– Неудачный пример. Горелый не бандит и никогда им не был.
– Ну да, и не оборотень в погонах. Всего лишь подержал пару мужичков сутки под замком, попрессовал, используя служебное положение, и денежки за это получил. Кстати, о Горелом, перепуганная вдова описала мне вечернего посетителя, и кого-то мне это описание сильно напомнило. Я парням поставил задачу: пусть откатают пальчики в помещении, потерпевшая покажет, за что там брался непрошеный гость. Пропустим через картотеку, установим личность… Или все-таки сам признаешься, что Горелого к Коваленко послал?
– Никуда я его не посылал! – возмутился Шпола.
– Ну да, сам пошел. По собственной инициативе… – Зарудный взял чистый лист бумаги, начал сворачивать кулечек. – А зачем? Потерпевшая говорит, что о какой-то прорицательнице расспрашивал. Но это же бред, верно?
– Бред, – согласился Шпола. – Но чистая правда.
– Ты что имеешь в виду?
– Я не знаю, зачем Сергей к ней пошел. Не знал даже, что он туда собирается. Но вернулся он с очень любопытным результатом – ему стало известно об этой самой прорицательнице. И мы с ним…
– Выбрось это из головы, Андрей Петрович, – проговорил Зарудный, собирая то, что осталось на столе от сигареты, в аккуратный кулечек. – Не было бы у нас информации о долгах Коваленко, может, и взялись бы мы всерьез за эту самую вашу ворожку… или ведьму. А теперь, – скомканный кулечек исчез в могучей ладони, – это всего лишь дело техники. Мы уже никогда не узнаем, зачем на самом деле Коваленко приходил в полицию. Может, ведьма эта – часть какой-то оперативной комбинации Саши Момота, он был мастер на подобные штучки. Обязательно вызовем ее, допросим, но не о ней сейчас речь, будь она неладна. На Коваленко наезжали. На него давили, всячески прессовали. Угрожали ему. А через час после того, как он все-таки решился прийти к нам, хотя так и не подал заявления, Коваленко исчез. Ну а рано утром его труп с дырой в черепе выбросили из машины у калитки его собственного дома. Типичный случай прямого запугивания, разве нет?
Шпола не мог с этим не согласиться.
– Дальше. Почему я говорю тебе все это без свидетелей, Андрей Петрович? – Зарудный через весь кабинет отправил скомканный кулечек в корзину для мусора. – Ты нормальный мужик и все поймешь. На самом деле Саня Момот тоже неплохой мужик. Ты знал его?
– Видел пару раз… – Шпола все еще не понимал, куда клонит начальник.
– Ну а я с ним когда-то… А! – Подполковник неожиданно отмахнулся от накативших воспоминаний. – Есть у меня его координаты. Сам позвоню, попробую договориться. На него самого Никитин давит, иначе долги не выбить. Да и особо не с кем Сане работать, кроме отморозков. Короче, он должен понять: лучше отдать исполнителей, уволив их задним числом. Мы закроем дело, а он свои выводы сделает.
Теперь Зарудный смотрел Шполе прямо в лицо, и опер мгновенно уразумел еще одну вещь: подполковник с капитаном – начальник уголовного розыска с опером «убойного» отдела – обычно подобных разговоров не ведут. И такие вещи согласовывают крайне редко. Потому что опер – человек маленький, ему ставят задачу – он выполняет. Из своих неполных тридцати двух Шпола уже лет десять жевал полицейский хлеб, поэтому знал: о таких делах подполковники договариваются не с капитанами, а как минимум с полковниками… если не с генералами.
Словно прочитав его мысли и уловив сомнения, Зарудный поднялся, обошел стол и опустился на стул рядом с Андреем. Заговорил доверительно:
– Ты ведешь это дело, ты его и закроешь. Ситуация весьма неоднозначная: Момот здесь скорее наш союзник, чем противник. И я сделаю все, чтобы не поднимать шума вокруг смерти Коваленко. Можешь представить, что начнется, если убийца, который нажал на курок, потащит за собой бывшего полковника полиции, тот – банкира Никитина с его темным прошлым, банкир задействует свои связи в Сумах и Киеве, и к нам в управление пришлют толпу долболобов – для выяснения обстоятельств. И что окажется в сухом остатке? Все тот же придурок, который нажал на курок. Ну, может, еще и ведьму твою к нему неведомо каким боком присобачат. Понимаешь? В общем, если с Момотом получится договориться по-хорошему, все необходимые концы у тебя окажутся.
– А если не получится?
– Тогда уже по полной программе, Шпола. Но имей в виду, Момот далеко не дурак, с ним ухо надо держать востро.
Стремительно поднявшись, Зарудный прошел на свое место во главе стола и, усевшись, потянулся за мобильным. Прежде чем позвонить, добавил:
– Пусть пока все идет своим чередом. Докладывать будешь мне лично. Сейчас вали спать, но чтобы в восемь как штык был тут. Дел – выше крыши. Можешь воспринимать это как личную просьбу, а можешь – как приказ.
Шполе было ясно – разговор окончен. По крайней мере, на этом этапе. Он кивнул и направился к выходу.
– Там в коридоре дружок твой должен сидеть, – раздалось за спиной. – Скажи, пусть зайдет… примерно через полчаса.
Горелый все это время действительно томился в пустом предбаннике, даже успел слегка вздремнуть.
Ничего не объясняя, молодые оперативники, доставившие Сергея в управление, привели его в какой-то кабинет, записали с его слов все данные – он продиктовал их старательно, даже чересчур старательно, – после чего зачем-то «откатали пальчики», сунули ему пару салфеток, чтобы вытер руки, и только после этого переместили сюда. С задержанным остался один из оперов.
О том, с чем связано это неожиданное задержание и чем вся эта ситуация могла обернуться, Сергей старался не думать. Вопросов он не задавал: статус подчиненного в полиции мало чем отличается от статуса заключенного – ни от того, ни от другого здесь практически ничего не зависит. Будь ты хоть опер, хоть зэк, все равно остаешься винтиком огромной и неповоротливой системы и никакие твои действия, даже очень правильные и сто раз выверенные, не в силах ускорить работу громадного механизма. Инициатива наказуема по обе стороны колючей проволоки, поэтому лучшее, что ты можешь сделать, будучи в рамках системы, – не суетиться. Пока ничто не угрожает тебе лично, плыви себе по течению – куда-нибудь да вынесет.
В свое время Горелый верил, что инициатива в оперативной работе кому-нибудь да нужна. Не хотелось мириться с положением тупого исполнителя. Но вскоре стало ясно: самое ценное в оперативной работе – та самая халтура, за которую брались многие, и с его арестом и осуждением эта практика не прекратилась. Сергей знал это по себе и подозревал, что и другие коллеги берутся за левак не только ради солидного дополнительного заработка, хотя деньги, по меткому замечанию актера Миронова в старой советской комедии «Берегись автомобиля», еще никто не отменял. Вместе с тем, работая налево, оперативник – настоящий оперативник, разумеется, – чувствовал себя свободным от всякого рода инструкций, которые в большинстве своем противоречили одна другой, связывали руки и убивали не только инициативу, но и само желание ее проявлять.
Угодив за решетку, Сергей не обнаружил там для себя ничего нового: он и раньше знал, что на зоне каждый сам за себя и в процесс выживания администрация колонии никогда и никаким образом не вмешивается. Вроде бы было достаточно того, что вертухаи охраняют, а «кум», то есть начальник оперативной части, хочет знать всего несколько вещей: не готовит ли кто-то побег; кто кого и за какие грехи намерен «подрезать»; каким образом и кем в зону доставляются наркотики, спиртное, а порой даже проститутки и любовницы авторитетов.
Для того чтобы поддерживать в колонии видимость порядка, большего и не требовалось.
Поэтому, сообразив, что в лице молчаливых парнишек-оперов, выполнявших приказ подполковника Зарудного, его подхватило какое-то новое течение, Горелый на всякий случай проанализировал события последних суток и пришел к выводу, что особых проблем не предвидится. Поэтому поудобнее устроился на казенном стуле, прикрыл глаза и отдался на волю этому течению.
Это длилось до тех пор, пока из кабинета начальника не вышел Андрей Шпола. Вид у него был весьма озабоченный.
Зарудный вызывал бывшего зэка к себе.
Ну-ну…
Едва Горелый переступил порог кабинета и аккуратно прикрыл за собой дверь, Зарудный поднялся из-за стола. Но не затем, чтобы встретить бывшего подчиненного с распростертыми объятиями. Подполковник прошагал через весь кабинет к массивному серому несгораемому шкафу, стоявшему в углу, на ходу нашарил в кармане связку ключей, безошибочно отыскал нужный и с лязгом отпер дверцу.
Рука полковника нырнула в стальное чрево.
Сергей усмехнулся про себя: ничего не меняется – и раньше подполковник держал там спиртное.
Рука и в самом деле вынырнула из сейфа с бутылкой коньяка.
Початой. Чуть-чуть, но все-таки початой. Закупоренные бутылки здесь долго не держались, хотя алкоголь в сером сейфе не переводится никогда.
Словно прочитав его мысли, Зарудный вернул коньяк обратно, а вместо него извлек черную с золотом фирменную коробку. Виски. Односолодовый, двенадцатилетней выдержки. Зарудный водрузил коробку на стол для заседаний, вытащил из нее квадратную бутылку и пристроил рядом пару стаканов, предварительно выплеснув из одного остатки минералки. Продолжая стоять посреди кабинета, Сергей невозмутимо наблюдал за тем, как он свинтил пробку и наполнил стаканы: один до краев, другой до половины. Полный придвинул к краю стола, предлагая, таким образом, Горелому подойти ближе.
– Ладно, я не гордый, – буркнул тот, шагнул вперед, взял стакан и одним махом осушил его, а потом резко выдохнул.
– С возвращением. – Зарудный тоже выпил до дна, но без спешки, небольшими глотками.
Волна опьянения накрыла Горелого еще до того, как хозяин кабинета вернул свой стакан на стол. Комната качнулась, как шлюпка в шторм, на мгновение потемнело в глазах. Но усталость от многодневного питья содержала в себе и опыт: сделав еще несколько глубоких вдохов-выдохов, Сергей положил правую руку на спинку ближайшего к нему стула, перенес на нее вес тела и удержался на ногах. Качка не прекратилась, но стала не такой интенсивной. Вернулась приятная легкость, захотелось полностью расслабиться, а может, даже и усилить эти ощущения, но в кабинете подполковника Зарудного расслабляться бывшему зэку не стоило.