– Где Белакур? – спросил Маркус.
– Наблюдает со стороны переулка перед следующим кварталом, – отозвалась Васкес, глотнув кофе.
– Он знает, что я все еще здесь?
– Нет.
– Что он предпримет, если меня увидит?
– Понятия не имею. Наверное, у него дым из ушей повалит.
Музыка Led Zeppelin стихла, и ведущий перешел к выпуску новостей, отметив, что на район обрушится снежный буран. Дальше по радио заговорили о предстоящем зимнем солнцестоянии, и Маркус прибавил звук.
«…в связи с лунным затмением ночь зимнего солнцестояния окажется не только самой длинной, но и самой темной, причем не только в этом году, а, судя по прогнозу, за последние пятьсот лет».
– Вот оно что, – заметил Маркус. – Что бы там ни задумал Анархист, действовать он будет именно в эту ночь.
– Вы уверены?
– Самая темная ночь за последние пятьсот лет… Разве может быть более подходящее время для апокалиптических ритуалов?
– Солнцестояние уже через два дня, а у Анархиста пока лишь одна жертва, которую он оставил в живых. Если он действует по прежней модели, то убивает двух женщин за четыре дня, а еще пять похищает в течение следующих пяти суток.
– Все меняется. Вдруг он планирует совершить рывок. Впрочем, не исключено, что он успел похитить трех женщин, об исчезновении которых мы пока не знаем.
– Будем надеяться, что это не так.
– Я чувствую его. Анархист работает, и через два дня у него будет пять жертв.
Ожила полицейская волна, и в эфир ворвался голос Белакура:
– К дому приближается темно‐синий автомобиль средних размеров. Возможно, «камри». Всем занять места по расписанию, ждать команды. Не исключено, что это наш парень.
71
Шоуфилд ждал у дома следующей жертвы, женщины по имени Лиз Хэмилтон. Он подключился к незащищенной сети одного из соседей и вывел на экран изображение с камеры, установленной в доме. Лиз спокойно спала: простыня на ее груди мерно поднималась и опускалась. Легла она рано – судя по всему, была жаворонком.
Не в силах дальше оттягивать неизбежное, Шоуфилд набрал номер, и после третьего гудка ему ответил тягучий голос с южным акцентом.
– Взял девушку, Харрисон?
Шоуфилда вдруг подвели голосовые связки. Язык распух и бесполезной массой ворочался во рту.
– Харрисон? Ты меня слышишь, мальчик? Получил мое сообщение?
– Да, я слушаю, Пророк. Сообщение получил.
– Значит, ты пока ушел в тень?
– Да, сэр, как вы и приказывали. Сэр, я… я хотел уточнить насчет последнего ритуала…
– Просто делай, что тебе говорят. Остальное – не твоя забота. Я все организовал.
– Я насчет этого и тревожусь. Мне нужно знать, кто последние три жертвы. Надо…
– Как ты смеешь меня допрашивать! Я говорю от имени Отца нашего. Усомнившись во мне, ты сомневаешься и в нем! У каждого из нас своя роль. Твое дело – сосредоточиться на восхождении. Остальным займусь я.
Шоуфилд с содроганием прикусил губу. Он физически чувствовал плеть, охаживающую его спину, разрывающую плоть, видел обнаженного Пророка, выкрикивающего что‐то на незнакомом языке. Харрисон тогда был ребенком, мальчиком без души. Теперь он стал мужчиной, впитавшим в себя силу прошлых жертв.
– Так неправильно. Расскажите мне! Кого вы планируете выбрать в жертвы?
Пророк притих; в трубке раздавалось его медленное дыхание, потрескивал эфир.
– Я думал, ты уже знаешь.
– Они не имеют отношения к нашим делам! Я вас к ним не подпущу …
– Ты поступишь так, как тебе велят.
– Я не позволю вам причинить вред моей семье!
– Как полагаешь, зачем я отправил тебя к деду, зачем позволил вести жизнь обычного человека? – Пророк усмехнулся. – Не задумывался до сегодняшнего дня? Я разрешил тебе завести семью. Твои дети – моя собственность. Они живут лишь постольку, поскольку я это допустил.
Шоуфилд молчал, по его щекам катились слезы.
– Твоя семья даст нам то, чего недоставало при прошлых ритуалах, только поэтому ты ведешь относительно свободную жизнь. Вспомни детство: тогда мы тоже приносили жертвы, однако они для тебя ничего не значили. В прошлом году повторилось то же самое. Те женщины не были твоими личными жертвами, не были твоим сознательным выбором. Твое сердце оказалось не готово. Нам не хватило тьмы и решимости. Прошлый ритуал – лишь подготовка к Непроглядной ночи. Все эти годы мы работали над тем, чтобы приблизиться к этой ночи, самой темной за последние пятьсот лет. Теперь ты во всеоружии. Принесешь в жертву Отцу нашему своих детей – взойдешь на трон, станешь настоящим Антихристом. Мир перестанет существовать, и из пепла родится новая вселенная.
Страх и сомнение нахлынули на Шоуфилда, однако он смахнул слезы и повторил:
– Нет! Я не позволю причинить им вред. Я не буду подчиняться вашим приказам. Я не кукла и уже не ребенок.
– Ты сделаешь то, что я скажу!
Шоуфилд выключил телефон, испытывая одновременно гнев, страх и растерянность. Водоворот эмоций разрывал изнутри; Шоуфилду казалось, что колонны, поддерживающие его хрупкий мир, начинают рушиться, и небо вот‐вот упадет на землю. Он утратил самообладание и уже не знал, как остановить раскручивающуюся спираль.
Шоуфилд перевел взгляд на дом Лиз Хэмилтон. Ему требовалась сила этой женщины. Его уверенность и мощь росли с каждым убийством, и сейчас, если он хочет защитить от Пророка свою семью, нужно было взять все души, до которых удастся дотянуться.
Наступило время для следующей жертвы.
72
Подозреваемый не выходил из машины. Маркус был уверен, что за рулем сидит мужчина, однако усилившийся снегопад не давал возможности хоть что‐то разглядеть. Ему показалось, что мужчина поднес к уху телефон.
– Это не «камри», – произнес Маркус.
– А в темноте похоже, – сказала Васкес, опустив бинокль.
– Пожалуй…
У Маркуса в кармане завибрировал телефон. На экране высветился неизвестный номер, и Маркус точно знал, чей голос сейчас услышит. Наверняка звонил Акерман. Маркус нажал кнопку, отклонив вызов. Отвлекаться не следовало.
– Кто это был?
– Неважно.
– Часто он звонит?
– Постоянно, черт бы его побрал!
Из динамика рации снова раздался голос Белакура, прервав их разговор:
– Все вперед! Он нужен нам живым!
Маркус слышал еще до выезда, как Васкес спорила с Белакуром, что следует предпринять, если они обнаружат подозрительную машину. Необходимо дать убийце подойти к дому и брать его с поличным, настаивала она. Васкес беспокоилась, что задержание ни в чем не повинного человека спугнет настоящего убийцу. Белакур возражал. Полицейских в доме не было, так как преступник мог увидеть их на изображении с камеры; он говорил, что у них недостаточно времени для того, чтобы закольцевать видеопоток. Белакур тревожился за безопасность женщины. Маркус знал, что оба они одновременно и правы и не правы. Так или иначе, в создавшейся ситуации он соглашался с подходом Белакура, хотя и не стал говорить о своих выводах Васкес.
Человек за рулем автомобиля отложил телефон и уставился на экран какого‐то устройства, разместив его на рулевом колесе. Жидкокристаллический дисплей бросал тусклые отблески на лицо водителя. Устройство могло оказаться удаленным терминалом камеры, установленной в доме жертвы.
Маркус видел, как кольцо полицейских смыкается вокруг темно‐синего седана. Четыре бойца из группы захвата в полной экипировке незаметно подобрались к машине со стороны соседнего дома. Одновременно тронулись с места три автомобиля без опознавательных знаков; их фары, словно по команде, загорелись, как только они подъехали вплотную к машине подозреваемого. Полицейские машины резко остановились, заблокировав седан со всех сторон. Группа захвата, действуя синхронно с полицейскими, немедленно окружила машину и выволокла наружу водителя, на которого направили сразу несколько стволов.
Задержанный был одет в джинсы и рубашку с какой‐то эмблемой на левом нагрудном кармане, хотя ожидалось, что убийца будет с ног до головы в черном, да и для передвижения в метель его одежда не годилась.
Васкес едва слышно чертыхнулась.
– Это не он!
– Похоже, парень просто заплутал. Ручаюсь, что прибор, который он держал в руках, всего лишь навигатор.
– Проклятье! Если Анархист следил за домом, его уже и след простыл…
Маркус взял стакан с кофе, сделал хороший глоток и возразил:
– Его здесь нет. Мы вообще приехали не туда.
73
Шоуфилд прислушался. Из спальни Лиз доносилась тихая музыка – что‐то вроде акустического кофе‐хаус рока. В гостиной пахло лесом. У окна стояла красивая пихта Фразера, наряженная под рождественскую елку. С ее веток свисали гирлянды и елочные игрушки, а наверху деревца восседал ангелочек. Пышная, ароматная, явно дорогая пихта не слишком соответствовала скромному домику с единственной спальней. Ангелочек, маячивший под потолком, взирал сверху с немым укором.[18]
До спальни оставалось лишь несколько футов. Близость жертвы и осознание предстоящего пробуждали в Шоуфилде звериный инстинкт. Он не собирался пичкать эту женщину наркотиками и не хотел везти ее к Пророку, не планировал и пристрелить на месте. Сегодня он даст выход накопленной мощи: возьмет женщину силой и поглотит ее душу. На этот раз Шоуфилд был настроен на схватку с жертвой, чего всеми силами избегал во время предыдущих похищений. Как ни странно, он чувствовал, что сегодняшний поступок принесет ему освобождение, даст уверенность и, в конце концов, позволит противостоять Пророку. Этот вечер докажет, что Шоуфилд и в самом деле стал сильнее.
Он знал, что долгие раздумья приведут лишь к тому, что риски и неизвестные пока переменные лишат его решимости, поэтому действовал быстро и грубо. Удар ногой – и накладка замка легко сорвалась с косяка, а дверь распахнулась в комнату.
Из гостиной в спальню хлынул поток света, упав на лицо Лиз Хэмилтон. Шум и яркий свет заставили ее подскочить в кровати. Лиз глянула прямо в лицо Шоуфилду, и пронзительный крик, отразившись от стен комнаты, заставил Шоуфилда на секунду заколебаться. Лиз хватило этого мига, чтобы броситься в ванную, дверь которой выходила в спальню. Дверь захлопнулась прямо перед лицом Шоуфилда.