Теплая вода окутывала его точно одеялом, убаюкивала в мягком коконе и меняла его сознание, готовя к другому миру. Перед глазами все поплыло, и Харрисон ощутил покой. Он до сих пор не забыл то состояние. Именно этого он и хотел всю жизнь: хотел, чтобы мама обняла его, успокоила, хотел ее любви… Тогда он знал точно: мама его любит и старается защитить.
А потом Пророк услышал непонятный шум, ворвался в ванную и вырвал их обоих из лап смерти.
Сидя в школьном спортзале, Шоуфилд испытал сожаление, что матери не удалось исполнить задуманное в тот холодный августовский день.
– Хочу выйти на воздух, – бросил Шоуфилд и, спотыкаясь, двинулся вниз по ступенькам трибуны. Он протолкался к двери спортзала и нашел туалет, где его тут же вырвало в раковину. Из зеркала на него смотрел демон. Если Пророк был прав и он, Шоуфилд, действительно сын Сатаны, провозвестник апокалипсиса, значит, пора остановиться. Дети не заслуживают такого отца. Жена и ребята – вот и все, к чему сводилась его личная вселенная. Для них нет места в новом мире Пророка.
Шоуфилд брел по коридорам школы словно в тумане. Здание будто вымерло, лишь под потолком горел рассеянный свет. Прерывистое эхо его шагов отражалось от плитки пола и стен. В школе воняло чистящими средствами с отдушкой хвои. Он не сразу осознал, что следует определенному плану, и инстинктивно нашел выход на крышу.
Шоуфилд пробирался по бетонному покрытию крыши мимо вентиляционных отдушин и систем отвода отработанного воздуха и уже подходил к краю здания. Ветер трепал его волосы; в воздухе ощущался морозец. Земля, покрытая снежным саваном, манила, готовясь принять в свои материнские объятия. Шоуфилд ступил на приподнятый край крыши и распростер руки. Одна его нога повисла над пустотой. Еще шаг, и кошмар кончится. Демон умрет, и мир станет светлее.
А если он не разобьется насмерть? Как он будет объясняться? В несчастный случай никто не поверит.
Поразмыслив, Шоуфилд решил, что на самом деле это неважно. Так или иначе, падение с крыши сорвет последний ритуал. Мир продолжит жить даже после Непроглядной ночи, а он, Шоуфилд, уже не сможет причинить никому вреда. Один шаг, и планы Пророка потерпят крах.
Он задумался. Пророк, ритуалы, Непроглядная ночь. Элементы не выстраивались в систему. Как же он не увидел этого раньше? Неужели был настолько слеп?
До Непроглядной ночи оставалось еще три дня, и сегодня вечером Шоуфилд собирался похитить первую из пяти жертв, необходимых для последнего ритуала. Разве Пророк планировал, что ему придется похищать более одной девушки каждый вечер? Если так, то старик не поделился с ним своими намерениями, и Шоуфилд был не готов к такому повороту.
И вдруг пелена спала с его глаз.
Шоуфилда пронзила ужасная мысль, которая прожгла его мозг словно лучом раскаленного солнца. Он отступил от края и упал на колени, прижав руки к груди. Некоторое время Шоуфилд раскачивался взад‐вперед, и его тело сотрясалось от страха и стыда.
Теперь он знал, где Пророк собирался раздобыть последние три жертвы, и его догадка все меняла.
День четвертый. 18 декабря, вечер
41
Мэгги вытащила чемодан из багажника ярко‐зеленого такси и расплатилась с водителем.
День получился длинным. Вылет задержали, а у машины, которую Мэгги арендовала в аэропорту, по дороге в отель спустило колесо. Она провела целый час, ожидая, когда компания по прокату автомобилей вызовет ей такси. Представитель компании заявил, что новую машину подгонят прямо к отелю, однако Мэгги подозревала, что для этого ей придется провести еще часок на телефоне. Сегодня она встретится с Маркусом.
Он взбесится – Мэгги нарушила его приказ, – но ей было плевать. Она поможет в расследовании, хочет Маркус того или нет.
Мэгги зарегистрировалась на стойке администратора. В холле толпился народ, и очередь к стойке образовалась немаленькая. К счастью, Стэн заранее забронировал ей номер почти напротив апартаментов Маркуса и Эндрю.
Мэгги поднялась наверх, бросила чемодан и постучалась в номер Маркуса. Несколько секунд тишины, и Эндрю открыл дверь. Верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, узел черного галстука ослаблен. В левой руке Эндрю держал кусок пиццы. Обычного ароматного духа свежей еды Мэгги не уловила. Видимо, Эндрю доедал остатки обеда.
– Мэгги? – удивился Эндрю.
Она вскинула брови.
– Пригласишь войти?
– А-а, да‐да, конечно, входи.
Мэгги ступила в переднюю комнату номера и бросила взгляд на дисплей, высвечивающий улики, которые им удалось добыть. Устройство действительно оказалось превосходным. Мэгги не скучала по старой классной доске, которую использовал Аллен, но тосковала по самому Профессору, по его вдумчивому, спокойному стилю руководства.
– Что ты здесь делаешь, Мэгс? – поинтересовался Эндрю.
Мэгги глубоко вздохнула, притворившись, что не расслышала вопроса.
– Как продвигается расследование?
Теперь вздохнул Эндрю.
– Только что говорил со Стэном. Он подбросил нам пару новых ниточек.
– Отлично! Чего мы ждем? Где Маркус?
Взгляд Эндрю метнулся через комнату, будто в поисках потерянной вещи. Он пытался что‐то сказать, но, похоже, не мог решиться, наконец все же признался:
– В ресторане отеля, ужинает с агентом ФБР.
– А почему ты так странно себя ведешь? – прищурилась Мэгги.
Эндрю пожал плечами.
– Не понимаю, о чем ты.
– Ладно. Наверное, составлю им компанию.
– Ты знаешь…
– Что, Эндрю?
– Нет, ничего. Уверен, Маркус будет рад тебя видеть.
42
Васкес глотнула вина и постаралась расслабиться. День походил на «американские горки», и ей требовалось хотя бы полчасика для отдыха. Мужчина, сидевший напротив, изучал меню в кремово‐лиловой обложке. Его замечательные разноцветные глаза скользили по каждому пункту, однако Васкес заметила, что он успевает бросать быстрые взгляды вокруг, оценивая обстановку в зале. Рукава серой шелковой рубашки были закатаны до локтя, обнажая тугие канаты мышц на предплечьях. Должно быть, много тренируется, решила Васкес, и задумалась: интересно, его тело выглядит таким же сильным, как и руки?
Бывает же… Еще утром она страстно ненавидела этого человека, готова была вышвырнуть его из города, а вечером уже не возражала бы с ним…
Стоп, девочка… Не все сразу.
Официантка приняла заказ и наполнила их бокалы. На пять звезд ресторан не тянул, однако оказался симпатичным и спокойным: хорошее местечко для ужина, где можно обсудить подробности расследования, а там уж как пойдет. Маркус откинулся к стене кабинки и небрежно положил правую руку на спинку дивана.
– Так почему же вы поступили на службу именно в ФБР?
– Мне казалось, что здесь я добьюсь лучших результатов, принесу максимальную пользу. А вы? Почему министерство юстиции? По‐моему, для Бюро поведенческого анализа лучше кандидатуры, чем вы, не найти. Даже не знала, что в министерстве есть подразделение, которое занимается серийными убийцами.
– У нас небольшой отдел. Очень узкая специализация. Работаем только… с особыми делами.
– Вы имеете в виду – с самыми резонансными?
– Да, можно и так сказать. Обычные структуры правоохранительных органов вполне компетентны в девяноста девяти и девяти десятых процента случаев, и нет необходимости привлекать таких парней, как мы. Однако порой экстремальные ситуации требуют экстремальной… тактики.
– То есть нужен человек, который умеет многое замечать.
– Помимо прочего да, – пожал плечами Маркус.
– Вам нравится эта работа?
Лицо Маркуса стало серьезным, и он сделал большой глоток кофе.
– Есть такая штука – предназначение. Нравится тебе путь, не нравится…
Васкес кивнула. Ей приходилось видеть, что происходит с некоторыми агентами в Бюро. Монстры нередко влезали в их головы и уходить не хотели ни в какую.
Столик Маркус выбрал у задней стены ресторана и сел лицом к залу. Он все время оставался настороже, словно с минуты на минуту ожидал нападения, и все же не производил впечатления человека нервозного. Видимо, осторожность стала его вторым «я». В этом отношении Маркус напоминал ее отца, хотя у Васкеса‐старшего осторожность выражалась не так явно. Такой же взгляд, каким Маркус окидывал ресторан, Васкес как‐то заметила у мужа подруги. Тот служил в войсках специального назначения и тогда только вернулся из горячей точки.
– Что вы видите? – спросила Васкес.
– О чем вы?
– Вы постоянно осматриваете зал. Что там происходит?
Маркус глянул на нее в упор: один глаз зеленый, другой – карий…
– Я вижу все.
– Но… вы же можете на время выключиться, разве нет?
– На самом деле это выматывает. Одежда, жесты, любое движение – все откладывается в памяти, каждый факт на свою полочку. Больше того: я делю все, что увижу, на составные части и ничего не могу с этим поделать. Анализирую каждый элемент. Мою способность можно сравнить с телеэкраном. Вы сидите напротив меня как бы в экране. И вдруг ломается дистанционное управление. Каналы начинают сменять друг друга.
– Наверное, безумно раздражает.
– Представьте, что передо мной не один экран. Напротив висит множество телевизоров, как в выпуске новостей или в букмекерской конторе где‐нибудь в Вегасе, где экранами заполнена огромная стена. Именно поэтому я люблю фильмы и книги. Когда сижу в кино… не то чтобы моя способность совсем выключается, просто кажется, что кто‐то нажал на кнопку приглушения звука. Тот редкий случай, когда мне удается сбежать от самого себя.
– Вы себя не любите?
– А что, разве кто‐то любит?
– Вас?
– Нет. Кто‐то любит самого себя? – улыбнулся Маркус. – Так или иначе, вы теперь понимаете, почему я считаю свой талант проклятием, а вовсе не Божьим даром.
– Понимаю, что это, как вы говорите, выматывает. Однако я вижу, насколько ваши умения помогают при расследованиях.
К их столику подошла официантка и снова подлила вина.