Пророчество — страница 45 из 46

– А я думал – ошибся. Это тот телефончик, что тебе Никитин подогнал, это ясно. Аппарат дешевенький, но диктофончик здесь неплохой. И у тебя, мудак, он был все время включен. Ты кому голову морочить собрался, чмо болотное?

Горелый молчал. И в самом деле, что тут скажешь?

– Сам же Демоном меня окрестил, – продолжал Зарудный, – должен был догадаться, что я такие вещи на раз просекаю. Еще когда ты завел этот разговор, я подумал: не стану пока валить, послушаю. И вижу – не прогадал. Дурака он тут мне включает: откровенный разговор один на один, давай – исповедуйся перед ним! Тоже мне, поп! Захотелось напоследок поиграть в дешевого детектива? Все мы кем-то себя воображаем, Горелый, крутыми хотим казаться! И Коля Коваленко, и пацан этот из банка… Ты что думал – запишешь мои откровения, а потом начнешь торговаться? Кретин, ты ж по-любому отсюда не вышел бы, даже если б я не просек твой финт с диктофоном! Это разве не ясно? Ну а вообще ты молодец, хвалю. Хорошо держался, когда слушал, как все было с твоим дружком. Я думал, не утерпишь, полезешь на меня с кулаками или в горло вцепишься. Тут бы я тебя и… Ну, все равно один конец. Смерть тебе Олеся предрекла, пророчества ее сбываются, надо быть последовательным… Кр-ругом! Руки на стену, ноги раздвинуть! ШЕВЕЛИСЬ!

Горелый покорно, хоть и медленно, развернулся, положил ладони на стену, уперся как следует, машинально напряг мышцы – проверил, спружинят ли, когда понадобится.

– Жаль только, что тебя никогда не найдут, как и ту ведьму. В этом случае для меня выгоднее бесследное исчезновение. Ты-то вообще в розыске – подбросил я своим работенку…

С этими словами подполковник, коротко размахнувшись, с силой шваркнул телефон об остатки кладки старой печи, торчащие в углу, после чего приставил ствол к затылку Сергея.

– Ну, кажется, все, Горелый…

Тот тоже понял – все закончится прямо сейчас, не успеет он сосчитать до десяти.

Нельзя было больше тянуть.

Он резко подал голову назад, сильнее уперся затылком в ствол, а затем моментально, пока Зарудный не опомнился, дернул головой вправо, почувствовав, как рвется, сдирается с черепа кожа с волосами. Одновременно он оттолкнулся от стены и, слегка присев и изогнувшись назад, изо всех сил нанес удар головой, точно зная, где в этот момент находится лицо врага.

Зарудный был выше Сергея.

Когда проводишь этот «гангстерский» прием, важно попасть в самый центр лица, в нос: неожиданность, оглушающая боль и хлещущая потоком кровь моментально повергают противника в шок. Но из-за разницы в росте удар Сергея пришелся ниже – в челюсть, губы, зубы. Нанося его, Сергей почти одновременно развернулся вокруг своей оси, занимая позицию для атаки.

Палец ошеломленного Зарудного все-таки нажал на спусковой крючок.

Грохнул выстрел.

Пуля впилась в стену.

Одновременно со звуком выстрела в дом ворвались трое мужчин, один из которых был на голову выше остальных – тот самый громила, великан – человек Вольдемара. Заметались лучи фонариков – это невольно напомнило Сергею рыцарей-джедаев со световыми мечами, хотя и пистолеты в руках мужчин тоже были. Бесцеремонно оттолкнув Горелого, великан ослепил подполковника лучом фонаря, а двое других обезоружили его и прижали к стене.

– Не ждал? – тяжело дыша, спросил Горелый. – За Шполу и за всех остальных расплатишься прямо сейчас. Благодарю за внимание!

Его трясло мелкой дрожью – в крови клокотал адреналин.

Хотелось всадить в Демона всю обойму, а перед тем врезать в сытую подполковничью морду, сбить его с ног – и топтать, топтать, топтать!.. Может, он так бы и поступил, и даже эти трое, включая боевика-великана, не остановили бы его, но позади послышался спокойный голос:

– Все, начальник. Поигрался – и харэ. Теперь песочница наша.

В мерцающий свет через порог шагнул Вольдемар Шульга. Его кашемировое пальто было расстегнуто, руки в карманах, стекла очков отражали блики фонарей и язычок пламени свечи на подоконнике.

– Хороши игры! – огрызнулся Сергей, но шагнул в сторону, уступая дорогу своему неожиданному партнеру.

– Ну а что? – не меняя тона, сказал Воля. – Ведь поиграл, поиграл с тобой Горелый, а, Демон? Вернее, мы поиграли. И запись велась, причем не только на ту игрушку, которую ты расколотил. Там, – Вольдемар кивком указал куда-то за плечо, – в посадке, машина стоит. На начальнике – радиомикрофончик с горошину, чудо техники. А в машине – приемник. Хитрый такой прибочик: ловит сигнал и записывает на расстоянии до километра, а тут и трехсот метров не наберется. Так что аудиоверсия вопросов, которые задавал начальник, и твоих исчерпывающих ответов ныне существует в виде минимум двух качественных экземпляров – оригинала и страховочной копии.

– Если бы я… Если бы я его сразу…

– Да, был такой риск, – согласился Воля. – Но начальник сам на него пошел. Предположил, что тебе будет интересно все до конца выслушать. Ну и мы, ясное дело, подстраховались: ты все время был на прицеле. Знаешь такую штуку – СВД с ночным прицелом? Мыслей она не читает, но специалист у меня такой – ты бы и дернуться не успел, реально.

– Так, значит, – пробормотал Зарудный. – Сговорились… Обложили… А теперь что? Торговаться будешь? Давай, Воля, банкуй, твое право.

– А о чем нам с тобой договариваться? – с веселым любопытством поинтересовался Воля. – Тут уже много всякого наговорено, но и я хочу тебе кое-что пояснить. Поймешь, не поймешь – мне плевать. Потому что мне не интересно, какие выводы ты сделаешь из того, что я скажу, и успеешь ли сделать. Ты тоже послушай, начальник, – повернулся он к Горелому. – Тебе, в отличие от бывшего Демона, это еще пригодится.

– Ты чего его начальником зовешь? – Подполковник даже в такой ситуации, признавая свою полную беспомощность и тотальный проигрыш, все равно пытался держать марку и не терять остатков достоинства. – Фуфел он последний, ты-то должен соображать!

– Как видишь, не такой уж и последний и далеко не фуфел. – Воля снова сосредоточился на Зарудном. – А начальник он, в отличие от тебя, реальный. Думаешь, это ты начальник? Кто тебе сказал? Твои наставники в ментовской академии? Или дружбан твой – тот самый, гнида из Рады? Ну какой из тебя начальник? Начальника можно убить, можно покалечить, запугать можно – он такой же человек, как все. Ему можно даже приличную зарплату положить за то, что хорошо руководит. Но купить настоящего начальника – во! – Воля выставил перед собой согнутую в локте руку. – А тебя купили. Причем даже не за деньги, хотя, думаю, бабло тебе заносят регулярно. Иногда за дело, а чаще – просто так. Ты же служил тем, ради кого ломал пальцы таким, как Коля Коваленко. Пусть он был не особо умный, пусть серенький и меленький, но ведь лично тебе он ничего плохого не сделал. Да и вообще никому. Но тебе сказали – ты исполнил. Так что не начальник ты, а обслуга. И остальные, такие, как ты, – слуги и прислужники. И понимаете это, потому и беситесь. А на самом деле хозяева в городе – мы. Я, тот же Паша Никитин. Вот, кстати, кого я считал фуфлом, а он вполне приличным человеком оказался. Ведь мог же приятеля твоего бывшего, Саню Момота, сдать, наверняка долго колебался, трусил… Но видишь – выдержал, устоял…

А система ментовская, которую ты и тебе подобные выстраиваете под себя, хоть и не выходит у вас ни хрена, на нас работает за милую душу. Потому как оказывает услуги, за которые мы платим. А мы без крайней надобности, пока уж совсем не припечет, никого не судим, не сажаем, заказных дел не фабрикуем и – тем более – не закрываем. Может, у нас и не так, как в Европе и Штатах, зато по-честному, потому что беспредел сдох в девяностые. Там он сам себя и похоронил. Вот что я вам всем хотел сказать.

Вольдемар снял очки и снова повернулся к Горелому:

– Иди себе, начальник. Дальше мы сами. Ты свое дело сделал.

Это было сказано так, что возражать или спорить не было никакой возможности.

Напоследок Горелый подошел к Зарудному, которого держали за руки люди Вольдемара Шульги, молча взял у великана фонарик и осветил лицо подполковника, пытаясь прочесть на нем что-нибудь такое, отчего в душе шевельнулось бы хоть малейшее сомнение: вот сейчас я поступаю неправильно, это ошибка, надо не так.

Зарудный взглянул на него, презрительно сплюнул и отвернулся.

Ладно, пусть.

Вернув фонарик, Горелый не спеша вышел из дома.

Шел прямо, не оглядываясь, на ходу до верха затягивая молнию своей пятнистой куртки и поднимая воротник.

И напряженно вслушивался в тишину, ожидая, когда за спиной сухо щелкнет выстрел.

Эпилог

…Когда в селе Шаповаловка под Конотопом, в той же заброшенной развалюхе, где двумя днями раньше убили двоих, было обнаружено еще одно тело с пулей в виске – подполковника Владимира Зарудного, начальника городского уголовного розыска, он лежал на усыпанном битым стеклом полу в окружении беспорядочно расставленных горящих свечей. И скрыть этот факт, равно как и запретить говорить и писать о каких-то загадочных ритуальных убийствах в округе, никто даже не пытался.

…Куда ездил Вольдемар Шульга, с кем задушевно беседовал, кому давал прослушать записанный в том же доме разговор – неизвестно. Но все завершилось тихим и неприметным постороннему глазу снятием с розыска подозреваемого в совершении двух убийств Сергея Горелого, а резонансным делом о ритуальном убийстве подполковника Зарудного начали заниматься далеко не так активно, как можно было ожидать.

…Точно так же органы перестали разыскивать Александра Момота, и тот при случае основательно выпил с Сергеем Горелым, который сыграл не последнюю роль в том, чтобы так и произошло. По ходу разговора Момот предложил Горелому подумать о перспективе поработать под началом отставного полковника. «Воля мне то же самое предлагал», – ответил Сергей. «И что же ты выберешь?» – «Пока не знаю».

И это был первый со дня его освобождения из зоны ответ на заданный вопрос, который Горелый дал от чистого сердца, прямо и почти без колебаний.