет над ним верх. Украинские судьи знали об этой договоренности и в случае чего готовы были подтвердить: наши парни пожалели американку. Ну а Зарудному было плевать – и офицер Гонсалес в результате получила фингал на половину лица, а вдобавок капитан чуть не сломал ей руку.
Кое-кто потом злословил: мол, Зарудный – мужик, воюющий с бабами. Но продолжалось это недолго: опер пользовался уважением коллег и до того, как на головы сумских ментов свалился заокеанский десант.
Скупой на слова и жадный до работы, Зарудный всего за несколько лет после этих «международных состязаний» от мента, который «топтал землю», познавая все тонкости оперативной работы, дослужился до такой странной на взгляд тех, кто не знаком с полицейской спецификой, должности, как заместитель начальника отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями против личности. Говоря простыми словами, «убойного» отдела конотопского уголовного розыска.