Чэн Ю попытался успокоиться. У него немного кружилась голова, как будто пробуждалось какое-то давно забытое воспоминание, отчего ему стало не по себе.
– Что с вами? – забеспокоилась Лин.
– Все в порядке, просто хочу увидеть своего психотерапевта. Я давно с ним не встречался, – улыбнулся Чэн Ю и накинул мотоциклетную куртку.
Лин знала о наставниках самих психотерапевтов, супервизорах, но никогда не видела того, кого постоянно упоминал Чэн Ю. Лишь слышала, что это выдающийся человек. Он или она? Лин довольно смутно представляла себе возраст и внешность этого наставника, но не осмеливалась расспрашивать о нем Чэн Ю.
Дверь тихо закрылась. Лин слушала, как постепенно затихают шаги Чэн Ю.
Картина перед ним словно расцветала: лицо юноши по-прежнему было размыто, но на заднем плане росло множество роз, темно-красных и светло-красных, темно-зеленых и светло-зеленых.
– Ваша картина… – Чжао Сяолян указал на мольберт в кабинете.
– Ты видел ее на прошлой неделе, верно? Пока еще рисую, как тебе? – Чэн Ю спокойно присел на кресло перед мальчиком.
– Проклятия… Вы в них верите? Предсмертное проклятие человека обладает мощной силой… Она никогда не уходила… Чем больше цветет роз, тем громче я слышу ее голос, он эхом звучит в моих ушах днем и ночью… – произнес Сяолян, опуская голову.
– Ну, вообще существует множество разных легенд о проклятиях. Ты правда считаешь, что Сяомэй прокляла тебя? – спросил Чэн Ю.
Тень дерева, росшего за окном, качнулась между ними. Сяолян закрыл глаза, глубоко вздохнул и стал медленно рассказывать:
– Она злобно заявила мне тогда: «Пока красная роза не станет белой, я не прощу тебя и буду преследовать даже после смерти. Я хочу, чтобы ты помнил меня и никогда не забывал!» Я не знаю, случайно она попала под машину или вышла ей навстречу намеренно, но ее голос, когда она все это сказала, был полон ярости, я никогда не видел ее такой… Это все, что могу вспомнить о том дне… – юноша схватился за голову – вероятно, от переполнившей его боли.
Чэн Ю чувствовал, что его головокружение постепенно усиливается, а замерзшее тело начинает как будто корежить изнутри – это было похоже на ощущение, когда просыпаешься в незнакомой обстановке и тебя сковывает страх неизвестности. Психотерапевт ухватился за стол и заставил себя встать.
Чэн Ю поднял кисть, представляя перед собой юношу, в одиночестве пытающегося справиться с горем – смертью подруги. После аварии ему остались только слова злобного проклятия, весь его мир разбился вдребезги.
Молодой человек хотел продолжить рисовать, но кисть немного дрожала, и он никак не мог изобразить лицо юноши на холсте.
– Господин Чэн? – спросила с тревогой Лин. – Я впервые вижу вас таким. Чжао Сяолян сильно повлиял на вас…
– У пациентов разные травмы. Есть те, кто защищается и агрессивен к окружающему миру. Но Чжао Сяолян вредит только самому себе, почти приносит себя в жертву. Он живет с камнем на сердце и даже не может плакать, – Чэн Ю отложил кисть и вздохнул.
– Наставник… – Лин опустила голову. – Тогда давайте поможем ему выплакать эти слезы… Если для лечения важно выражение скорби, а он не может справиться с этим сам, давайте поможем ему…
Чэн Ю удивленно посмотрел на девушку.
– Наставник, я пытаюсь вас понять. Вы сказали, что горы, на которые я смотрю, остаются для меня только горами; значит, мне самой нужно стать такой горой, чтобы все понять. Тогда я смогу вырасти как психотерапевт. Наставник, пожалуйста, давайте ему поможем.
Чэн Ю продолжал удивленно смотреть на помощницу. Он не ожидал, что она так быстро сумеет сделать выводы из его прежних слов. Лин же ободряюще глядела на него в ответ.
Чэн Ю представил, как бесчисленными ночами Чжао Сяолян слушает «голоса роз», а когда открывает глаза, видит улыбающиеся лица Сяомэй, смотрящие на него со всех сторон, и под тиканье будильника считает минуты до рассвета.
Он запер себя в тюрьме и сам стал своим охранником.
Лин в изумлении расширила глаза. Чэн Ю поспешно отвернулся и вытер слезы с лица. Девушка посмотрела на него с нежностью.
– Господин Чэн, я вам завидую. Вы так тонко чувствуете своих пациентов!
За окном подул ветерок, он легко пролетел через распахнутое окно и принес с собой аромат роз. Боль начала постепенно покидать сердце Чэн Ю, и, посмотрев на улыбающуюся Лин, он улыбнулся в ответ.
– Ты станешь великолепным психотерапевтом, Лин. А теперь нам пора обсудить лечение Сяоляна.
Лунной ночью Чжао Сяолян пришел в коридор в юго-восточной части школы, где они с Чэн Ю договорились провести церемонию вызова Сяомэй и снятия проклятия.
– Вы мне верите? Вы не собираетесь просто попытаться меня переубедить, как делали другие? – спросил тогда юноша.
– Разве кто-то может точно знать, в чем заключается истина? Психология – наука гибкая, она открыта ко всему новому и неизвестному, – сказал ему Чэн Ю.
В гипнотическом аромате роз Сяолян снова услышал голос Сяомэй, доносившийся из каждого цветка. Он больше не удивлялся – уже привык. Юноша прислушивался к этому хору. В лунном свете ярко выделялась его одинокая тень.
– Сяо Бай, – вдруг позвал его женский голос.
Это было его тайное прозвище, которое знала только ОНА.
Среди роз Сяолян увидел фигуру в белом платье. Его сердце подпрыгнуло. Он хотел последовать за ней, но фигура проплыла над цветами в дальний угол коридора.
Облака в небе закрыли луну, свет потускнел, и аромат роз, витавший в воздухе, словно стал еще сильнее, а тени будто выстроили лабиринт из коридоров в кампусе. Сяолян бежал по этому лабиринту, следуя за таинственной фигурой.
Вдруг фигура замерла. Юноша, остановившись, хотел отвернуться от нее, но его тело сковали страх и тревога. Он был не в состоянии пошевелиться.
– Я знал, что ты жива! Знал, что ты придешь! Они все думали, будто я сошел с ума… – бормотал Сяолян. – Сяомэй, ты появляешься в моих снах каждую ночь, всегда истекающая кровью, – страх сменился более сильным чувством, и юноша, приложив руку к груди, произнес: – Словно тысячи кошек вонзают свои когти в мое сердце и все скребут и скребут…
– Я тогда не сказала тебе кое-что, Сяо Бай, – ответил мягкий и нежный голос. – Я хочу попрощаться с тобой. Уходя, я этого не сделала. Мне очень грустно. Должно быть, у тебя остались ужасные воспоминания о нашей последней встрече… Я хочу расстаться с прошлым и не держать в себе больше эти боль и обиды. Хочу уйти счастливой. Ты тоже стань счастливым, Сяо Бай… – голос струился между розами и постепенно затихал вдали.
– Разве ты не хотела, чтобы боль заставляла меня помнить о тебе? – тихо спросил Сяолян.
– Все меняется. Я хочу освободить тебя. Ты заперт в настоящем аду. Я хочу помочь, потому что не могу видеть тебя таким несчастным… – голос девушки оставался мягким и нежным.
– Но я к этому привык…
Сяолян начал сомневаться. Сяомэй всегда была суровой и решительной, хотя и замкнутой, почему же она стала такой открытой и всепрощающей? Сяомэй ли это? Интересно, а изменилась ли после смерти ее внешность?
Он сделал шаг вперед. Белая вуаль закрывала лицо девушки. Он заметил бледные руки. Эти руки… Он вспомнил, как они когда-то обагрились кровью, а на белом платье появились темно-красные пятна. Воспоминания об аварии снова и снова возникали в его сознании. Голова начала раскалываться от боли. Он наблюдал, как эти руки медленно тянутся к нему, хватают за края одежды. Сяолян вдруг замер, пораженный осознанием. Сяомэй же умерла! Так откуда она здесь?
Он четко видел бледные руки, державшие его.
– Я хочу попрощаться с тобой здесь. И хочу услышать твое прощание со мной. После этого я сразу уйду, – произнес голос.
Сяолян продолжал молчать. В его голове кружились обрывки воспоминаний. Он своими глазами видел, как кремировали тело Сяомэй. На похоронах все плакали, а он стоял в оцепенении рядом с фотографией девушки и смотрел, как она холодно улыбается ему. Именно с того дня юноша начал слышать голос Сяомэй в каждом цветке розы.
– Помнишь, как провожал меня в последний путь? Единственное, о чем я сожалею, что не смогла попрощаться с тобой, а лишь оставила после себя злобное проклятье. Я сожалею, потому что очень люблю тебя, Сяолян, – голос задрожал. – Попрощайся со мной и отпусти, ведь заточив себя в этом аду, ты заточил в нем и меня.
От этих слов глаза Сяоляна внезапно наполнились слезами, и только тогда он понял, что с тех пор, как Сяомэй ушла, не пролил ни одной слезинки.
Чувство вины. Страх. Боль.
Эти эмоции, вспыхнувшие в его сердце, подавили грусть, и слезы пробились наружу. До сих пор огонь чувств постоянно тлел в его груди, а сейчас вспыхнул ярким пламенем. Словно весенний ручей зажурчал в иссохшем сердце, превращаясь в слезы.
Наконец-то Сяолян смог заплакать, и дрожащим голосом он произнес:
– Прощай… Сяомэй, прощай…
Девушка в белом помахала ему напоследок.
И скинула свое белое одеяние.
Это оказалась Лин.
– Отпусти, Сяолян, отпусти себя и Сяомэй!
В этот момент глаза девушки ярко заблестели, ее лицо освещал лунный свет. Она больше не напоминала холодную статую, как раньше, а действительно оплакивала трагедию Сяоляна.
– Ты… – мальчик разочарованно опустил голову, – значит, то была не Сяомэй.
– Нет, Сяолян. Посмотри на эти розы, – Лин жестом указала наверх.
Розы словно светились под луной, как светится зимой снег.
– Они… побелели… – Сяолян не верил своим глазам.
Все розы изменились за ночь. Кроваво-алые лепестки стали ослепительно-белыми.
Чэн Ю медленно вышел из-за розовых кустов, улыбнулся и зааплодировал Сяоляну.
– Ты сказал, что проклятие Сяомэй заключается в том, что, пока розы не побелеют за одну ночь, она тебя не простит, и совесть будет мучить тебя всю оставшуюся жизнь. В тебе жила грусть, подавленная печаль. Сяолян, даже после ее злобных слов ты все равно не смог возненавидеть Сяомэй и до сих пор хранишь радостные воспоминания о проведенном с ней времени, верно? Но как же быть с проклятьем, спросишь ты. Я воспользуюсь магическим заклинанием и призову самую могущественную силу в мире – силу любви и прощения, чтобы снять с тебя это проклятье. Любовь и ненависть Сяомэй ушли вместе с ней, а ты взял на себя ее несчастье и печаль. Я призываю всех своих предшественников: Будду, Ф