Когда Маркус был еще мальчишкой, отца избили бейсбольной битой двое парнишек, взломавших маленький магазин электроники. Матери позвонили поздно ночью. Подобных звонков боится жена любого полицейского. Она укладывала Маркуса с собой, когда отец работал в ночную смену, и в ту ночь они как раз спали в одной кровати. Все обошлось легким сотрясением мозга и несколькими швами, однако Маркус до сих пор не забыл выражение лица матери. И сейчас ему не удавалось отделаться от мысли, что где‐то в городе сегодня еще один ребенок видит страх и горе в глазах матери.
Баснословно дорогой костюм и пальто Ступака были помяты и расстегнуты, узел галстука ослаблен, рубашка выбилась из брюк. Впервые с их встречи на совещании в конференц‐зале Маркус видел детектива взволнованным.
– Сочувствую…
Ступак кивнул, не отрывая глаз от криминалистов, собиравших улики в патрульной машине.
– Мы потеряли хорошего копа. Парень к работе относился серьезно. Для него это был не просто заработок. – Ступак провел ладонью по гладко выбритой голове. – Здесь такого еще не случалось… За последние несколько часов убито двое наших.
– Двое? Погиб еще один полицейский?
Ступак бросил на Маркуса резкий взгляд, словно пытаясь определить, не шутит ли федеральный агент.
– Белакур. Мне плевать на эти разговоры, что он якобы что‐то натворил. Белакур был хорошим детективом и… и моим другом.
– Белакур мертв?
– Вы что, не в курсе?
– Нет. Пытался связаться с Васкес, но так и не дозвонился.
Ступак вздохнул и потер затылок.
– Тогда простите. В ближайшее время вам вряд ли удастся с ней поговорить. Она собиралась взять на живца некоего Янсена. Живцом был Белакур. Похоже, что‐то пошло не так. Мы полагаем, что Янсен застрелил Белакура из мощной штурмовой винтовки. Тот умер на месте. Васкес получила пулю в живот. Бронежилет не спас, однако пуля потеряла скорость. Васкес сейчас в операционной. Это все, что мне известно.
Маркус почувствовал себя так, словно из легких вышибли воздух: хотел сделать вдох и не мог. По его телу пробежала ледяная дрожь, через несколько секунд сменившись яростным пламенем.
– Я найду этих подонков, Ступак! Найду и убью! Конлана, Шоуфилда, Янсена – каждого из них. Можете мне не помогать, но хотя бы не мешайте.
Ступак бросил на Маркуса долгий тяжелый взгляд и, наконец, спросил:
– Что я могу сделать?
– Ваши ребята осмотрели дом?
– Да. Нашли в подвале сейф с нелегальным оружием: пара автоматических винтовок и гранаты.
– Гранаты? Где, черт возьми, ему удалось раздобыть гранаты?
– Это не так сложно, как кажется. Тем более парень работает в сфере, связанной с безопасностью. Уверен, что у них в штате полно бывших военных. А разряженную гранату можно купить вообще в любом оружейном магазине. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы вставить в нее начинку.
– Что семья? О них ничего не слышно? – спросил Маркус.
– Мы связались с сотовым оператором, запросили отследить их телефоны, однако все аппараты остались в доме. Говорили с тещей Шоуфилда. Дочь звонила ей вчера поздно вечером, сообщила, что у них неприятности и они на время уедут. Мать пыталась ее расспросить, но никаких подробностей не выяснила.
Маркус еще раз окинул взглядом богатый квартал и особняк, выделявшийся на фоне остальных. У Шоуфилда была жена, трое детей и самый большой дом в квартале. И все же ему не удалось уйти от своего прошлого. Его голод не утолило бы ни дорогое имущество, ни все деньги мира.
Почему семья убийцы покинула дом? Неужели они наконец разгадали тайну главы семейства и бежали в страхе?
Маркус вытащил из внутреннего кармана кожаной куртки визитную карточку и вручил Ступаку.
– Мне хотелось бы проверить дом лично. Если вам удастся что‐то найти, позвоните.
Ступак принял карточку и отозвался:
– Того же жду от вас.
Маркус двинулся к дому по бетонной дорожке. Один из криминалистов никак не хотел пускать его внутрь. Пришлось предъявить удостоверение и сказать несколько резких слов. Очутившись в холле, Маркус быстро прошелся по первому этажу с семейными фотографиями на стенах. Каникулы, выпускные вечера, события из школьной жизни, несколько профессиональных фотопортретов – здесь были представлены все возможные жанры фотосъемки. Галерея походила на музей с той лишь разницей, что под снимками отсутствовали поясняющие таблички.
Хроника семьи Шоуфилд, вся их жизнь. Родители и дети выглядели по‐настоящему счастливыми.
Маркус вспомнил о Васкес и подумал, появится ли у нее возможность создать подобную семью, будет ли у нее муж, дети, такой же холл, в котором увековечены самые славные семейные события. Эти ублюдки украли у Васкес будущее.
В кармане зазвонил телефон, и на дисплее высветился неизвестный номер. Сжав зубы, Маркус ответил на звонок, без предисловий заявив в трубку:
– Мне нечего тебе сообщить.
– Что он рассказал?
– Правду.
– Очень сомневаюсь, – усмехнулся Акерман.
– Он сказал, что ты со своим отцом убил моих родителей.
– Так и сказал? Интересно… Я сам тогда был мальчишкой и никакого отношения к их смерти не имею. А вот ты ту ночь пережил исключительно благодаря мне. Неужели в самом деле не помнишь, что произошло?
Маркус не сказал в ответ ни слова, хотя прекрасно понимал, о чем говорит Акерман. Он помнил голос в темноте, который помог ему спрятаться, пока родители кричали от боли на первом этаже, помнил, как кто‐то держал его за руку. Он помнил страх и тоску той ночи. Маркус тогда был совсем мал; полузабытые образы, мелькавшие в голове, расплывались, наталкиваясь на внутренний запрет, и никак не могли слиться в единое целое. Он всегда задавал себе вопрос, как случилось, что воспоминания из детства типа похода в зоопарк в Бронксе или на Кони-Айленде, семейных обедов в кондитерской «Маццоли» или пиццерии «Нино» оставались яркими и полными, а та ночь ускользала из памяти.
– Я сам только недавно узнал правду, – продолжил Акерман. – Я ту ночь помнил, но с тобой ее никогда не связывал. Да, был там какой‐то маленький испуганный мальчик в пижаме с ковбоями. Отец приказал мне найти его и привести вниз. Не знаю, что такого проскользнуло в твоих глазах, но это выражение заставило меня найти тебе укрытие. Я спрятал тебя на крыше крыльца под окном твоей спальни, потом заправил твою постель и сказал отцу, что тебя наверху нет. Он кинулся в спальню и обыскал ее сам, однако тебя не нашел. Ты жив только потому, что я тебя тогда спас.
Маркус не знал, что сказать. Рассказ убийцы совпадал с его разрозненными воспоминаниями, хотя новая информация не обязательно означала, что Директор лгал. Он и сам мог не знать всего.
– С чего ты взял, что после той ночи между нами появилась связь?
– Да полно! Думаешь, я прямо сейчас выложу все свои секреты? К тому же нам пока и без этого есть о чем подумать. Как идет погоня за Анархистом?
– До свидания, Акерман.
– Подожди! Я знаю, как можно его найти…
Маркус понимал, что должен нажать кнопку отбоя. Нельзя позволить сумасшедшему дать волю своим фантазиям, да и вообще нельзя поощрять его выходки. И все же любопытство пересилило.
Акерман почувствовал его молчаливое согласие и снова заговорил:
– Если хочешь контролировать человека, нужно знать его слабые места. Кого он любит, чем увлекается? Чего он хочет? Что ему требуется? Что он считает для себя самым важным? Если удастся ответить на эти вопросы применительно к Анархисту, ты сможешь сыграть на его слабостях и заставить плясать под твою дудку. Ну, понял? Для того чтобы пойти таким путем, нужно набраться смелости и перешагнуть через себя. Смелости тебе не занимать. Удачной охоты!
В трубке зазвучали гудки.
Акерман говорил правду. Маркус знал, что особенно дорого Шоуфилду. Придется использовать это знание против убийцы, и сама эта мысль была ему ненавистна.
Он последний раз глянул на счастливые лица и памятные сцены на фотоснимках и набрал номер Стэна.
– Крематорий Стэна слушает. Вы убиваете, мы кремируем.
– Стэн, мне не до шуток. Я должен найти семью Шоуфилда. Они в бегах, однако опыта у них нет. Наверняка они где‐то прокололись и оставили след.
– Хорошо, займусь. Что планируешь сделать, когда найдешь их?
– Похищу и попрошу выкуп.
109
Элеонор Шоуфилд выглянула из окна мотеля «Белмонт» и с тоской подумала о той идеальной жизни, которая осталась в прошлом. Мотель располагался в небольшом здании, отделанном бело‐оранжевой плиткой. На вывеске перед входом, переливающейся синим и белым, бежала реклама: телефоны, кондиционеры, телевизор в номере… Элементарные удобства подавались словно предметы роскоши. Впрочем, посмотрев на фасад мотеля, можно было усомниться в том, что в номерах действительно имеется все необходимое. Внутренние помещения слепили яркой желтизной; на покрывалах красовалась вышивка в виде подсолнухов. Элеонор вспомнила, что похожие покрывала когда‐то в детстве лежали на кровати ее бабушки. В номере витал легкий неприятный запашок, словно в подвале, прошедшем дезинсекцию, однако было сравнительно чисто.
Господи, как низко она пала: радуется, что ее дети будут спать в комнате без тараканов!
Харрисон велел остановиться в «Белмонте», будто заранее планировал бегство. Муж велел ей расплачиваться наличными, однако для Элеонор стало неожиданностью, что номер в подобной помойке будет стоить шестьдесят долларов в сутки. Она никогда не держала в кошельке наличных, всегда пользуясь кредитными картами, задолженность по которым погашала в конце месяца. Пришлось перейти через дорогу и снять деньги в банкомате.
Детям Элеонор сказала, что решила устроить сюрприз на выходные, поэтому они срочно уезжают. У младших особых вопросов не возникло, однако Алисон явно что‐то заподозрила. Вероятно, она предположила, что родители надумали разводиться. Возможно, к тому и шло. Старшая дочь сидела, воткнув в уши наушники, Бенджамин играл на портативной приставке, а Мелани увлеченно смотрела «Дору‐путешественницу» по старому ламповому телевизору. Маленький шпиц, которого Харрисон подобрал на улице, разлегся у девочки на коленях.