Пророчество тьмы — страница 37 из 48

– Меняет, ниджай. Это меняет все, поэтому не смей поступать с Юри плохо.

– Уже поздно.

– Почему? Ворвись к ней в комнату, обними и поцелуй. Признайся, наконец, в своих чувствах.

Эвон толкнул Соно в плечо. Он был так воодушевлен, будто сам собирался все сделать за друга.

– Послушай… Ты полюбил ее, потому что она – пылкость, а ты – спокойствие. Она – сердце, а ты – разум. Она – эмоции, а ты – рассудительность. Вы разные, но вы едины, Соно.

– Все сложно, травник.

– Ты сам все усложняешь.

– Я… Я отпустил ее. Теперь она должна отпустить меня, – сказал напоследок Соно.

Он ушел, оставив Эвона одного. Далия засомневалась в том, что ей стоит идти к нему. Принцесса встала, отряхнув от снега подол меховой накидки, и вернулась в дом, где ее уже ждал ниджай.

– Из тебя плохой шпион, – сказал он.

– Прости, я не хотела вас подслушивать.

– Хотела, – он давил на нее.

– Ты прав, – засмущавшись, подтвердила принцесса.

– Мне плевать на то, что ты слышала, и уж тем более не волнует то, о чем думаешь. – Соно зашагал к ней, и она испугалась, что от злости он сделает с ней что-то ужасное.

Хоть они и долго путешествовали вместе, она не хотела оставаться с ним наедине. Он был членом клана, который убивал людей, и, какие бы благие цели ни преследовал, оставался жестоким наемником.

– Накинь на себя, там холодно. – Ниджай удивил ее, протянув шарф, и она обернула его вокруг шеи. – Иди к нему. Он ждет тебя, принцесса.

Соно развернулся и молча скрылся в темноте коридора. А Далия все же вышла на балкон, где, разглядывая звезды, стоял травник.

– Я искала тебя, Эвон, – тихо произнесла она.

– Если ты хочешь узнать у меня что-то про Атерная, то я не готов к разговорам.

– Нет…

– Если про мое прошлое – тоже.

Далия медленно шла к нему, а он, вновь развернувшись, оперся спиной на держащий крышу столб.

– Нет.

– И план по свержению твоего Юстина я тоже сейчас не выдам.

– Да нет же!

– Что тогда? – вздохнул он и, наклонив голову, посмотрел на принцессу сверху вниз.

– Знаешь, я долго думала, стоит ли говорить тебе это, но однажды один мальчик сказал мне, что судьбу не ожидают, ее создают, – и эти слова помогли мне решиться.

Она подошла совсем близко. Так близко, что с легкостью могла разглядеть каждую деталь его безупречной кожи.

– Я кое-что поняла. Что-то очень важное.

Принцесса коснулась его холодной руки. Их пальцы переплелись, и Эвон, кажется, догадался, о чем она хочет сказать.

– Дэл?

Вместо ответа она поднялась на носочки и, упершись ладонью ему в грудь, поцеловала. Он не отпрянул, не оттолкнул ее и даже не удивился. Обхватив ее за талию, Эвон притянул Далию к себе так, чтобы она полностью прижалась к нему. Она расслабилась и, найдя пуговицы на его теплой жилетке, попыталась расстегнуть их.

– Ты уверена? – на секунду прервав поцелуй, спросил травник. – Не будешь жалеть?

– Нет… – ответила в его улыбающиеся губы принцесса.

– Если мы сейчас сорвемся, то обратного пути не будет.

– Знаю…

Нерешительный поцелуй вмиг стал требовательным и страстным. Далия наконец смогла справиться с проклятой жилеткой и, приподняв рубашку, коснулась напряженного живота травника, ощущая жар тела под ладонями. Эвон проглотил стон и, сорвавшись, еще яростнее впился в губы Далии.

– Идем в спальню… – сказал он.

Его руки взяли ее за талию и легко, будто она невесомый цветок, подняли над землей. Наконец-то они смогли сорваться в пропасть, которой испугались на Схиале. Целуя Эвона, Далия обхватила его ногами, и он, поддавшись, понес ее в спальню. Принцессе было плевать, увидит их кто-то или нет. Сейчас она жаждала тела травника, и если найдется смельчак, который их прервет, то она самолично вырежет ему сердце.

Эвон с размаху открыл дверь ее комнаты и громко захлопнул ногой. Прижав принцессу спиной к стене, он выбил из ее легких воздух и, спешно расстегнув накидку, впился губами в изгиб ее шеи. Далия сжала в кулаке его мягкие волосы и, натянув их, подняла его лицо: безупречно красивое, с раскрасневшимися, словно поцелованными огнем, щеками. Они задыхались в и без того душной комнате. Жаровня раскалила воздух, а пламя, танцующее на углях, очерчивало красивые скулы Эвона. Его руки медленно разжались, скользнув вниз по телу Далии, и, коснувшись ногами пола, она развернула травника к стене. Он схватил ее за подбородок и поцеловал. Грубее. Горячее. Эвон больше не мог себя контролировать, а она позволяла это, подаваясь вперед.

Их жизни были неправильными. До этого момента они жили не так, как должны. Сейчас, помимо жара, растекающегося в животе, Далия чувствовала: Эвон вытягивает ее из того болота, в котором она медленно тонула. Она не хотела его отпускать и молила всех святых, чтобы после этой ночи он остался с ней. Травник медлил, гладя ее руки. Но принцесса больше не могла ждать. Она расстегнула его рубашку и, сгорая от нетерпения, царапая ногтями грудь, сорвала ее с плеч Эвона, бросив куда-то под ноги. Далия вновь коснулась его горячего тела и, дразня, провела пальцами по острым ключицам. Очертила его подбородок и, дотронувшись до щеки, остановилась на губах – пухлых, искусанных и раскрасневшихся.

– Дэл… – прошептал он, целуя ее пальцы. – Что же ты творишь…

Он наслаждался каждым изгибом ее тела. И, прильнув к губам, не сдержавшись, укусил их, накрыв после нежным, словно целебным поцелуем. Далия потянулась к своей блузке, но Эвон перехватил ее руки, закинув их к себе на шею. Ее пальцы в тот же момент скользнули в его волосы, а он, сгорая от нетерпения, спешил оголить ее тело, разрывая ткань, трещащую теперь по швам. Эвон, целуя кожу принцессы, нагнулся к ее груди и, развязав шнуровку корсета, сорвал и его. Далия ловила его губы своими, но Эвон, не давая насладиться ими, посмотрел на принцессу. Так, будто увидел впервые. Она не смутилась, понимая: они оба обнажены… и открыты. Между ними больше не осталось секретов, а одежда не прятала то, о чем они оба часто мечтали.

– Такая красивая. – Травник любовался принцессой. – Безупречная.

Его слова раскрепостили ее еще больше. Она потянулась к пряжке его ремня и трясущимися от нетерпения руками расстегнула ее. Травник, держа лицо принцессы, смотрел ей прямо в глаза. Чувствуя его горячее дыхание, Далия тянулась к нему, но он не позволял коснуться губ.

Эвон, схватив принцессу за руку, уложил ее на кровать и, нежно целуя ее живот, медленно стянул с нее остатки одежды. Наслаждаясь наготой и тихими стонами Далии, он прошептал ей на ухо:

– Иди ко мне.

Их влажные от пота и жара тела слились. Эвон проводил пальцами по бедрам Далии нежно, почти невесомо, но в следующий момент уже властно сжимал их. Принцесса наслаждалась его касаниями, а тело, отзываясь на них, будто требовало большего. От жадных поцелуев Эвона кружилась голова. Далия думала лишь о травнике, укравшем ее сердце. О лекаре, исцелившем ее раны. И принце, что спас ее душу. Доверившись друг другу, они окунулись в блаженство, о котором так давно мечтали.


Утром Далия проснулась в одиночестве. Сквозь сон она ощутила, как Эвон аккуратно, чтобы не разбудить, убрал прядь с ее лица. А затем, накрыв ее одеялом, нежно поцеловал. Она вновь уснула. И как он ушел, Далия уже не слышала.

Глава 24. Эвон


Эвон ждал дня рождения принцессы Эверока сильнее, чем свой. Он знал, что хоть там сможет почувствовать себя счастливым. И свободным. Отец не посмеет ударить его или мать на людях. Он будет сидеть за большим столом и улыбаться всем западным лордам и гостям столицы. А Эвон и Атернай наконец-то, не боясь наказания, смогут отдаться веселью и беззаботности.

Портнихи шили праздничные одежды, кухарки готовили настойки и корзины с северными ягодами, а воины точили ножи и кинжалы, которыми показательно сразятся перед именинницей. Путь королевской семьи был недолгим, и Эвон решил, что лучше проспит всю дорогу на коленях мамы, чем выслушает десятки нравоучений от недовольного отца.

Они приехали в западную столицу к обеду, как раз успев к началу торжества. Эвон гостил здесь и раньше, но ничего не помнил, так как был укутанным в пеленки ребенком. Но сейчас с удовольствием рассматривал деревья и георгины, вдыхая соленый запах океана и ловя лицом лучи яркого солнца. Эвон пытался запечатлеть все в своей памяти, чтобы, вернувшись в холодный Аскар, с наслаждением вспоминать об этих теплых деньках.

Семью Скалей встретили слуги замка и сопроводили в гостевые покои. Конечно, намного роскошнее рокрэйнских. Эвон привык к деревянным стенам и твердой кровати, но бархатные балдахины, шелковые простыни, картины и ковры ему понравились куда больше. В каждой комнате стояли высокие лакированные шкафы, фарфоровые вазы с пышными букетами, пуфы и позолоченные ночники рядом с небольшими шкафчиками. Здесь Скали должны были остаться на ночь, чтобы на следующий день продолжить пиршество. Отец обещал Адеру поохотиться вместе в Большом лесу, а мать – прогуляться по рынку вместе с Иолой Бартлетт. Сыновьям же сказали поиграть с другими детьми и поближе познакомиться с принцессой, ведь, возможно, в будущем их семьи породнятся.

Эвон впервые увидел Далию в тронном зале. Ее рыжие волосы собрали в диковинную высокую прическу, а розовое платье было таким пышным, что принцессе приходилось медленно вышагивать. Она держалась статно, благодарила гостей и, сдержанно улыбаясь подаркам, выслушивала комплименты. Эвон любовался ею издалека. Так же, как Атернай, который все это время хмуро стоял за спиной отца.

Стоило закончиться торжественной части, как музыканты заиграли вальс, а гости закружились в такт музыке по мраморному полу. В тот день Эвон впервые увидел схиальских циркачей. Веселились и взрослые, и дети, которые в итоге утянули с собой и его. Поначалу Эвон робел и стеснялся, в своих фантазиях ему было проще знакомиться с новыми друзьями, да и пристальный взгляд отца обязывал его вести себя подобающе. Но перед громкой музыкой и звонким детским смехом Эвон не устоял. Даже мысли о том, что отец изобьет его, когда они вернутся домой, его не пугали. Сейчас он хочет быть как все: счастливым ребенком, утопающим в мечтах и грезах. Жаль, этого не видит Ранви. Мама оставила ее в Аскаре с нянечками: отец не хотел, чтобы дочь позорила его воинственный род.