зались гораздо более людными, чем чжунские. Они миновали грязные дворы, набитые нищими. На земле повсюду горели маленькие костры, как будто здешние обитатели просто внутренне сломались и забыли о своих традициях. Сали скрипнула зубами при виде этого святотатства. Она старалась смотреть прямо перед собой, но по мере того, как они заходили все дальше в глубь квартала, сдерживаться становилось труднее. Сали ощущала гнев — и искреннюю скорбь.
Наконец они повернули на чуть менее тесную улицу, на которой было капельку чище, чем в окрестностях, и шли по ней, пока не достигли обветшавшего особняка. В этом большом доме раньше явно жил какой-то вельможа, но, очевидно, особняк уже не один десяток лет стоял заброшенным.
— Как стражи Совета у ворот узнали меня? — спросила Сали, когда они вошли во двор.
Оленеглазый недоверчиво взглянул на нее:
— Ты — Сальминдэ, Бросок Гадюки. Я вырос, слушая истории о твоих подвигах. Когда мы с друзьями в детстве играли в набеги, мне доставалась твоя роль.
Сали вздохнула:
— Ну ладно…
Слуга встретил их во дворе и проводил в сад за домом. Извилистая дорожка вела к идеально круглому пруду. В середине пруда находился остров с бамбуковым павильоном. У моста, соединявшего остров с берегом, стояли двое стражников. Оленеглазый подошел к ним и что-то сказал. Сали заметила у стражей — мужчины и женщины — зеленую нашивку на плече.
Оленеглазый вернулся.
— Начальник стражи сообщит о твоем прибытии Совету Незры. Это не займет много времени. Я…
— Делай что нужно, я не возражаю.
Мальчик явно нервничал. Почему-то от его тревоги Сали самой стало не по себе. Быть может, это засада? Но с какой стати Совету Незры на нее покушаться? Сали посмотрела направо и налево: пятеро стражей в пределах видимости. Совету стоило бы собрать больше людей, если они хотели ее убить.
Оленеглазый стремительно развернулся к ней. Так быстро, что Сали почти вздрогнула. Будь у него в руках нечто, напоминающее оружие, он уже был бы мертв.
— Тысяча извинений, Бросок Гадюки Сальминдэ, — неуклюже выговорил юноша. — Я только хочу спросить. Раз вы вернулись, значит, вы восстановите секту?
— Я…
— Если да, умоляю, позвольте мне быть первым, кто назовет вас мастером. Меня зовут Хампа. Я просил позволения вступить в секту накануне падения Незры. Я всегда мечтал стать Броском Гадюки…
Сали повернула его лицом к озеру, заставив замолчать, и проговорила сквозь сомкнутые губы:
— Ты должен охранять меня, юный Хампа.
Он оправился в ту самую минуту, когда начальник караула вернулся на берег. Стражник приблизился к Сали и протянул руку.
— Совет Незры согласен вас принять. Отдайте оружие.
Как интересно.
— Попробуйте забрать.
— Вы получите его обратно после аудиенции.
Сали ответила молчанием. Начальник караула заколебался под ее взглядом.
— Я не могу пропустить вас с оружием!
Сали развернулась.
— Когда члены Совета наберутся смелости, пусть пошлют за мной. Я позволю им не сдавать оружие.
— Но… подождите! Нельзя пренебречь вызовом Совета! Эй, задержите ее!
Стражи не двигались с места — никто не смел. Сали уже сделала шаг обратно к дому, когда послышался резкий голос:
— Верните ее, недоумки! Если Бросок Гадюки действительно захочет нас убить, она сделает это и без оружия. Вы, чахлые плющи, не сможете ей помешать.
Сали обернулась, гадая, не претерпел ли дюжий мужчина, которому принадлежал этот голос, такое же преображение, как бедный Кваза. К ее легкой досаде, человек, шагавший к ней по деревянному мосту, был таким же сытым и здоровым, как раньше.
— Ариун.
— Сальминдэ, — произнес он, слегка склонив голову. — Ты, кажется, не рада меня видеть.
— Просто удивлена, — возразила та. — Я не думала, что начальник обороны Незры мог пережить свой город.
— Я могу сказать то же и о тебе, Воля Хана, — ответил Ариун и жестом позвал ее за собой. — Пойдем. Тогда мы оба сможем утолить наше любопытство.
Сали не видела причин отказываться. Бок о бок они зашагали по мосту.
— Ты теперь входишь в Совет?
— Я его возглавляю.
— Какое счастливое стечение обстоятельств.
— Ничего счастливого. Здесь нет победителей, Сальминдэ. Никто не хочет состоять в Совете. Мы страдаем под властью чжунцев, пытаясь облегчить бремя нашего народа.
— По крайней мере, ты не голодаешь.
Сали разглядывала Ариуна, пока они шли по мосту. Морщины у него на лице стали глубже и резче. Выбритые виски поседели. Тем не менее он оставался крепким и мускулистым и обзавелся внушительной властной осанкой — настоящий катуанский воин, за тем исключением, что длинные волосы, подобающие воину, были острижены почти под корень. Недоставало ему и еще кое-чего. Вещи, без которой Сали никогда не видела Ариуна раньше.
— А где Жало?
Ариун сжал зубы.
— После нашего поражения, — негромко ответил он, — чжунский генерал потребовал знак покорности от выживших глав города.
Хотя катуанцы обычно не одушевляли принадлежавшие им предметы — лошадь есть лошадь, статуя есть статуя, меч есть меч, — бывали и исключения. «Язык» Сали, которым она очень дорожила, был просто кнутом. Просто оружием, инструментом. Но как она была тем самым Броском Гадюки среди прочих Бросков, так и Жало Ариуна — цепной кнут, который при необходимости превращался в узкий прямой клинок, — был тем самым Жалом. Он достался ему от деда, который считался лучшим оружейником своей эпохи. Ничем другим Ариун так не дорожил.
— Жало теперь в руках человека, который сжег наш город дотла и потопил его в Травяном море?
— Я добровольно принял это решение. И повторил бы, если пришлось, — ради спасения нашего народа. Я ни о чем не жалею.
Сали ему не поверила. Судя по голосу, Ариун сам в это не верил.
Они добрались до островка, где их ждали тринадцать человек — мужчин и женщин, сидевших на деревянных скамьях в бамбуковом павильоне. Все члены Совета Незры были относительно хорошо одеты и сыты. Сали не узнавала лиц — впрочем, не стоило удивляться. За минувшие десять лет она чаще спала под открытом небом, чем у домашнего очага.
Ариун занял свое место во главе Совета.
— Друзья-советники, перед вами Сальминдэ — Бросок Гадюки и Воля Хана.
Сали поклонилась.
— Приветствую Совет Незры.
Судя по их лицам, они ждали ее прибытия без особого восторга.
— Добро пожаловать, Сальминдэ, — сказала седоволосая женщина. — Мы рады, что один из великих воителей Незры вернулся к своему очагу.
Сали внимательно изучала лица сидевших. Ни у кого, кроме Ариуна, не было выбритых висков.
— Что случилось с прежним Советом?
Ариун издал сдавленный звук.
— Прежний Совет после захвата города отверг многие требования чжунцев, поэтому с ним публично расправились.
— Значит, вы игрушечный совет, — резко сказала Сали.
— Мы поддерживаем порядок. И направляем наш народ, — твердо произнесла женщина. — Это вынужденная необходимость. Полагаю, ты понимаешь, что мы приняли мудрое решение.
На этом любезности закончились. Разговор тут же принял ожидаемый оборот.
— Зачем ты приехала в Цзяи? — почти с негодованием спросил сидевший рядом мужчина. — Ты — Воля Хана, но ты все еще жива. Почему ты не вернулась к Целому?
— Я сама решу, когда завершить свою службу народу Катуа, — ответила Сали ледяным тоном, не терпящим возражений. — Настали небывалые времена, и я склонна думать, что принесу больше пользы живой, чем мертвой. Поэтому я стала Искателем Души.
Совет заворчал.
— Это неслыханно, — сказала седая женщина.
— И даже опасно, — заметил морщинистый мужчина, одетый по-чжунски.
— Богохульство, — добавил кто-то.
Сали ощетинилась. Ей страшно надоело слышать попреки от всех и каждого.
Ариун поднял руку, требуя тишины, и спросил:
— Поиски нового воплощения Хана привели тебя сюда?
Сали выдержала его взгляд и кивнула.
— Да.
— Это твоя единственная цель?
Сали, вздернув подбородок, произнесла:
— Вечный Хан — спасение нашего народа. Его возвращение — единственное, что имеет смысл. Я требую вашей помощи.
После возвращения Сали странствовала по Травяному морю, разыскивая тех, кто выжил после падения Незры, прочесывая лагеря беженцев, следуя за слухами и намеками. Однажды она даже позволила себе нарочно попасться разбойничьей шайке. Понемногу, собирая разрозненные воспоминания уцелевших, Сали восстановила картину битвы и ее последствий.
— Для детей Незры времена настали и впрямь небывалые, — сказала седая женщина. — Единственный способ выжить и отомстить — проявить стойкость. Совету понадобилось несколько месяцев, чтобы достичь согласия с оседлыми. Мир, который мы получили, требовал многочисленных встреч и переговоров. Лишь недавно Совет вернул нашему народу подобие спокойствия. И мы не потерпим, чтобы наши успехи превратились в ничто.
— Даже в оковах? — прорычала Сали.
— Даже в качестве слуг, — сердито вмешался молодой человек.
События, последовавшие за падением Незры, были еще ужаснее самой битвы. Сали из первых уст слышала рассказы уцелевших, которым посчастливилось не оказаться в числе тех, кого пригнали силком в командорство.
Лишь седая женщина говорила с некоторым сочувствием.
— Теперь нам остается лишь заботиться о благосостоянии нашего народа. Все остальное, — со смирением произнесла она, — подождет, пока не будет найдено разумное решение.
Сали подавила ярость. Если этот Совет выражал волю ее народа, значит, ее народ потерпел полное поражение. Судя по всему, большинства высших каст Незры более не существовало — возможно, об этом позаботились сами чжунцы. Сали задумалась, отчего выжившие обитатели Незры не возмутились и не восстали. Но легко ей было гневаться — она не испытала того, что пришлось перенести им. Каждый день на протяжении последних трех циклов они пытались выжить во враждебном краю, на мертвой земле.
Хуже всего было то, что шаманы оставили город. Большинство жителей Незры пали, защищая ее. Те, кто выжил в битве, угодили в плен и превратились в кабальных слуг. У Сали болела душа при мысли о том, что она не сражалась рядом со своими сородичами. В качестве одного из условий мира шаманы согласились передать выживших генералу Цюань Са, уничтожившему Незру и ставшему за свои заслуги губернатором Цзяи. Если Мали уцелела, она находилась где-то здесь.