Чэн Ю лишь медленно покачал головой.
– Лин, я надеялся, ты научилась большему. Горы, на которые ты смотришь, остаются для тебя только горами, ты не задумываешься о чувствах и эмоциях пациента. Используешь слишком много терминов, а это значит, что за ними ты не видишь сути вещей. Ты словно вешаешь на пациентов ярлыки, как этикетки на баночки. Открываешь их, анализируешь содержимое, будто обычный врач, но я считаю, что психотерапевт должен быть не таким.
– Тогда как мне следует смотреть на всю эту ситуацию с Сяоланем? – Лин удивленно приподняла брови.
Она сама не заметила, как немного разозлилась. Ей очень не понравилась критика со стороны наставника.
– Ты поймешь это, если будешь продолжать внимательно наблюдать за ним и мной, – произнес Чэн Ю с улыбкой. – А теперь мне нужно увидеть Чжао Сяоляна. Я хочу посмотреть на эту «гору» своими глазами, а ты пока попробуй взглянуть на пациента под другим углом. В эти выходные мне понадобится твоя помощь.
Чжао Сяолян толкнул дверь кабинета. Первым, кого он увидел, был высокий, статный молодой человек, который, стоя спиной ко входу, рисовал картину. На мольберте перед ним обнаружился набросок, на котором проглядывали черты какого-то юноши.
– Господин Чэн… – тихо произнес Чжао Сяолян.
Чэн Ю обернулся к юноше с приятной улыбкой на лице. Он отложил кисть и жестом пригласил Чжао Сяоляна присесть. И сразу заметил, что руки школьника покрыты шрамами, старыми и свежими.
Воздух в кабинете постепенно будто бы пропитывался эмоциями, и Чэн Ю окутала грусть. Он словно видел перед собой маленькое растение, беззащитное, требующее заботы и ухода, – такое же, каким, в его представлении, была и Лин до того, как стала его ассистенткой. Но почему же от этого вроде бы беспомощного создания перед ним исходили такие сильные эмоции? Чэн Ю почувствовал холод на сердце, как будто этот самый холод, преследуя Чжао Сяоляна, распространялся на все вокруг.
Леденящие ощущения нарастали. Психотерапевт поправил рубашку и с состраданием посмотрел на юношу перед собой. Чжао Сяолян глядел в ответ настороженно, скрестив руки на груди, – он принял защитную позицию.
– Ты не чувствуешь холода здесь? – спросил Чэн Ю и указал на свое сердце: – Я вот чувствую. Когда ты вошел в кабинет, на меня нахлынул холод и внутри все словно замерзло.
Чэн Ю дал понять, что понимает боль юноши, и это будто немного смягчило школьника.
– Никто никогда мне не верит, поэтому я не хочу повторять одно и то же.
– Ты имеешь в виду то, что твоя подруга жива? – прямо спросил Чэн Ю. – Прошло полтора года с того случая. Но я понимаю, что ты все еще скорбишь.
Глаза Чжао Сяоляна заблестели, и психотерапевт почувствовал, как ледяная стена, окружавшая юношу, трескается.
– Когда распускаются розы, ее голос становится громче. Я как будто слышу ее через бесчисленное множество цветов, – юноша опустил голову и добавил: – Я знаю, что это странно, но я правда ее слышу.
– Ты можешь мне рассказать, о чем она с тобой говорит? – ровным и спокойным тоном спросил Чэн Ю.
– Она говорит: «Ты скоро умрешь, идем со мной»…
Чжао Сяолян смотрел прямо перед собой, но, казалось, он ничего не видит. Его душа, возможно, была так же пуста, как и этот взгляд.
Чэн Ю по-прежнему ощущал холод, заполнявший пространство в его кабинете.
– Это последние слова, произнесенные Дин Сяомэй. Она прокляла меня перед смертью. И заставляет меня платить мучительную цену за каждый миг, что я существую, день и ночь, все время, – безучастно произнес Чжао Сяолян, как будто был не человеком, а безжизненной куклой.
Начав учиться в школе Наньшаня, Чжао Сяолян светился счастьем. Он любил поговорить и посмеяться – после уроков часто можно было услышать его громкий и заразительный смех. Но после того происшествия его словно подменили.
В классе юношу все старались избегать из-за его холодности, – он замкнулся в себе, стал отстраненным, ни на что не обращал внимания. Поговаривали, что он страдает шизофренией и его надо бы отправить к психиатру. Но то были всего лишь разговоры. Сяолян часто отпрашивался с уроков и мог подолгу не появляться в школе.
Вот что Лин смогла узнать о новом пациенте Чэн Ю. Она понимала, что Чжао Сяолян, испытывая неимоверные душевные страдания, вступил на опасный путь отчуждения и равнодушия к своей жизни и, чуть поскользнувшись, может упасть в пропасть.
Лин решила сходить домой к однокласснику. Она шла по той самой дороге, на которой произошла авария; кровавые пятна, которые покрывали асфальт после смерти девушки, уже давно смыли, машины мчались нескончаемым потоком. Вокруг царило спокойствие, и будто той страшной трагедии и не было вовсе.
Девушка заметила увитую цветущими розами калитку. Алые цветы притягивали взгляд, и воздух вокруг как будто пропитался их благоуханием; это напомнило Лин истории о призраках, которых нельзя увидеть, но чье присутствие можно ощутить.
Согласно добытой информации, именно в этом доме и жил Чжао Сяолян. Она постучала, и дверь приоткрылась. Выглянувшая старая дама с опаской посмотрела на посетительницу.
– Здравствуйте! Я одноклассница Сяоляна. Скажите, пожалуйста, у него все в порядке? – Лин изо всех сил старалась казаться дружелюбной, но ее улыбка выглядела немного натянутой.
Дверь полностью отворилась, и девушка зашла в дом, наполненный атмосферой грусти и печали.
– Вы одна сейчас? – с любопытством спросила Лин. – Я принесла Сяоляну учебник, который он забыл в школе. Думала, по выходным его родители тоже должны быть дома, – добавила она, показывая книгу.
Девушка даже не соврала, Чжао действительно оставил эту книгу на столе, и Лин взяла ее, чтобы использовать как предлог прийти к нему домой.
– Они развелись. После несчастного случая с Сяоляном мой сын и невестка не живут вместе. Теперь у каждого из них своя семья, но они время от времени приезжают, – ответила бабушка мальчика.
Лин осмотрелась в комнате на первом этаже. Двери комнаты вели на террасу, а дальше Лин увидела железную ограду с калиткой. За ней располагался цветочный сад.
– Почти все эти розы вырастил Сяолян, – сказала бабушка.
Лин вошла в сад. В глаза сразу бросились розы, стебли которых глубоко уходили в почву, так что казалось, словно каждый цветок растет отдельно.
Она оглядела клумбу, но не увидела никаких инструментов рядом.
– Нужно быть осторожным, выращивая эти колючие цветы, верно? Почему же я не вижу нигде специальной лопатки и ножниц для ухода за ними? – спросила Лин.
– Сяолян копает землю и, когда нужно, отламывает ветки, голыми руками. Я просила его использовать инструменты, но он не слушается. Сказал, что таким образом цветы будут счастливы и станут хорошо расти, – ответила пожилая женщина.
Лин посмотрела на розы. Она представила, как Сяолян каждый день ломает руками лишнее, чтобы цветы не сильно разрастались, и обрывает засохшие листья. Чувствует ли он себя лучше, когда, делая это, колется о многочисленные шипы?
– Это так несправедливо. Все то, что с ним произошло после смерти Сяомэй. Он не может спокойно жить с тех пор. Я предлагала ему переехать в другой дом, но он отказывается. Мой мальчик ведет себя как одержимый…
– Они… были друзьями, да? – спросила Лин.
– Ну как сказать… Росли рядом, и Сяомэй нравилось приходить к нам поиграть, но потом они внезапно перестали общаться. Через некоторое время Сяомэй погибла в автокатастрофе. После ее смерти Сяолян перестал быть собой…
Женщина вздохнула, и они с Лин вернулись в дом. Бабушка Сяоляна открыла дверь в комнату внука:
– Сама можешь посмотреть. За полгода здесь ничего не изменилось.
Войдя в комнату, Лин почувствовала сильный аромат, похожий на запах роз, цветущих на улице. Она обнаружила, что перед письменным столом, на стенах и на потолке – повсюду висят фотографии милой улыбающейся девушки в длинном белом платье.
Посреди стола стояла медная курильница, в которой тлели угольки благовоний. Рядом лежала открытка, написанное в ней синей ручкой послание почти выцвело. Лин прочитала:
Сяо Бай, скоро Новый год!
Я думаю о каждом празднике, который мы проводили вместе, когда были детьми. Если я свяжу тебе красный шарф, захочешь ли ты его надеть? Обязательно надень! Иначе я превращусь в монстра и нашлю на тебя вечный кошмар!
Сяомэй, похоже, была веселой и жизнерадостной девушкой. Скорее всего, она главенствовала в отношениях с тихим и довольно замкнутым Сяоляном.
– Когда Сяомэй умерла, на ней было это белое платье. Сяолян сказал, что хочет отдать ей дань уважения и помнить ее, каждый день рассматривая эти фотографии. В этом нет ничего удивительного! У Сяомэй всегда был своеобразный характер. Если она чего-то хотела, то добивалась этого всеми возможными способами… И теперь память о Сяомэй причиняет боль Сяоляну. А он истязает себя и мучит всех нас.
Лин закрыла глаза. Она представила, как наступает ночь, меркнет свет, и как будто распускаются цветы. Сяолян сидит в темноте, а со стен, потолка и кровати на него смотрит мертвая девушка. Спит ли он вообще по ночам?
Хоть ей это было совершенно несвойственно Лин чуть не расплакалась: слезы словно душили ее изнутри. Спустя какое-то время она взяла себя в руки, посмотрела в глаза девушке на фотографии и будто почувствовала, как та – с неприязнью – смотрит на нее в ответ.
В кабинете для консультаций Чэн Ю и Лин затеяли очередной спор.
Лин твердо верила: будучи в таком состоянии Чжао Сяолян может совершить самоубийство, и поэтому его надо срочно лечить, вероятно даже принудительно.
– Это всего лишь вопрос времени. В последний раз он предпринял попытку навредить себе днем, в коридоре школы – в общественном месте. Сяолян уже показал свою склонность к суициду, – убеждала наставника Лин.
– Есть много других вариантов лечения. Лин, я не считаю, будто психотерапия – чистая наука. Можно спорить, но это все равно что спорить о том, какого цвета должен быть лунный свет, – совершенно бесполезно. Инструменты психотерапии находятся в руках терапевта.