— Бегите! Скорее!
Молодой Ханьсу, не сводя глаз с Цисами, двинулся к ней.
— Лучше послушай свою подружку, — пропела Цисами. — Она, кажется, не дура. Мы, может быть, даже позволим вам унести ноги.
— Она неглупа, в отличие от тебя, — добавила Котеуни. — Мы только что убили твоего наставника.
Монах приготовился к бою.
— И вы за это заплатите.
Он уступал Люманю в росте, но все равно был настоящим великаном. Цисами подумала: жаль, что ему не суждено сделаться еще больше. Каждую руку Пахма украшало всего четыре кольца, но даже не это выдавало неопытность. Ярость — вот что говорило о недостатке самообладания. А еще чрезмерно агрессивная боевая стойка. Но самым красноречивым свидетельством того, что юному Ханьсу недоставало опыта, были…
Цисами прищурилась:
— Ты плачешь, щеночек? Глупыш, в бою не надо плакать.
Глаза у молодого монаха действительно покраснели, по щекам текли слезы.
— Может, он начитался чувствительных стихов, — язвительно заметила Котеуни.
Цисами подхватила насмешку:
— Или мы убили его мамашу по пути сюда.
Монах вытер лицо рукавом.
— Тяньди проклянет тебя, чудовище. Если я первым не отправлю тебя в преисподнюю.
Дети, сжавшись кучкой, стояли в дверях.
— Брат Пахм, что делать?
— Бегите! — крикнул он и набросился на Цисами.
Малыши остались на месте.
Молодой монах уже почти столкнулся с Цисами, когда она небрежно сделала шаг назад, в темную нишу. Она исчезла в сумраке и появилась в темном углу под потолком. Оттуда Цисами прыгнула на плечи воина и пнула его в затылок так, что он с грохотом врезался в стену.
Как только он поднялся и повернулся к ней, на него напала Котеуни — удар саблей выбил из-под него опору, и он снова повалился наземь, а она исчезла в темноте. Молодой монах, взревев, бешено замахал руками — он дрался в том же обезьяньем стиле, что и его учитель, но далеко не так ловко. Цисами, словно танцуя, уклонялась от неуклюжих ударов и полосовала молодого брата Ханьсу ножами. Скоро все его одеяние превратилось в лоскуты. Алые пятна начали появляться там, где лезвие рассекло кожу.
Две тени-убийцы играли с неопытным боевым монахом, постепенно сбивая с него спесь. Движения Пахма становились всё медленнее, промежутки между ними — всё длиннее. Гнев придавал ему сил, но гибель была неизбежна.
Даже дети это поняли. Они визжали все громче, по мере того как боевой монах истекал кровью, и скоро их крики совсем заглушили звуки боя.
Цисами на мгновение отвлеклась и цыкнула:
— Вы, сопляки, не можете помолчать? Я хочу убить вашего монаха спокойно!
Но дети завопили еще пуще.
Монах попытался воспользоваться тем, что она отвернулась, — на это Цисами и рассчитывала. Он встретился лицом с подошвой ее сапога, и голова у него откинулась назад. Нож Цисами вонзился ему в грудь; Котеуни ударила сзади, вогнав саблю противнику в плечо. Обе отступили, когда Ханьсу, зашатавшись, упал на колени. Битва была окончена, хотя Пахм этого еще не понял. Тщетно хватаясь руками за воздух, он опустился на четвереньки.
— Можно? — спросила Котеуни.
— Пожалуйста.
Котеуни зашла ему за спину и запрокинула жертве голову, обнажая шею. Поднеся саблю к горлу монаха, она подмигнула.
— Двое Ханьсу на счету.
Она уже коснулась лезвием его кожи, когда вдруг незримая сила вырвала у нее оружие. От нового удара Котеуни полетела через весь зал. Цисами повернулась как раз вовремя, чтобы получить кулаком в лицо. Перед глазами у тени-убийцы потемнело, зал закружился, и она рухнула на пол, так что все кости зазвенели. Когда Цисами проморгалась и окончательно опомнилась, то увидела перед собой разъяренную старуху — легендарный Шепот Ветра.
Наконец-то достойный противник. Этой схватки Цисами давно ждала. Когда разойдется весть о том, что Мацза Цисами убила знаменитую Линь Тайши и захватила мальчишку-героя, она прославится так, что Союз, несомненно, ее отпустит. Убийца-знаменитость — так себе приобретение.
— А я гадала, когда же ты появишься. Ну, раз мы остались одни, давай посмотрим, кто достоин своей репутации.
Старуха фыркнула:
— А ты и вправду дура.
Цисами, быстро шевельнув запястьем, метнула нож. За ним стремительно последовали еще два. Тайши отбила их на лету, не моргнув и глазом. Тогда Цисами, прибегнув к усовершенствованному стилю Союза, известному как Катящийся кулак, набросилась на нее с вихрем коротких ударов и быстрых пинков, рассчитывая ошеломить свою однорукую противницу.
Тайши, нимало не смутившись, увертывалась, защищалась, отбивала. Обмен ударами продолжался, и ни одна не уступала. Цисами не сразу поняла, что Тайши не удосуживается нападать.
Что бы ни делала Цисами, ей не удавалось пробить оборону. Старуха двигалась легко и безыскусно. Единственная рука действовала, как будто их было восемь. Цисами удвоила усилия: ее руки и ноги отчаянно замелькали, ища у противницы слабые места. Но тщетно.
— У тебя, должно быть, прекрасное воображение, если ты способна придумать столько красивых и бесполезных движений, — зевнув, заметила Тайши.
— Сука, — огрызнулась Цисами.
— Бездарность.
Гнев Цисами кипел, по мере того как усиливались тревога и нетерпение. Она старалась действовать как можно неожиданнее — пригнуться, нанести удар снизу, высоко подпрыгнуть, метнуться в сторону, зайти спереди. Она попробовала даже бросить в лицо старухе пеплом от курительных палочек. Каждый удар на волосок не достигал цели, и, судя по бесстрастному лицу Тайши, та над ней просто издевалась. Обмен ударами завершился тем, что Цисами получила ногой в живот и, задыхаясь, покатилась по полу. Сплюнув кровь, она привстала на колено.
— Не так легко со мной справиться, когда рядом нет дружков, да? — спросила Тайши и сделала быстрое движение рукой.
Цисами отпрянула, когда каменная плитка у нее под ногами разлетелась на куски. Взрывы следовали один за другим, заставляя тень-убийцу откатываться. Она достигла темного угла и, нырнув в сумрак, вышла из-за колонны за спиной у Тайши. В руках у Цисами блеснули черные ножи; она попыталась вонзить их в незащищенную спину старухи. Но Тайши прекрасно знала, где противница, — она ответила размашистым ударом в бок, так что Цисами врезалась в мозаику, и цветные плитки посыпались на нее.
Тайши весело спросила:
— Ты это нарочно?
Цисами села, стряхивая с головы осколки. Дышать было трудно и больно. Очевидно, она сломала пару ребер.
— И кто тут болтушка? Да будет тебе известно, что я просто…
— Что за шум? Кто устроил этот ужасный беспорядок?
Обе повернулись и увидели на пороге молитвенного зала худого сутулого мужчину. Сине-золотое одеяние на нем распахнулось, обнажая тело. Он ахнул, увидев разбитую Небесную Мозаику Тяньди, и ткнул в Цисами пальцем.
— Это ты виновата?
— Ваша Святость, уйдите! — закричала Тайши.
— Кто…
И тут Цисами поняла. В детстве она не раз видела изображения этого человека. Обычно они сопровождались отцовским ремнем. Она понятия не имела, настоящий это оракул или нет, но, если проклятая Тайши им дорожила, Цисами была обязана его убить!
Она лучезарно улыбнулась:
— Ты разве не знаешь, что указывать пальцем невежливо?
В воздухе мелькнула черная молния, и отсеченный палец упал на пол. Сначала на лице оракула появилось удивление, потом боль. Он уставился на обрубок, из которого хлестала кровь, и открыл рот, но не издал ни звука. Прежде чем он успел закричать, Цисами метнула второй нож. Оракул издал громкое шипение, схватился за рукоятку вошедшего в грудь ножа и повалился на пол. Его тело содрогнулось, изо рта потекла кровь.
Тайши с воплем бросилась к нему. Слишком поздно. Брат Ханьсу, который все еще лежал на боку посреди молитвенного зала, скорбно завыл. Дети, которые по-прежнему теснились в дверях, подняли писк. Тогда закричала и Цисами — если всем было можно, почему ей нельзя? Впрочем, ее крик больше напоминал издевательский хохот.
Тайши приподняла голову оракула и метнула на Цисами убийственный взгляд.
— Ты понимаешь, что наделала? За это ты заплатишь не только жизнью! Я уж позабочусь о том, чтобы…
Старуха вздрогнула и замолчала: тело оракула вдруг напряглось, руки и ноги выпрямились, веки, мгновение назад набрякшие, поднялись. Он указал на потолок и произнес отчетливо и звучно:
Сын Небес несет божественное право
На своих плечах — сколь тяжко это бремя.
Судьбой лишен свободы, ввергнут в сон.
Ищи его, о любопытный ветер, в городе на краю мира.
Лишь когда пророчество воскреснет,
Отпрыски небес, земли и преисподней…
Речь оракула оборвалась кашлем и бульканьем, голова откинулась, стукнувшись о каменные плиты, и замерла неподвижно, глядя вбок остекленевшими глазами. В зале воцарилась тишина. Все ошеломленно молчали. Что это было — божественное пророчество или предсмертные слова безумца? Более того… неужели оракул Тяньди действительно умер?
Цисами вообще сомневалась в его существовании. Но что же будет, когда повсюду разойдется весть о том, будто тень-убийца — а именно Мацза Цисами — прикончила вестника пророчества? Не всякая слава хороша.
— Эй, ты!
К ней бросились одновременно Тайши и монах Ханьсу.
Цисами ожидала нападения. Она знала, что настало время исчезнуть, — в ту минуту это желание было сильным как никогда. Она нырнула в ближайшую тень, когда Тайши и Ханьсу приблизились, вышла из темного угла во дворе, подхватила бесчувственную Котеуни и устремилась прочь, торопливо царапая на предплечье: убивайте всех, кто выйдет из храма.
Она почти уже достигла тропы, ведущей вниз с холма, когда над ухом у нее свистнула стрела, а следом еще несколько. Кто-то за спиной у Цисами выругался, получив стрелу в ответ: Бурандин прикрывал отход.
Отряд встретился спустя час. Цанг подкладывал дрова в костер, а Бурандин хлопотал над женой, которая только-только пришла в себя. Хаарен, который действовал на дальнем краю деревни, вернулся последним.