– Хорошо. Я собираюсь показать Фрэнни дом. Скажи, что бы ты хотел на ужин?
Когда отец убрал руку, Эдвард с легкой досадой пригладил волосы.
– Рыбные палочки. Капитан Кирк их любит, – сказал он, глядя на собаку с нежностью. – Правда, любишь? – Он потерся носом о нос спаниеля.
Фрэнни внимательно смотрела на Эдварда, пытаясь понять, была ли эта бестактность намеренной или нет.
– Думаю, на сегодня нам уже достаточно палочек.
Эдвард приуныл.
– Но почему?
– Я даже не знаю, есть ли они у нас.
Лицо Эдварда приняло совсем огорченное выражение.
– Я хочу рыбные палочки, пожалуйста, папа.
Он топнул ногой, и Фрэнни почувствовала себя неловко, будто была виновата в том, что мальчик слишком утомился за день и теперь капризничал.
– Ну хорошо, хорошо.
Слезы хлынули у него из глаз. Фрэнни вдруг от всего сердца стало жаль Эдварда. Может быть, смерть матери все еще так действует на него. Может, этим объясняется его поведение. Но как быть с вырезанной заметкой? Она поймала взгляд Оливера, он грустно улыбнулся ей в ответ. Последний луч солнца скользнул по внутреннему дворику и погас, как будто выключили свет. Эдвард крепко прижал к себе Капитана Кирка и начал качать его на руках; слезы текли струйкой по щекам. Оливер вынул пакетик из чашки Фрэнни и вопросительно приподнял бутылку молока. Она кивнула.
Оливер внимательно посмотрел на Эдварда, потом положил руку ему на плечо и слегка сжал его. Мальчик заговорил, не глядя на отца.
– Мне страшно, папа, – произнес он.
– Все в порядке, – ответил отец. – Все в порядке. – Он протянул Фрэнни ее чашку и с усталой улыбкой посмотрел на часы; потом подхватил Эдварда на руки. – Мальчик просто немного устал. Ты очень хочешь смотреть фильм, а не спать?
– Хочу смотреть «Терминатор-2».
Оливер подмигнул Фрэнни и понес мальчика из комнаты. Капитан Кирк вскочил и побежал за ними.
Фрэнни уселась за стол и подула на чай, размышляя о странной реплике Эдварда. Мне страшно. Хотела бы она знать, отчего?
Сперва Оливер повел Фрэнни вниз по лестнице в подвалы, демонстрируя ей старые, давно не используемые кухни с огромными печами и узкими окнами, напоминавшими ей окна в детской. Она покорно шла рядом с ним, чувствуя себя немного неловко, как будто она была туристом, осматривающим достопримечательности; она все еще не понимала, какая роль ей отведена. Потом они отправились наверх, и он показал ей спальню с огромной, отгороженной веревкой кроватью, на которой могло бы поместиться четыре человека и где однажды провел ночь Оливер Кромвель. Но по-настоящему потрясли Фрэнни некоторые предметы обстановки в комнатах. Казалось, они шли по нескончаемой сокровищнице. Первой ее находкой стало этрусское бронзовое зеркало.
На первом этаже Оливер и Фрэнни очутились в длинной, обшитой дубовыми панелями галерее. У окон стояли диванчики, обитые декоративной тканью; вся комната была уставлена изящными диванами и большими столами, на которых лежали открытые альбомы, хранившие историю семьи. Насыщенный желто-розовый отблеск заходящего солнца наполнял комнату неземным светом, и полированный паркет блестел, как гладь озера. На стенах были подвешены массивные вычурные канделябры, выполненные в форме драконов.
– Потрясающе, – восхищенно произнесла Фрэнни, остановившись. Она вдохнула теплый насыщенный запах дерева и прониклась величием абсолютной тишины вокруг.
– По-моему, это ты потрясающая, – сказал Оливер, обняв ее, что явилось для Фрэнни полной неожиданностью.
– Я?
Он нежно прижал ее к себе.
– Да.
Она повернула к нему лицо и улыбнулась:
– О нет. Я самая обычная. – Фрэнни погрузилась в пристальную голубизну его глаз и почувствовала силу рук Оливера.
– Да, ты потрясающая, – повторил он. – И очень красивая. – Он крепче прижал ее к себе.
Кровь стучала в висках Фрэнни, девушку охватило желание. Оливер разжал объятия и подошел к стеклянной витрине, она последовала за ним.
– Спасибо, – произнесла Фрэнни. – Ты тоже очень милый.
Их плечи соприкасались, и между ними вновь царили такая же умиротворенность и легкость, как и накануне вечером, когда они покидали ресторан.
На стене над ними висел портрет мужчины в одежде XVII века. Выражение лица было холодным и надменным. Тонкие губы плотно сжаты в инквизиторской усмешке. Волосы, доходящие до плеч, безукоризненно причесаны в стиле короля Карла, а маленькие, словно детские руки прижимают к груди книгу. Ту самую книгу, догадалась Фрэнни, которая лежит в витрине под стеклом на бархатной подушечке. Книга была написана от руки, выцветшими чернилами, на чем-то вроде плохо сохранившегося пергамента. Почерк было совершенно невозможно разобрать, даже при хорошем освещении. Вдобавок Фрэнни не поняла, на каком языке это написано.
Оливер подошел к ней, и его тень упала на стекло и покоящуюся под ним книгу.
– Это единственная вещь, которую я предпочел бы не иметь.
– Эта книга?
– Да.
– Почему? Что это?
Снаружи к витрине была приклеена табличка с машинописным текстом:
«Малефикарум. Ок. 1650 года н. э.».
– Руководство по проведению сатанинских обрядов. Считается, что оно написано на человеческой коже.
– Серьезно?
– В нашей семье всегда в это верили. Не имею представления, правда это или нет.
Она наклонилась вперед, чувствуя нездоровый интерес. Книга была настолько же искусно сделана, насколько ужасна. Фрэнни вгляделась в структуру материала: сплошные мелкие складочки, все омерзительного темно-коричневого цвета. Преодолев отвращение, она наклонилась ниже, стараясь тщательнее рассмотреть книгу. Фрэнни уже видела предметы культа диких племен с фрагментами засушенной человеческой кожи мумий. Она обычно выглядела именно так, похоже на эту.
– Ты когда-нибудь пробовал отдать это на анализ?
– Нет.
– Я могу устроить это.
На его лице отразилось волнение.
– Не уверен, что хочу это точно знать. Это кровавая дьявольская вещь, чем бы она ни была. Я никогда даже не трогал ее и не собираюсь.
– А какова ее история?
– Ее написал один из моих предков – второй маркиз. – Он кивнул на портрет.
– Это он?
– Да. Лорд Фрэнсис Халкин.
– Тот единственный, который не похоронен в фамильной часовне?
Он нахмурился:
– Откуда ты знаешь?
– Эдвард рассказал мне, когда мы были там.
Он помрачнел.
– Это был жестокий, ужасный во всех отношениях человек. – Он с опаской взглянул на книгу. – Он занимался колдовством. Черной магией. И еще множеством разных вещей. Он был в некотором роде последователем Жиля де Реца.
– Имя мне знакомо. Кто это?
– Один довольно неприятный француз, который любил заниматься сексом с маленькими мальчиками, перерезая им горло во время полового акта.
Оливер отошел, и его тень, скользнув по страницам книги, на мгновение создала иллюзию, будто кожа дышит. Фрэнни в смятении отвернулась, не в силах больше даже стоять у витрины. Пол под ее ногой скрипнул.
Оливер засунул руки в карманы. Солнечный свет казался каким-то неуместным в этой комнате. Она последовала за неторопливо шагающим Оливером.
– Говорят, что Жиль де Рец убил более девятисот мальчиков – самый страшный маньяк-убийца за всю историю человечества. Я не знаю, сколько убил второй маркиз. Равно как и не знаю, на чем он написал свою книгу. – Он остановился и повернулся к ней. – Я никогда не воспринимал болтовню об аристократии всерьез. Среди наших предков праведников нет.
– Полно обычных людей, которые тоже не слишком хороши, – заметила Фрэнни. – Множество обычных людей принимали участие в зверствах. Видел бы ты те орудия, которые я рассортировываю в музее. Штучки типа усыпанных драгоценными камнями индийских кастетов с приспособлениями для отрезания ушей. Как ты думаешь, отрезание ушей движет человечество вперед?
– Да, поскольку мешает носить плееры с наушниками.
Она прыснула со смеху, затем оглянулась на витрину:
– Почему ты хранишь эту книгу здесь? Почему не продашь ее в музей?
Он пожал плечами:
– Это часть наследия дома, нравится это мне или нет. Здесь полно других вещей, от которых я не в восторге. Хотелось бы спихнуть куда-нибудь хоть часть старых скучных портретов и купить несколько современных картин – поддержать молодых художников. Но люди хотят видеть на этих стенах историю рода. – Он снова двинулся вперед. – Книга привлекает посетителей; у нас бывают разные типы, интересующиеся оккультизмом и способные проехать сотни миль только для того, чтобы взглянуть на нее, – она упоминается во многих справочниках. Я получаю по два-три письма в год от новоявленных групп с призывом сжечь ее.
Покинув галерею, они направились в столовую. На круглом столе красного дерева стояли обеденные приборы.
– Вот здесь мои предки, должно быть, обедали в интимной обстановке.
– Интимный обед на шестнадцать персон? – сострила Фрэнни, сосчитав число мест.
– Стол можно раздвигать и сдвигать.
На каждой из четырех стен висело по картине. На одной, привлекшей внимание Фрэнни, был изображен мужчина, имевший сильное фамильное сходство со вторым маркизом. Его лицо было немного полнее, но в нем была та же надменность; глаза глядели как-то по-лисьи хитро.
– Это третий маркиз, – произнес Оливер. – Лорд Томас. Он выдал своего брата, второго маркиза, Кромвелю и унаследовал титул.
Фрэнни разглядела самодовольство на лице мужчины и уже не удивлялась тому, что сказал Оливер.
– Это произошло в гражданскую войну.[10] У семьи был дом в Лондоне, потом уничтоженный во время Великого пожара. Так вот, из дома тянулся подземный ход к Темзе, и, как гласит предание, второй маркиз позволял роялистам укрываться там в обмен на то, что они поставляли ему мальчиков.
– А что с ним стало?
Глаза Оливера блуждали по комнате.
– Ему сделали «горячий ошейник».
– Что это значит?