– Тристрам хочет поиграть в мою игру.
– В другой раз. Дядя Чарльз уже уходит.
Чарльз почесал в затылке и посмотрел на Фрэнни:
– А вы… мм… знаете эти места?
– Почти совсем не знаю.
– А, понятно. – Он снова уставился в землю, словно придумывая, что бы еще сказать.
– Как я понимаю, у вас проблемы с коровами? – произнесла она. Боль от укуса стихла под действием вина, но губа все еще казалась опухшей, и Фрэнни боялась, что выглядит немного странно.
Он засунул руки в карманы джинсов и вновь обратился к траве под ногами.
– Да, боюсь, что так; с одной или двумя. – Чарльз взглянул на Оливера, потом посмотрел на часы, затем опять на Фрэнни. – Приятно было познакомиться, извините, мы спешим. Дети все собираются на какой-то таинственный пикник, и мать очень настаивала, чтобы мы приехали вовремя.
– Мне тоже было приятно познакомиться с вами.
– Не забудь подарок, – напомнил Оливер Эдварду.
– Я еще должен дарить Джеми Миддлтону подарок?!
– Конечно, должен, это ведь его день рождения.
– Я бы лучше подарил его Тристраму.
Двоюродный брат Эдварда подскочил от радости:
– Я согласен!
Фрэнни почувствовала себя свободнее, когда Чарльз и его заляпанный грязью «ренджровер» скрылись за углом дома; точно так она чувствовала себя в детстве, когда родители уходили и оставляли ее одну. Фрэнни предвкушала несколько часов наедине с Оливером. Она взяла его руку и крепко сжала. Он притянул ее другую руку и легонько поцеловал в лоб.
– Тебе лучше?
– Намного. – Она взглянула ему в глаза, ища в них подтверждение – подтверждение того, что его сын не нарочно дал ей эту сливу с осой внутри.
Они лежали в шезлонгах возле бассейна, на солнце. Потом перешли в деревянную раздевалку и занимались любовью на жестком, пыльном полу. Солнечные лучи плясали над их головами, словно лучи кинопроектора. В душном воздухе пахло резиной от развешанных и забытых купальных костюмов.
Потом они лежали в тишине. Фрэнни взяла его запястье, поднесла руку к лицу и ласково куснула указательный палец. Затем начала легонько ласкать его, ощущая на своем лице теплое дыхание. Капли пота побежали у нее по лбу и щекам, скатываясь вниз по шее, а волосы прилипли к голове. Паук повис над ними на своей блестящей тоненькой нити. Боль снова возвращалась, и Фрэнни втянула в себя воздух сквозь сжатые зубы; через несколько мгновений жжение немного отступило.
Оливер перекатился на бок, приподнялся на локте и приблизил свое лицо к ней.
– Мне очень жаль, что тебя ужалила оса.
– Тебе не кажется, что Эдвард немного ревнует тебя ко мне?
Ее слова, казалось, ударили его, как электрический разряд. Она мгновенно почувствовала перемену в нем; он словно весь ощетинился.
– Что ты имеешь в виду? – Оливер резко отодвинулся от нее, взгляд его стал холодным.
– Ничего, – поспешила ответить она, испуганная его реакцией.
– Ты считаешь, он сделал это нарочно?
– Нет… не нарочно, не со зла. Мне только кажется, может быть, какая-то часть его… ты понимаешь… он сам не сознает этого… но она восстает против меня; или любого другого, с кем ты сходишься.
– Ты действительно думаешь, что Эдвард намеренно дал тебе сливу с осой? – В голосе был лед – голос чужого человека. Он сел и, обхватив колени, мрачно уставился на нее.
Фрэнни смотрела на паука, взбирающегося по своей паутинке, боясь взглянуть на Оливера.
– Нет. Я не имела этого в виду.
И тут же она рассердилась на себя, потому что это была неправда. Именно это она и имела в виду.
В бассейне они плавали каждый сам по себе, как будто были незнакомы. Оливер делал длинные рывки мощным кролем, время от времени ложась на спину и переводя дыхание. Фрэнни скользила из конца в конец медленным брассом. Каждый раз, когда она останавливалась, Оливер снова срывался с места.
Они пили чай возле бассейна в лучах заходящего солнца, разговаривали о каких-то банальных вещах, чувствуя неловкость. Фрэнни в отчаянии старалась исправить положение, напуганная тем, что она наделала. Оливер не пытался прикоснуться к ней и никак не отреагировал на ее слабую попытку пожать его руку. Она проклинала себя за свои слова.
Затем он оставил ее у бассейна, сказав, что попытается еще раз завести самолет, и не предложил ей присоединиться к нему. Фрэнни услышала удаляющийся рев мотора «ренджровера», который выл так, словно водитель срывал на нем злость. Через несколько минут тишину нарушил приглушенный хлопок, прозвучавший как выстрел. Потом еще один, после чего до нее донесся отдаленный яростный рев, длившийся примерно секунду. Это повторялось несколько раз в течение четверти часа, до тех пор, пока рев не перешел в равномерный, монотонный гул, продолжавшийся несколько минут. Фрэнни лишь острее почувствовала одиночество.
Вечером они должны были возвращаться в город. Оливер собирался в выходной повести Эдварда в лондонский зоопарк. Странно, подумала Фрэнни, когда она впервые встретила их, они возвращались из другого зоопарка. Она решила, что это совпадение, о котором не стоит и вспоминать.
Через несколько часов они расстанутся на пороге ее квартиры, и она вновь вернется в свой мир. К цветам в ее спальне. К сердитому разговору с родителями по телефону, они будут возмущаться, почему она не сообщила, что не приедет к обеду. К ожиданию звонка от Дебби Джонсон, желающей услышать все о том, как она провела уик-энд.
И о том, как она сама все разрушила.
Облака занавесили заходящее солнце. Воздух остывал, и Фрэнни поежилась.
Часы неумолимо пробили пять раз. Каждый удар отзывался в тихом, безветренном воздухе долгим эхом, будто предупреждая о чем-то. Бом-м, били часы. Держитесь отсюда подальше! Бом-м. Опасность! Бом-м. Надеюсь, ты не собираешься спать с моим папой? Бом-м. Non omnis moriar. Бом-м. Весь я не умру.
Первая капля дождя капнула ей на щеку, как слеза.
Дождь отчаянно хлестал, когда они, наконец, съехали с автострады в оранжевую дымку натриевых уличных фонарей, обозначавшую начало лондонских пригородов и конец уик-энда. «Дворники» скрипели, двигаясь из стороны в сторону, но брызги дождя тут же вновь заливали стекло. Вдаль уходила вереница красных габаритных огней. Они по очереди начинали мигать, когда машина тормозила. Бледно-голубой светящийся кубик метнулся навстречу им, словно выпущенный из рогатки. За ним еще один. «Ренджровер» замедлил ход.
– Почему мы останавливаемся? – устало спросил Эдвард с заднего сиденья.
Оливер переключил передачу.
– Похоже на аварию! – ответил он, перекрикивая шум мотора и «Триллер» Майкла Джексона, который по настоянию Эдварда был включен на полную громкость, так что звенело в ушах.
Эдвард прижался лицом к стеклу. Машины выстроились в ряд перед знаком: «ПОЛИЦИЯ. АВАРИЯ. СНИЗЬТЕ СКОРОСТЬ». Поперек тротуара валялся перевернутый белый автомобиль, почти разрубленный пополам погнутым фонарным столбом. Вторая машина, у которой не было почти всей передней части, а крыша была отогнута вверх, как будто кто-то вскрывал ее консервным ножом, стояла развернувшись в другую сторону. В первой машине находились два скрюченных человека, их головы от резкого толчка свесились вперед. Лобовое стекло было покрыто, как инеем, сетью мелких трещин. Фрэнни попыталась не смотреть, чувствуя ужас, который охватывал ее при виде любой аварии, но страшное зрелище словно гипнотизировало.
Позади выла сирена. Полисмен останавливал движение, направляя всех в сторону. Промчалась пожарная машина, а через несколько секунд «скорая помощь». Голубые блики скользили по мокрому, блестящему асфальту.
– Как ты думаешь, пап, что тут случилось?
Несколько человек столпились на дороге вокруг тела. Слабея, Фрэнни увидела, что это была девушка; она лежала неподвижно. Темная лужица натекла из ее головы.
– Эта женщина умерла, папа?
– Думаю, она просто без сознания.
Множество людей окружило машины, и подходили все новые. Двое мужчин дергали дверцу автомобиля, пытаясь открыть ее. Когда она распахнулась, Фрэнни сквозь рев мотора «ренджровера» и грохот музыки расслышала протестующий скрежет металла. Звук был таким, чтобы резануть по нервам со всей силы.
Эдвард в волнении потряс Фрэнни за плечо и, понизив голос, сказал:
– По-моему, она наверняка мертвая. Она вообще не двигается.
Полисмен ожесточенно замахал жезлом, пропуская их. Эдвард повернулся и уставился на происходящее через заднее стекло.
– Папа, включи задние «дворники», пожалуйста! Скорей. Скорей же! Мне не видно!
Автомобиль набрал скорость, и место происшествия осталось позади. Образ девушки, лежащей на дороге, стоял у Фрэнни перед глазами.
Эдвард произнес:
– Elephas maximus.[13]
Она повернулась.
– Loxodonta africanus. Giraffidae. – Он выговаривал слова отчетливо, но тихо, и она сперва не разобрала толком, что он говорит. – Diceros bicornis. Diceros simus.
Фрэнни взглянула на Оливера. Он, нахмурившись, смотрел в зеркало заднего вида. Она опять повернулась. Эдвард не улыбался. Внезапно в машине стало холодно, и Фрэнни почувствовала мурашки на теле. Шок от зрелища аварии, подумала она.
– Hippopotamus amphibius. Hippopotamus libieriensis. – Эдвард смотрел вперед, декламируя без всякого выражения.
– Это звери, которых ты хочешь завтра увидеть? – спросила она.
– Lamahuanacusglama. Pantherapardus. Pantherauncia. Neofelis nebulosa. Pantheraleo. Erethizontidae. Hystricidae. Hyaena hyaena. Hyaena brunnea. Hyaena crocuta.
В этой веренице латинских слов было что-то жуткое, и Фрэнни почувствовала, как волосы у нее на затылке встают дыбом. Она посмотрела на Оливера, который по-прежнему смотрел на сына в зеркало. Его лицо застыло как маска. Она ничего не могла прочесть на нем.
– Crocodylus. Osteolaemus. Crocodylus porosus.
– Эдвард, достаточно, – вдруг сказал Оливер.
Машина равномерно ползла в потоке, стали появляться очертания знакомой местности. Потемневшее от копоти здание винного магазина. Бензозаправка «Галф». Станция метро «Саут-Клэфем». Слабый красноватый свет из-за причудливо вырезанных окон индийского ресторанчика. Аптека. Винный бар и пиццерия; стоящие снаружи столики пустуют под дождем.