– При встрече… Семенович, я, это… Короче, сдаться хочу. Но только вам, больше никому… Выхода нет, правда…
– До тебя только теперь дошло?
– Дольше доходило, чем вы думаете, Семенович. Я из такого вырвался… Ну, это не по телефону… Почему именно вам? Так вы же сами говорили, что своих не сдаете…
– Говорил. Слов назад не беру. Давай, Сережа, приходи. Гарантирую отдельную камеру и сделаю все возможное, чтобы чужого на тебя не навешали.
– Так ведь у меня и своего нет, Семенович! Хорошо, об этом потом… Встретимся – все расскажу. Только не приводите с собой весь оперсостав.
– Сергей, ну за кого ты меня принимаешь? Где и когда?
Горелый назвал время и место.
– Почему там?
– Как всякого убийцу, тянет на место преступления.
Зарудный так и не понял, всерьез это сказал Горелый или попытался пошутить.
– Ладно, буду. Надеюсь, дурака валять не станешь? Ты с оружием?
– А вы?
– Давай насчет этого не торговаться. Я офицер полиции при исполнении. Мне по должности положено пистолет при себе иметь. И не вздумай требовать, чтобы я сложил оружие. – Тон Зарудного стал жестче. – Ты сам сказал, что намерен сдаться. Или мы в игрушки играем, Сережа?
– Да я уже наигрался, – послышалось в ответ. – Чуть-чуть не доигрался. Если честно, Семенович, могу не дожить до встречи. Если они сообразят…
– Кто – они?
– Все, заканчиваю, – торопливо произнес Горелый. – Не могу больше говорить. Пока, до встречи!
Зарудный, услышав гудки в трубке, вздохнул.
Пацаном был Сергей Горелый, пацаном и остался. Потому и на зону загремел именно он, а не какой-нибудь тихий неудачник – видно, в детстве в своем селе в войнушку не наигрался. И сейчас ему неймется: встречу назначил в Шаповаловке, в той же развалюхе, чтоб она сгорела, где сам же и наследил.
Ну ладно.
Не станет он пока никому об этом докладывать. Начальник уголовного розыска может себе позволить не отчитываться перед начальством даже в случае, если человек, находящийся в розыске, готов явиться с повинной. В конце концов, решил Зарудный, это будет его, как теперь говорят, персональный бонус.
Как и было договорено, к пустующему дому в Шаповаловке полковник приехал спустя два часа. До этого просто колесил по городу, дважды останавливался, чтобы выпить кофе, второй раз даже с коньячком.
Была уже глухая ночь, сеялся мелкий, едва заметный дождик – то начинался, то внезапно прекращался. Не видя причины играть в прятки, Зарудный осторожно, крепко держа руль, подъехал по грязи прямо к поломанной ограде и вышел, перед тем как следует осмотревшись.
Тихо, темно, сыро, под ногами хлюпает.
Толкнул дверь, вошел в дом, окунувшись в запахи заброшенного, покинутого всеми, кроме мышей, жилища, окликнул:
– Ты здесь? Это я, Зарудный!
– Здесь, здесь, заходите, – послышалось из комнаты.
Что-то щелкнуло, загорелся слабенький огонек.
Зарудный прошел в комнату. Там, у разбитого окна, стоял со свечой в руке Сергей Горелый. Под ногами у него валялся тощий рюкзак.
– На полу нашел. – Горелый кивнул на свечу.
– Ты извини, конечно, но я тебя попрошу забить этим рюкзаком гол вон в те ворота. – Зарудный указал на дальний от Сергея темный угол.
Тот пожал плечами и выполнил просьбу подполковника – пинком отправил рюкзак, свое единственное имущество, в угол.
– Вы думали, там гранаты?
– Бог тебя знает. Ты за эти дни столько накосячил – ничему не удивлюсь. Здорово, что ли?
Мужчины шагнули друг к другу. Зарудный протянул руку, Горелый, переложив свечу в левую, правой пожал ему руку – коротко и крепко.
– Другого освещения нет.
– Ты сам сюда позвал. Дешевый ты все-таки клоун, Сережа, извини за такие слова. Зачем вообще ты в городе остался? Вот и получается – погулял на воле меньше месяца. Тоже мне, мент-рецидивист!
Вместо ответа Горелый подошел к уцелевшему окну, накапал на подоконник парафина и прилепил свечу. Теперь обе руки у него были свободны. Повернувшись лицом к Зарудному, он сказал:
– Я собирался уехать. На вокзал уже подался. Но там меня перехватил Никитин – знаете такого?
– И про него, и про ваши с ним взаимоотношения знаю. Слушай, вы же оба вроде нормальные мужики. – Зарудный прошелся по комнате – сесть здесь было не на что. – Нормальные – в смысле идиотских книжек не читали, телевизором не увлекались. Где вы этой дури набрались – частное расследование, то-се? Вы что, думали, у нас тут Голливуд сраный, где любой дядя с кошельком может нанять любого бывшего копа, чтобы тот пошарил, повынюхивал, задал кому следует пару-тройку вопросов? Ну и что в результате? У одного проблемы, другого придется снова закрывать. Это я о тебе, Горелый, о тебе!
– Может, выслушаете сначала? – спокойно произнес Сергей. – Я все-таки надеялся, что у нас получится конструктивный разговор.
– А я и так знаю, что ты, Сережа, собираешься сказать. Тебя, конечно же, подставили! Ты в этом доме не был, а если и был, то стукача Диму Голову не убивал, и уж тем более этого недотепу из банка.
– А как вы думаете, за что мне было их убивать?
– Да ничего я не думаю, Горелый! Труп этого Корсака, банковского служащего, вообще все карты спутал. Потому что с Головой все ясно: ты же опер, никакой приговор суда этого не отменит, ты сам это говорил… Начал копать, наткнулся на информацию о Голове, решил зачем-то найти этого стукачка, ну а когда нашел, слово за слово… Ну а Корсак тут при чем? Никитин говорит, что сам дал его тебе в помощники. Значит, вы вместе тут были, а остался ты один. Может, скажешь еще, что не ты стрелял?
– Не я, – ответил Горелый. – И почему вы, Семенович, не хотите это допустить? Все правильно – меня наняли, чтобы проверить некоторые сомнительные факты. Я действительно выяснил, что некий Дима Голова сдал Шполе место, где прятался подозреваемый, а потом ни с того ни с сего ударился в бега. Но здесь я искал не его, да его тут поначалу и не было. В этом доме мне назначила встречу пророчица – та самая, которая предсказала смерть Коваленко. Приехав сюда, я обнаружил ее труп…
– Я вчера утром был здесь, – прервал его Зарудный. – Никакой пророчицы, ни живой, ни мертвой, не видел! Я думал, Сережа, у нас будет серьезный разговор, а ты меня сказочками кормишь про всяких там казаков-разбойников! – Подполковник шагнул к Горелому. – Слушай, я приехал сюда потому, что и в самом деле не сдаю своих. А тебя я даже после всего, что случилось, считаю своим. Расскажи все как есть, и мы вместе подумаем, что можно предпринять в твоей ситуации.
Сергей помолчал. Полез в карман – Зарудный при этом напрягся, его рука инстинктивно нырнула за борт куртки: пистолет был предусмотрительно пристроен за поясом, по-ковбойски, – но Сергей вытащил сигареты, одну метнул в рот, похлопал по карманам, а затем шагнул к освещенному подоконнику, чтобы прикурить от пламени свечи.
– У меня есть что сказать, – начал он. – Только вы слушайте внимательно, Семенович, и постарайтесь ничего не упустить. Потому что поначалу я и сам с трудом верил в то, до чего в конце концов додумался.
– Ну-ну. – Зарудный оставил в покое пистолет. – Только не надо растягивать эту историю на тысячу и одну ночь. Ночевать здесь с тобой я точно не собираюсь.
– Это не понадобится. – Горелый затянулся сигаретой. – Поначалу в этой истории ничего не удавалось собрать в кучу. Вот как все это выглядело…
И он стал рассказывать, уже в который раз начав со встречи на вокзале – сначала с Вольдемаром, затем с Никитиным, после этого – о событиях на станции Хутор-Михайловский и обо всем прочем, пока не добрался до последнего пророчества Олеси. Попутно даже пояснил, почему решил назвать неведомого кукловода, дергавшего за все ниточки, Демоном. Старался придерживаться фактов, говорил по сути и в результате уложился максимум в двадцать минут, не больше.
– У тебя все? – спросил подполковник, когда Горелый умолк.
– Не все. Это только условие задачи.
– Ну-ну, валяй дальше, математик…
Теперь и Зарудный закурил.
– Сперва я думал, вернее, мы с Никитиным думали, что с помощью таких нестандартных методов кто-то готовит ловушку для него. Банкир даже составил списочек тех, кого можно было бы отнести в разряд его врагов. Но кое-кто подсказал мне совсем другой вариант развития событий: Никитин всплыл уже в процессе, а Демон всего лишь воспользовался ситуацией. Ну раз возникла возможность по ходу потопить местного финансиста и перевести на него все стрелки, почему бы и не воспользоваться ею? Что-то вроде того. Сперва я на это купился, потому что Николай Коваленко выглядел фигурой уж очень незначительной, его просто не за что было убивать, тем более с такими ухищрениями. Но вчера вечером я принялся заново обмозговывать всю эту ситуацию, кое-что припомнил, кое-что сопоставил. И у меня появились все основания… – Он выдержал внушительную, почти театральную паузу, что не укрылось от Зарудного и вызвало у него раздражение. – …основания подозревать, что за всем этим стоит один наш с вами общий знакомый.
– Не тяни. Кто?
– Вольдемар Шульга, он же Воля. По стечению обстоятельств он и в самом деле шульга, то есть левша.
Вопреки ожиданиям Горелого, особого впечатления эти его слова на подполковника не произвели. Зарудный вообще не был любителем подобных эффектов.
– Ну, знаю я его. Допустим, он действительно левша. И что с того?
– Никитин включил его в свой список врагов. Восьмым номером.
– Девятым мог назвать меня, десятым – мэра Конотопа, одиннадцатым – президента. Что с того?
– А вот что, Семеныч. Когда я вспомнил фамилию Вольдемара, то мгновенно понял, каким был дураком.
– Сразу поумнел?
– Можно и так сказать. Помните, Воля как бы случайно перехватил меня на вокзале и в разговоре с ним вдруг всплыл Дима Голова, который якобы по неизвестной причине исчез. Затем это происшествие на Хуторе-Михайловском. Только Вольдемар мог так запросто договориться с таможенниками и погранцами – у него есть бизнес и за границей. И ему ничего не стоило организовать арест так называемых контрабандистов по причине обнаружения подброшенной в их багаж дури. Оставалось только проследить его связь с пророчицей Олесей. В том, что ей приказали вытащить меня в эту заброшенную хату, нет никаких сомнений. Все поломал Гена Корсак, вызвавшийся пойти сюда вместе со мной. Поэтому, когда меня не удалось пристрелить, чтобы уложить мой труп рядом с Олесей, Демон решил использовать резервный вариант – подменить трупы и вместо своей мертвой сообщницы подбросить тело Димы Головы, а затем довести до ушей тех, кого это интересовало, информацию о том, что я его разыскивал. Ну а труп Гены Корсака идеально вписывался в эту новую схему, поскольку старую сам же Гена и поломал. Теперь все убитые так или иначе попадали в сферу интересов