– При чем тут сатанисты?
– А вы сами взгляните.
Давно пора. Ради этого Зарудный и приехал.
Офицеры прошли в дом. Майор пропустил подполковника вперед, но тот остановился на пороге, окидывая взглядом разгромленное помещение, затем скрестил руки на груди и прищурился.
На полу повсюду валялись свечи. Большей частью новые, парафиновые, очевидно, купленные специально для такого случая. Впрочем, было тут и несколько огарков. Почти в центре комнаты лежал, раскинув руки, как распятый, мужчина лет сорока с залитым кровью лицом.
– Пуля в голову, – прокомментировал из сеней Супрун.
– А тот, из банка?
– Выстрел в грудь, почти в упор. Но эксперты сказали, что умер не сразу. Истекал кровью в течение примерно трех часов, правда, так и не приходя в сознание. В самом деле на какой-то ритуал похоже.
– Какой, к лешему, ритуал?
– Да бог его знает. Я уже всех предупредил, чтоб не распускали языки. Потому что, гадом буду, Володя, – они были сейчас одни, и Супрун отбросил субординацию, – растрезвонят повсюду о ритуальных убийствах на Сумщине, к которым причастны сотрудники банковского сектора! А мы тогда сопи в две дырки и отбрехивайся.
– Ладно. – Зарудный еще раз взглянул на разбросанные свечи. – Никитина я, как и обещал, беру на себя. Займусь им прямо сейчас, тянуть незачем. А к тебе у меня просьбишка: если что-то новое всплывет по этому делу, – кивнул он на убитого, – или по отпечаткам пальцев, или какой-никакой подозреваемый появится, держи меня в курсе. Добро?
…Просьбу коллеги майор Cупрун выполнил еще до обеда.
Потому что отпечатки неопознанного убитого и еще одного мужчины, оставившего «пальчики» на ручке двери и вообще основательно наследившего в доме, удалось идентифицировать достаточно быстро. Оба ранее привлекались к уголовной ответственности. Убитый – Мурзенко Дмитрий Иванович по кличке Дима Голова – отсидел за какую-то мелочь, а в последнее время был содержателем наркопритона. В течение нескольких последних дней в городе его никто не видел, ходили слухи, что по какой-то неизвестной причине он не то залег на дно, не то ударился в бега. Вторая группа отпечатков принадлежала также ранее судимому, бывшему работнику полиции Горелому Сергею Васильевичу, которого, кстати, видели в городе совсем недавно, а именно на похоронах погибшего сотрудника уголовного розыска Андрея Шполы.
«По некоторым данным, – докладывал руководству уже во второй половине дня Зарудный, – Дима Голова находился на оперативной связи с Андреем Шполой. Иными словами, стучал оперу. Он же, по информации того же источника, указал Шполе место, где скрывался подозреваемый в убийстве предпринимателя Николая Коваленко. То есть осознанно или неосознанно обрек капитана на гибель. Между тем, – продолжал подполковник, – открылись новые обстоятельства. До сегодняшнего дня не обращали внимания на последний звонок в списке входящих в памяти мобильного телефона Бородули – это был номер уличного таксофона. Бородуля был застрелен в ходе вооруженного сопротивления полиции, доказывать тут нечего, поэтому распечатку от оператора взяли только для проформы, порядок есть порядок. Но именно благодаря этому последнему звонку события начинают выглядеть совершенно иначе.
Местоположение таксофона было установлено: он находился в двух шагах от дома, где проживал и содержал свой мини-притончик Дмитрий Мурзенко, он же Дима Голова. Доказать, что звонил именно он, уже невозможно, но Голова – тот еще фрукт. Стучать он мог и нашим и вашим. Например, сдать “своему” оперу беглеца, а затем этого же беглеца предупредить: мол, вали оттуда, братан.
Только этим и можно объяснить поспешное бегство Бородули из квартиры, где он прятался, и его до крайности взвинченное состояние, заставившее не раздумывая применить оружие. В этой цепочке случайностей появились еще два звена: банкир Никитин со своей службой экономической безопасности и бывший опер Горелый, чей друг Андрей Шпола был убит. Причем сейчас уже с минимальной погрешностью можно утверждать, что убили его при непосредственном участии хитрого стукача-двурушника Димы Головы.
Зачем его разыскивали люди Никитина – необходимо выяснить. А вот зачем его искал и нашел Горелый, вполне очевидно, – подвел итог Зарудный. И тут же пояснил: – Я сам просил его угомониться, даже – чего уж там! – обещал помочь с работой, имелась такая возможность. Горелый был классным опером, кроме того, какой ни есть, а свой, из системы, не бросать же человека…»
А затем согласился с руководством: надо, не откладывая, объявлять его в розыск…
К концу дня Павел Никитин впервые в жизни понял, как это бывает, когда на самом деле, без всяких преувеличений, хочется просто лечь и помереть. Конечно, желательно без мучений, быстро и молча. Правда, перед этим придется составить завещание – тут его практичный ум взял верх над эмоциями. И прежде чем помирать, надо уладить все дела, на службе и дома, потому что у него жена и тринадцатилетний сын, которые совершенно не виноваты в том, что их мужа и отца загоняет в могилу неведомый Демон! И первый гвоздь в его будущий гроб вколотил не кто иной, как этот кретин Горелый.
И надо же было с ним связаться!
Вместе с тем Никитин не мог ясно сформулировать свои претензии к нанятому им бывшему оперу. В течение всех предыдущих дней Горелый действовал абсолютно правильно, грамотно, свое содержание отрабатывал честно и даже существенно продвинул расследование вперед: именно он помог собрать воедино разрозненные кусочки мозаики, после чего стало совершенно ясно, что неведомый враг действительно подбирается к банкиру, причем с дальним коварным прицелом. Сущий Демон, иначе его не назовешь!
Разумеется, никакого Демона в разговоре без протокола с подполковником Зарудным Никитин упоминать не стал. Как не обмолвился ни словом и об истории с пророчицей, потому что это придало бы всему происходящему уж совсем идиотскую окраску. Никитин и сам еще не решил, верить ли ему в предсказания этой неизвестной особы или нет. Анатолий, напарник убитого Гены Корсака, уверял, что видел ее собственными глазами. Но кого, в сущности, он видел? Обычную женщину, весьма невзрачную, самой заурядной внешности. Что мог Анатолий сказать о ее способностях? Он, как выяснилось, вообще мало что знал. Сидел в машине, пока в доме не раздались выстрелы, затем довез перемазанного в грязи и крови Горелого до городской квартиры, ни о чем не спрашивая, кроме одного: что случилось с Корсаком. А потом просто прошляпил момент, когда Горелый слинял.
Но и себя Никитину было за что винить. Узнав, в какую ситуацию вляпался Горелый и о гибели Корсака, он запретил Анатолию звонить в полицию. Рано или поздно кто-то наткнется на мертвые тела и позвонит сам. И тогда не будет необходимости отвечать на вопросы типа: «Откуда, господин Никитин, вам известно об убийстве? С какой целью туда отправился ваш сотрудник? Почему не поставили в известность органы? Кто вам разрешил вести самостоятельное расследование и привлекать к нему бывшего сотрудника полиции, в прошлом осужденного за злоупотребление служебным положением?» В результате собственное малодушие вернулось к нему бумерангом все тех же проблем, но теперь уже возведенных в квадрат.
Много во всем этом было странного. Если бы Корсак не потащился вслед за Горелым, все бы обошлось. И для самого Геннадия, и для Никитина, и для дела. Хотя бы потому, что о деле тогда вообще никто бы ничего не знал. А теперь… Ну зачем, зачем парня понесло в это чертово логово?!
Еще одна нестыковка: по словам Анатолия, ехали они с Горелым на встречу с этой, чтоб ей, прорицательницей, а Зарудный сказал, что, кроме Корсака, там еще какого-то мелкого уголовника пристрелили. И никаких упоминаний о женщине – живой или мертвой.
Поэтому, от греха подальше, Никитин решил пока что гнуть свою линию и не выкладывать подполковнику всей правды. И самое главное, не упоминать пророчицу. Раз ее не было в доме и застрелили не ее – банкиру показали фото с места преступления, – то и Зарудному незачем о ней знать. Точно так же он умолчал о видеозаписи с показаниями Галины Коваленко и об обстоятельствах, при которых был найден носитель информации с этим файлом.
Говорил только о фактах, от которых деваться было некуда. Своих сотрудников, Геннадия и Анатолия, он на время определил в помощники Сергею Горелому, а тот действительно по его просьбе, в частном порядке, пытался прояснить некоторые обстоятельства, связанные с убийством Николая Коваленко. К чему якобы были причастны сотрудники службы безопасности филиала банка «Слобода».
Зарудный спросил:
– Какие функции исполняли ваши парни?
– Они должны были контролировать Горелого, чтобы тот не наделал глупостей, – ответил Никитин.
– Он информировал вас о ходе этого так называемого расследования?
– Меня не интересовали подробности. Для меня был важен конечный результат.
– Вы пытались доказать непричастность руководителя службы безопасности банка Александра Момота к организации убийства?
– Да.
– Для чего Горелый поехал в Шаповаловку?
– Я уже отвечал на этот вопрос. Не имею ни малейшего понятия.
– Вы согласны с тем, что именно ваши безответственные действия привели к гибели вашего сотрудника – молодого, высококвалифицированного, отлично себя зарекомендовавшего?
– Да, согласен.
– Вам известно, где скрывается Александр Момот? Если да – поделитесь информацией, Никитин. Если он ни в чем не замешан, это быстро подтвердится, подозрения с него будут сняты. Ведь мы с ним в прошлом коллеги. Кстати, и у вас было бы меньше проблем.
С этим Павел Никитин не мог не согласиться.
Но даже сейчас, оказавшись в углу, куда сам себя и загнал, банкир решил все-таки еще посопротивляться. Он не знал, действительно не знал, куда подевался Горелый. Уж его-то он отдал бы Зарудному за милую душу, пусть с ним бывшие коллеги сами возятся. Но за Момота он слишком долго боролся, чтобы вот так, из-за собственной глупости, умноженной на неосторожность Гены Корсака и головотяпство Горелого, сдать друга.