Сукин сын.
— Истинная сила требует истинных жертв, — твердил дочери Муннам.
Тайши не понимала, что он имел в виду, вплоть до той самой минуты, когда изломанное тело отца распростерлось у ее ног. От этого воспоминания у нее захватило дух. Последний знак отцовской любви — и одобрения — сломил Тайши. Она стояла над ним — новый старший мастер Чжан, владыка шепота, восемнадцатая по счету — и рыдала как ребенок… в общем, она и была ребенком. До нынешнего дня она не простила отца, хотя сама не знала за что.
Тайши посмотрела на высившийся перед ней помост с одной-единственной плитой, где лежало забальзамированное тело. Она закрыла глаза, подавляя прилив горя, охватившего душу. Она была бы рада, просто счастлива предложить Сансо такую же возможность, какую дал ей отец.
Тайши с мукой признала, что ей гораздо лучше здесь, рядом с ним. И от этой мысли хотелось просто сдаться и умереть. Если бы Тайши погибла, как братья, — в каком-нибудь далеком краю, — ее тело сгинуло бы. Кто знает, сумел бы ее дух найти дорогу домой. По крайней мере, оставшись в склепе, она точно провела бы остаток вечности вместе с сыном.
Какое-то царапанье — точнее, постукивание камней — эхом отразилось от стен и прервало ее размышления. Тайши не хотелось вставать и исследовать источник шума. Пускай пришелец обнаружил бы ее на смертном ложе. Но тут у Тайши опять заурчало в животе. Она оглядела себя, дабы убедиться, что вид у нее пристойный. Пришлось поспешно застегнуться.
Гость — молодой человек в вылинявшем одеянии пастуха смерти — появился полминуты спустя, с трудом дыша и волоча по земле тяжелый холщовый мешок. Древний инстинкт одержал верх над Тайши, и она буквально бросилась к вошедшему. Пастух смерти едва успел выпустить из рук мешок — она схватил его, перерыла содержимое и, обнаружив краюху хлеба, впилась в нее зубами, словно умирающее от голода животное, у которого несколько недель во рту не было ни крошки.
Юноша учтиво поклонился.
— Приношу вам свои глубочайшие извинения, мастер Линь. Торговый караван запоздал из-за скверной погоды, и старшие запретили подниматься на гору.
— М-м, м-мхм…
Тайши пыталась сказать молодому человеку, что всё в порядке, но в ту минуту она сама не знала, что важнее — дышать или жевать, и уж тем более не могла произнести связную фразу. Она протянула руку и похлопала его по макушке.
Наконец Тайши утолила первый голод и сделала передышку. Сунув в рот кусок копченого мяса, она удовлетворенно вздохнула и бросила пастуху две связки медных лянов.
— А попить что-нибудь есть, Фу?
Связки, словно по волшебству, исчезли в кармане юноши. Фу сбросил с плеча второй мешок. Девять фляг с водой и две тыквенные бутыли с вином. Тайши предпочла бы наоборот, но делать было нечего. Она бросила молодому человеку еще одну связку монет.
— И еще кое-что. — Фу достал свернутый пергамент со сломанной желтой печатью.
Тайши подняла бровь. Прошло три месяца. Она уже перестала ждать вестей от Мори.
— Ты читал?
— Приношу свои извинения, мастер Линь. Гонец не знал, кому отдать письмо, поэтому оно обошло моих братьев и сестер, прежде чем добралось до меня.
Вполне вероятно. Письмо никому не было адресовано, не было и подписано, но Тайши немедленно узнала безупречный почерк Мори. Он писал ей прекрасные письма в ту пору, когда они любили друг друга, — задолго до того, как она приобрела репутацию военного искусника. Его изящный почерк пробудил множество воспоминаний. Ли Мори был самым нежным, терпеливым и образованным мужчиной из тех, кто ухаживал за Тайши, хотя, честно говоря, перещеголять в этом отношении большинство мастеров военного дела было несложно. Мори заметно отличался от людей, среди которых обычно вращалась она.
Те же самые доброта, терпение и ум часто делали Мори невыносимым, но как же она его любила! Искры прежнего пламени вспыхивали до сих пор. Мори был единственным, кто по собственному желанию оставил Тайши и разбил ей сердце. Они познакомились, когда он посещал Суншэн и готовился стать монахом. Тайши была молодой, отчаянной и страстной. Она не выражала своих мыслей вслух, но полагала, что их любовь сильна, глубока и необходима им обоим. Что Мори, разумеется, предпочтет остаться с ней. Какое самомнение, какая глупость. Она грезила о том, как они вместе — могущественная воительница и философ, поэт, бард, повар — будут странствовать по Просвещенным государствам, бороться со злом, заключать выгодные контракты, достигать славы. Мечты Тайши разлетелись в прах, когда этот хиляк — самая большая ее любовь — надел безобразную шляпу послушника, похожую на рыбий хвост, и сделался монахом Тяньди.
Через три часа после того, как Тайши в слезах и в отчаянии сбежала с церемонии посвящения, ее вырвало. И на следующее утро тоже. Вскоре она выяснила, что беременна. Тайши не стала делиться этой новостью с Мори, но в любом случае попыталась его вернуть. Она умоляла возлюбленного передумать. Мори был хорошим человеком, он поступил бы благородно, если бы она рассказала ему все, однако Тайши хотела, чтобы он сам решил остаться с ней. Свобода выбора, как известно, опасная штука. Они ссорились, упрашивали друг друга, ругались всю ночь, и в конце концов Тайши потеряла терпение, а Мори чуть не лишился жизни.
Она никогда не жалела о том, что умолчала о ребенке. Сансо был ее сыном и ее учеником. Тяньди и Мори не имели к этому никакого отношения — и уж точно Тайши не собиралась теперь бередить старые раны.
Она подавила горькие мысли и сосредоточилась на письме. Как и все послания Мори, оно было длиннее необходимого. Мори умел обращаться со словами — и зачастую использовал слишком много слов, чтобы сказать немногое. А чтение уж точно не было сильной стороной Тайши. Ей пришлось несколько раз перечитать самые цветистые пассажи, прежде чем она наконец поняла, куда следует отправиться. Мори даже назвал своего знакомого, некоего Ву Чуна. К письму он приложил маленький деревянный диск с вырезанной на нем печатью настоятеля храма в Возане. Мори велел показать его настоятелю изначального храма Тяньди.
Он любезно желал Тайши удачи — и просил больше не вламываться к нему посреди ночи.
— Должна же я была убедиться, что ты не удерешь, — пробормотала Тайши.
Она потерла печать меж пальцев. Ей очень хотелось наплевать на письмо. Меньше всего ее волновали храм и несбывшееся пророчество. За три месяца, проведенных в семейном склепе, ее настроения сменились. Тайши перевернула послание, ища еще хоть словечко от человека, которого некогда любила. Она слегка разочаровалась, но не удивилась, обнаружив, что Мори писал строго по делу. Тайши вспомнила, что в пору юности одежда ученика на нем всегда выглядела безупречно.
И тогда она заметила, что Фу по-прежнему стоит рядом, смущенно теребя подол поношенного одеяния. Бедный мальчик ждал платы. Пастухи смерти были низшей сектой Тяньди. В нее попадали все, кому не удалось попасть в другие секты. Пастухи смерти заботились о покойных; они жили одинокой тихой жизнью на многочисленных погребальных горах, усеивавших Просвещенные государства. Их божественным назначением было готовить бренные сосуды к путешествию в загробный мир, направляя души на небеса или в преисподнюю. Иными словами, свою жизнь пастухи смерти проводили, обмывая, бальзамируя и украшая мертвых. Предположительно, души покойных имели облик оставленных тел, поэтому следовало придать трупу приличный вид. В число прочих обязанностей пастухов смерти входило полоть сорняки, подметать склепы, содержать в порядке горные тропы и гонять грабителей.
Хотя они исполняли очень важную работу, платили пастухам смерти весьма скудно. Неудивительно, что послушник Фу подрабатывал вьючным мулом, таская на гору припасы для Тайши. Она бросила ему серебряную монету.
— В следующий раз принеси жареную утку. Мне надоело жевать вяленое мясо.
Юноша помедлил.
— Тысяча извинений, но это невозможно.
Тайши поморщилась.
— Как насчет соленой рыбки?
Пастух смерти как будто испугался — его голос заметно задрожал:
— Вы не понимаете, мастер Линь. Мои глубочайшие извинения. Так продолжаться не может.
Она устремила на него испепеляющий взгляд.
— Если ты хочешь больше денег, то зря.
Юноша покачал головой.
— Нет. Ваш семейный склеп находится возле самой вершины. Дорога туда и обратно до погребального храма занимает целый день, а вы просите меня приходить каждые пять дней. Другие пастухи начинают интересоваться моими отлучками.
— А ты не можешь ходить быстрее?
Он указал на мешок.
— Это долгий и трудный путь.
— Приноси каждый раз вдвое больше припасов, чтобы отлучаться из храма реже.
— Это очень долгий и трудный путь вверх по горной тропе, — повторил он.
Тайши скривилась. Мальчик был прав. Выхода у нее не оставалось.
— Допустим, я могу платить больше.
На самом деле — нет. Но юный пастух в настоящее время был ее единственной связью с внешним миром.
Пастух горестно поклонился.
— Дело не в деньгах, клянусь.
Если Фу не мог или не хотел впредь снабжать ее едой, значит, пребывание Тайши в склепе подошло к концу. Она окинула взглядом каменную плиту, которая должна была стать ее смертным ложем.
— Не угодно ли вам перебраться в другой склеп, поближе к подножию горы? — спросил Фу. — Я успею вас предупредить, если…
Тайши вскинула руку, заставив его замолчать. Вот оно: тихие голоса, обрывки разговора. Слегка звякнул металл. Тяжелое дыхание. Шаги. Несколько человек. Четверо, пятеро.
— За тобой следили, — сказала Тайши, задула ближайшую свечку и движением пальца затушила другую, стоявшую в дальнем углу склепа.
Фу застыл как громом пораженный.
— Простите, простите, мастер, клянусь, я не знал…
Тайши взглядом велела ему молчать и двинулась по коридору. Прижавшись к холодной стене, она закрыла глаза.
Чужаки приближались.
— Здесь так темно и холодно!
— Смотри, куда ступаешь. Прикрой фонарь, иначе ты нас выдашь.