– В светлый путь! – крикнула им напоследок хозяйка таверны.
Эвон радостно махал ей. Махал, пока не увидел за ее спиной силуэт человека, до этого сидевшего за столом внутри. Полный ненависти взгляд впивался в них, а безумная улыбка на лице не предвещала ничего хорошего.
– Куан… – прошептал он, и Юта вздернула поводья.
Кони быстро поскакали вдаль.
Глава 16. Юриэль
Юри никогда не врала Соно. Просто понимала, что он рано или поздно все узнает. От ниджая ничего не скроешь: Хикаро научил его читать людей. Но ей хотелось быть для него загадкой, поэтому каждый свой рассказ она эмоционально приукрашивала. А иногда, наоборот, что-нибудь умалчивала или недоговаривала, надеясь, что Соно заинтересуется и попробует узнать ее чуть лучше. Но ниджай всегда находил дела поважнее, чем болтать или сплетничать о других членах клана, обсуждать ее здоровье и удачные тренировки с учителем. Тогда Юри отстранилась, окончательно решив обойтись без его помощи и поддержки.
Ниджай был закрытым, и как бы Юри ни старалась, близки они стали только после смерти Хикаро. Тогда он пообещал не бросать Юри и всегда быть рядом. Он начал заботиться о ней, переживать и помогать. Каждый вечер заходил разжигать очаг и вместо учителя садился рядом, чтобы вместе поужинать. Юри без умолку рассказывала ему о своем дне, а он молча выслушивал, иногда давая советы. Соно стал ей близким другом и, заменив Хикаро, помог выжить в «Или», не потеряв себя.
Но стоило покинуть клан, как все изменилось. Изменилась она. Ее цели стали другими, как казалось ей самой, верными. Юри потеряла отца, которого убили сектанты, потеряла брата, который стал правителем страны, избавившись от королевской семьи. Сиаф запуталась в своих снах, переставших отвечать на ее вопросы. Она не знала, что делать дальше, как помочь Юстину и отомстить Ренрису. К тому же она не понимала, какие цели преследует Соно. Тогда, на корабле, он сказал, будто жаждет спасения. Хочет остановить клан и помочь детям, которых воруют наемники. Ниджай преследовал благую цель, но что-то настораживало Юри. Он никогда не рассказывал ей о прошлом, умалчивал о родителях и не делился мыслями, что, будто улей, роились в его голове. Все эти дни он был насторожен и немногословен. Впрочем, как обычно, но сейчас Юри чувствовала напряжение, исходившее от него сокрушительной волной. Ей очень хотелось с ним поговорить, но ему, кажется, она была не нужна, раз между ней и молчанием он выбирал второе. Сиаф чувствовала, как под ногами трещит земля. Медленно разрушается и превращается в пропасть, на другой стороне которой стоял ниджай.
Ночью, когда они не спали, охраняя Далию и Эвона, Юри подумала, будто они сблизились вновь. Ниджай напомнил, что она не одна, и, крепко сжав в своих объятиях, подарил спокойствие, в котором она так нуждалась. Ей хотелось остаться рядом и, сидя всю ночь на земле, любоваться звездами. Они смогли ненадолго отвлечься и вспомнить Хикаро, который отругал бы их за безрассудство, но похвалил бы за стремления и новый, проложенный ими самими путь. Той ночью Юри опять стала счастливой, стоило шершавой ладони Соно коснуться ее рук. Он гладил и обнимал ее, как только с ее лица уходила улыбка. Но этого всего казалось мало. Юри так и не узнала его план, теряя желание рассказать о своем. Уставшие и измотанные, они быстро уснули, и Юри увидела сон, который впервые не смогла истолковать.
Не верь тому, что видишь ты.
Пусть распускаются цветы,
Что ядом пчел опылены
И тьмой густой окутаны.
Всему придет конец, мой друг.
Любовь страданьем станет вдруг,
А тот, кто приласкал бутон,
Падет от нежных теплых рук.
Свет станет тьмой, и злом, и болью.
И как бы было нелегко,
Ты не смотри в глаза изгою,
Что раньше был нужней всего.
Приняв объятья пустоты,
Пройдет вся боль, уйдут мечты.
Не верь тому, что видишь ты,
Пусть увядают все цветы.
Мужской низкий, хриплый голос пел ей, пока она стояла, окруженная темнотой. Едкий запах цветов, который заполнил Эверок, смешался с кровью. Юри кричала, звала того, кто пел, просила выйти, забыв о том, что во снах никто и никогда ее не слышит.
– Кто ты и чего хочешь от меня? – Она не сдавалась. – Ты… Ты смерть?
Пение прекратилось, не оставив за собой даже эха. Воздух вокруг будто начал сжиматься. Темнота стала давить еще сильнее, пока рядом не раздался шепот:
– Не верь тому, что видишь ты…
Юри обернулась и взглядом столкнулась с налитыми кровью глазами, уставившимися прямо на нее.
– Ты не смотри в глаза изгою.
Сиаф закричала от страха, который сковал ее трясущееся тело. Певшее ей существо, не моргая, злобно смотрело, медленно приближаясь.
– Уходи! – заливаясь слезами, молила она. – Уйди сейчас же!
Юриэль боялась отвести взгляд, потерять существо во тьме, в которой она безоружна. Сиаф задыхалась, ее руки дрожали, а голова болела от громкого пения. Она шла спиной и, запутавшись в собственных ногах, упала, больно ударившись локтями. Одежда сразу намокла, а белая вспышка осветила темноту. Юри ослепило, но, щурясь, она увидела кровь. Лужа, залившая пол, ручейком тянулась от тела девушки с длинными волосами и белой, как у трупа, кожей. Она держалась за рану в животе. Сиаф вскочила с пола и отбежала подальше от тела, пропахшего смертью.
– Пусть увядают все цветы, – несся за ней мужской голос.
И лишь лай собак разбудил Юриэль.
Она не рассказала об этом Соно. Все никак не могла выбрать подходящий момент, да и разобраться во всем хотела сама, понять, кто мучает ее во снах и путает еще сильнее. Эвон пообещал отвести ее к старой провидице, которая поможет обуздать проклятый дар, и каждый раз эти мысли заставляли ее торопиться в Рокрэйн.
Глубокая ночь холодным воздухом осела в легких. Юриэль мысленно похвалила себя за то, что заставила всех надеть меховые накидки и жилетки. Телега приближалась к высокой, заснеженной Рэкенской горе. Юри почувствовала себя крошечной рядом с каменной глыбой, которая прятала за собой целую страну. На этой горе не было деревьев, тропинок и людей, поднимавшихся на вершину. Лишь огромные белые шапки и птицы, кружившие над ними. Юри знала, что в Рокрэйн нельзя попасть ни с одной из его сторон. Единственный вход располагался в пещере и выводил прямо в руки святому олхи. Сиаф не верила в эти слухи и знала, что когда увидит все своими глазами, то разрушит очередную легенду.
Рассвет медленно подкрадывался, лаская пробивающимися лучами лица. Подскакивая на кочках, беглецы ехали в трясущейся телеге. Юта, знающая только северный язык, напевала мелодию, которую иногда подхватывал травник. Юри иногда не понимала, о чем они говорили, но, заметив ее интерес, Эвон любезно переводил ей их диалог.
– Я спросил ее о том, что изменилось в Рокрэйне, – произнес он. – Она сказала, что льды медленно тают. Скоро они треснут, и я буду тем, кто расколет многовековые глыбы. – Эвон задумался. – Звучит красиво, что бы это ни значило.
– Йа, йа, – будто понимая их, поддакивала Юта.
Эвон вновь заговорил с ней на северном языке и после долгого общения наконец-то перевел все Юри.
– В пабе Юта сказала, что она была мечницей моего брата. Обычно такие люди посвящают свою жизнь королям и принцам, но она ушла. Мне стало интересно почему.
– И почему же? – заинтересовалась сиаф.
– «Он хороший ученик и хороший будущий правитель. Я дала ему все, что могла, и взамен попросила свободы. Мне было тяжело смотреть на то, как с ним обходится отец и как каждый день он страдает от бремени, свалившегося на его плечи, поэтому я сдалась. И ушла», – процитировал Эвон.
– Твой брат поступил правильно, раз смог отпустить ее. Он добрый человек.
Травник тяжело вздохнул и размял затекшие пальцы. Кажется, он был с ней не согласен.
– А как она попала на Схиалу? – решила продолжить разговор Юри.
Эвон сразу же перевел вопрос для Юты.
Сиафу начинало казаться, что она стала понимать северный язык. Но когда Юта вновь быстро на нем заговорила, Юри потеряла интерес к его изучению. Эти шипящие и кряхтящие звуки ей, очевидно, неподвластны. Северный язык совсем не похож на тот, на котором говорят все страны, кроме Рокрэйна. У него свои законы, и он явно не желал равняться на других.
– Она захотела отправиться на остров сама, чтобы узнать, правда ли он такой, как о нем рассказывают, но пираты захватили ее лодку. Юта стала их пленницей. А позже ее купили на аукционе и увезли в Свесу. Туда, где мы ее и встретили.
Дождавшись, когда Эвон замолчит, Юта быстро добавила что-то еще, и Эвон вновь перевел:
– Говорит, что ей повезло. Она нашла новую семью – людей, которых полюбила как родных. Та бабушка стала для нее мамой, а Илина – сестрой.
– Я рада, что у Юты все сложилось хорошо. Она заслужила счастливую жизнь.
Эвон передал эти слова, и Юта, улыбнувшись, повернулась к Юри. Если бы не поводья, она наверняка обняла бы сиафа и получила бы объятия в ответ.
По усыпанной кочками дороге Юта везла их к Рэкенской горе. Давно уснувшая Далия качалась из стороны в сторону. Соно иногда открывал глаза, проверяя, все ли в порядке. Юри попыталась отдохнуть, но из-за тряски ее сильно тошнило, и если она переставала смотреть на дорогу, то становилось хуже. Хоть немного, но она все же смогла вздремнуть, а очнувшись, увидела так и не ложившегося Эвона. Он был встревожен, постоянно оборачивался, выискивая кого-то на дороге, и всматривался в Большой лес. Нервно напевая, он стучал ногой в такт и щелкал пальцами на припеве.
– Что-то случилось?
Уснувшая на скамейке Далия заерзала, стоило Юри заговорить чуть громче.
– Нет. Все хорошо. – Эвон явно не хотел продолжать беседу.